Неточные совпадения
— Он стал стучать
в дверь изо всей силы; я, приложив глаз к
щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой
стороны нападения, — и вдруг оторвал ставень и бросился
в окно головой вниз.
Они шаркали по камням, прятались
в щелях и неожиданно появлялись где-нибудь с другой
стороны.
С той
стороны двери
в эту же
щель створа глядел на нее строгий глаз Абрамовны.
Луша теперь ненавидела даже воздух, которым дышала: он, казалось ей, тоже был насыщен той бедностью, какая обошла флигелек Прозорова со всех
сторон, пряталась
в каждой складке более чем скромных платьев Луши, вместе с пылью покрывала полинялые цветы ее летней соломенной шляпы, выглядывала
в отверстия проносившихся прюнелевых ботинок и сквозила
в каждую
щель,
в каждое отверстие.
Вероятно, если внимательнее поискать, то
в какой-нибудь щелке они и найдутся, но, с другой
стороны, сколько есть людей, которые, за упразднением, мечутся
в тоске, не зная,
в какую
щель обратиться с своей докукой?
Эти разговоры под плачущий плеск воды, шлепанье мокрых тряпок, на дне оврага,
в грязной
щели, которую даже зимний снег не мог прикрыть своим чистым покровом, эти бесстыдные, злые беседы о тайном, о том, откуда все племена и народы, вызывали у меня пугливое отвращение, отталкивая мысль и чувство
в сторону от «романов», назойливо окружавших меня; с понятием о «романе» у меня прочно связалось представление о грязной, распутной истории.
Рыжий, захлебываясь словами, всё время говорил о чем-то на ухо человеку с бакенбардами, точно отвечал учителю, хорошо зная урок и гордясь этим. Его слушателю было щекотно и любопытно, он легонько качал головою из
стороны в сторону, и на его плоском лице рот зиял, точно
щель на рассохшейся доске. Иногда ему хотелось сказать что-то, он начинал странным, мохнатым голосом...
Отворив дверь, Эдвардс вошел к крошечную низкую комнату, расположенную под первой галереей для зрителей; нестерпимо было
в ней от духоты и жары; к конюшенному воздуху, разогретому газом, присоединялся запах табачного дыма, помады и пива; с одной
стороны красовалось зеркальце
в деревянной раме, обсыпанной пудрой; подле, на стене, оклеенной обоями, лопнувшими по всем
щелям, висело трико, имевшее вид содранной человеческой кожи; дальше, на деревянном гвозде, торчала остроконечная войлоковая шапка с павлиньим пером на боку; несколько цветных камзолов, шитых блестками, и часть мужской обыденной одежды громоздились
в углу на столе.
«Есть!» — и вслед за этим ответом
в арестантское помещение были бы пущены из машины струи горячего пара, точно
в щель с тараканами. Это страшное средство предотвращало всякую возможность общего бесчинства со
стороны серого населения пароходного трюма.
Казалось, солнце подымается с той
стороны по склонам хребта, чтобы заглянуть сюда,
в эту убогую
щель, на эту темную реку, на эти сиротливые избушки, на старика с бледным мальчиком, ждавших его появления.
Люди бегут, падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец лодки привязаны, палатка поймана.
В это время с моря нашла только одна большая волна. С ревом она рванулась на берег, загроможденный камнями. Вода прорвалась сквозь
щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах. На местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром
в сторону.
— Беги, милый, беги; он уже что-нибудь скаверзит, либо что, либо что, либо еще что. Ну, а пока я тебе, пожалуй, хоть одно звено
в своем заборчике разгорожу. Сафроныч успокоился —
щель ему открывалась. Утвердили они одну лесенку с одной
стороны, другую с другой, и началось опять у Сафроновых хоть неловкое, а все-таки какое-нибудь с миром сообщение. Пошла жена Сафроныча за водою, а он сам побежал к приказному Жиге, который ему
в давнее время контракт писал, — и, рыдая, говорит свою обиду...
На одной
стороне в окнах,
в щелях ставен, вспыхивала молния. Было душно перед грозой, кусались комары, и Жмухин, лежа у себя и размышляя, охал, стонал и говорил самому себе: «Да… так» — и уснуть было невозможно. Где-то очень-очень далеко ворчал гром.
Лука Иванович дал стащить с себя свою незатейливую шубку на кротовых"спинках", как он называл ее мех, и снял бахилы, держась за косяк двери, ведущей
в его рабочую комнату. А с левой
стороны светилась внизу
щель вдоль другой двери, и оттуда доносился не то разговор, не то чье-то монотонное, Точно дьячковское, чтение. Оно вдруг прекратилось на несколько секунд, но потом опять пошло гудеть. Голос был явственно — мужской.
Неподалеку от Гельмета, за изгибом ручья Тарваста,
в уклоне берега его, лицом к полдню, врыта была закопченная хижина. Будто крот из норы своей, выглядывала она из-под дерна, служившего ей крышею. Ветки дерев, вкравшись корнями
в ее
щели, уконопатили ее со всех
сторон. Трубы
в ней не было; выходом же дыму служили дверь и узкое окно. Большой камень лежал у хижины вместо скамейки. Вблизи ее сочился родник и спалзывал между камешков
в ручей Тарваст.