Неточные совпадения
Начинается крик, шум, угрозы, с одной
стороны по-русски, с другой — энергические ответы и оправдания по-голландски, или по-английски, по-немецки. Друг друга
в суматохе не слышат, не понимают, а кончится все-таки тем, что расцепятся, — и все смолкнет: корабль нем и недвижим опять; только
часовой задумчиво ходит с ружьем взад и вперед.
У калитки деревянных строений, с правой
стороны, против
часового сидел на лавочке надзиратель
в мундире с галунами с записной книжкой. К нему подходили посетители и называли тех, кого желали видеть, и он записывал. Нехлюдов также подошел к нему и назвал Катерину Маслову. Надзиратель с галунами записал.
Труден был маневр, на целые недели надобно было растянуть этот поворот налево кругом и повертываться так медленно, так ровно, как
часовая стрелка: смотрите на нее, как хотите, внимательно, не увидите, что она поворачивается, а она себе исподтишка делает свое дело, идет
в сторону от прежнего своего положения.
А если сверху крикнут: «Первый!» — это значит закрытый пожар: дым виден, а огня нет. Тогда конный на своем коне-звере мчится
в указанное
часовым место для проверки, где именно пожар, — летит и трубит. Народ шарахается во все
стороны, а тот, прельщая сердца обывательниц, летит и трубит! И горничная с завистью говорит кухарке, указывая
в окно...
В главном здании, с колоннадой и красивым фронтоном, помещалась
в центре нижнего этажа гауптвахта, дверь
в которую была среди колонн, а перед ней — плацдарм с загородкой казенной окраски, черными и белыми угольниками. Около полосатой, такой же окраски будки с подвешенным колоколом стоял
часовой и нервно озирался во все
стороны, как бы не пропустить идущего или едущего генерала, которому полагалось «вызванивать караул».
На лестнице самого здания страх его дамы еще более увеличился: зловонный, удушливый воздух, который отовсюду пахнул, захватывал у ней дыхание. Почти около нее раздался звук цепей. Она невольно отшатнулась
в сторону: проводили скованного по рукам и ногам, с бритой головой арестанта. Вдали слышалась перебранка нескольких голосов.
В полутемном коридоре мелькали стволы и штыки
часовых.
В одной из
сторон ограды вделаны крепкие ворота, всегда запертые, всегда день и ночь охраняемые
часовыми; их отпирали по требованию, для выпуска на работу.
Но этот помпадур, даже среди необыкновенных, был самый необыкновенный. Начальственного любомудрия не было
в нем нисколько. Во время прогулок, когда прохожие снимали перед ним шапки, он краснел; когда же усматривал, что
часовой на тюремной гауптвахте, завидев его, готовится дернуть за звонок, то мысленно желал провалиться сквозь землю и немедленно сворачивал куда-нибудь
в сторону.
Шагах
в тридцати от меня, перед одним полуобгорелым домом, ходил неприятельской
часовой; закутавшись
в синюю шинель и спустя вниз ружье, он мерными шагами двигался взад и вперед, как маятник; иногда поглядывал направо и налево, но как будто бы нарочно не смотрел
в мою
сторону.
По обоим
сторонам дороги начинали желтеть молодые нивы; как молодой народ, они волновались от легчайшего дуновения ветра; далее за ними тянулися налево холмы, покрытые кудрявым кустарником, а направо возвышался густой, старый, непроницаемый лес: казалось, мрак черными своими очами выглядывал из-под каждой ветви; казалось, возле каждого дерева стоял рогатый, кривоногий леший… всё молчало кругом; иногда долетал до путника нашего жалобный вой волков, иногда отвратительный крик филина, этого ночного сторожа, этого члена лесной полиции, который засев
в свою будку, гнилое дупло, окликает прохожих лучше всякого
часового…
Двор,
в который мы вошли, был узок. С левой
стороны бревенчатый сарай цейхгауза примыкал к высокой тюремной стене, с правой тянулся одноэтажный корпус, с рядом небольших решетчатых окон, прямо — глухая стена тюремной швальни, без окон и дверей. Сзади ворота,
в середине будка, у будки
часовой с ружьем, над двором туманные сумерки.
Говорили, будто ко дворцу со
стороны Петропавловской крепости плыл какой-то необыкновенный пловец,
в которого один из стоявших у дворца
часовых выстрелил и пловца ранил, а проходивший инвалидный офицер бросился
в воду и спас его, за что и получили: один — должную награду, а другой — заслуженное наказание. Нелепый слух этот дошел и до подворья, где
в ту пору жил осторожный и неравнодушный к «светским событиям» владыко, благосклонно благоволивший к набожному московскому семейству Свиньиных.
И Володя шагал по правой
стороне, полный горделивого сознания, что и он
в некотором роде страж безопасности «Коршуна». Он добросовестно и слишком часто подходил к закутанным фигурам
часовых, сидевших на носу и продуваемых ветром, чтобы увериться, что они не спят, перегибался через борт и смотрел, хорошо ли горят огни, всматривался на марсель и кливера — не полощут ли.
Теперь сложив оба
в уголку палубы, Иоле ползет к третьему, находящемуся несколько
в стороне от других, прислушиваясь
в то же время и к могучему храпу орудийной прислуги и к шагам второго
часового, снова приближающимся к нему.
Сумерки уже совершенно заменились темнотою ночи, над черным профилем гор зажглась яркая вечерняя зарница, над головами на светло-синем морозном небе мерцали мелкие звезды, со всех
сторон краснело во мраке пламя дымящихся костров, вблизи серели палатки и мрачно чернела насыпь нашей батареи. От ближайшего костра, около которого, греясь, тихо разговаривали наши денщики, изредка блестела на батарее медь наших тяжелых орудий, и показывалась фигура
часового в шинели внакидку, мерно двигавшегося вдоль насыпи.
Лицо Беспалова становилось все бледнее и строже. Он переступил с ноги на ногу, немного, подался к брустверу и стал рассеянно смотреть
в другую
сторону. Резцов понял: справа и немного сзади, из занятой японцами деревни, к
часовому пристреливались. Новая пуля с сердитым, прерывистым жужжанием рикошетом перелетела через окоп.
У помещичьего дома, на левой
стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и
часовые. Тут стоял светлейший. Но
в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое-где по небу; красное, подобное пожару зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный, красный шар удивительно колебался
в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую
сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский
часовой остановил его и велел воротиться.
Они проехали деревню Рыконты мимо французских гусарских коновязей,
часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую
сторону села. По словам полковника,
в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
В другом переулке на него крикнул
часовой, стоявший у зеленого ящика и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого
часовым на руку, понял, что он должен был обойти другою
стороной улицы.
Выехав
в ночь с 13-го на 14-е, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал
в деревню Рыконты на французские аванпосты по сю
сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими
часовыми.