Неточные совпадения
Возьмем
в пример несчастный дом, каковых множество, где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене доверенности; где каждый с своей
стороны своротили с
пути добродетели.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали
в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени
в этом случае представляют средний
путь, который может умиротворить и ту и другую
сторону.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной
стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип
в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий
в середине его млечный
путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный
путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же местах.
И
в самом деле, здесь все дышит уединением; здесь все таинственно — и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе
путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все
стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь
в конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются
в Подкумок.
Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление и раздражило мои нервы; не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но
в этот вечер я ему твердо верил: доказательство было разительно, и я, несмотря на то что посмеялся над нашими предками и их услужливой астрологией, попал невольно
в их колею; но я остановил себя вовремя на этом опасном
пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику
в сторону и стал смотреть под ноги.
Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко
в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой
путь, подобный
пути, ведущему к великолепной храмине, назначенной царю
в чертоги!
И опять по обеим
сторонам столбового
пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом
в руке, пешеход
в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту
сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван —
в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки
в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
Но здесь с победою поздравим
Татьяну милую мою
И
в сторону свой
путь направим,
Чтоб не забыть, о ком пою…
Да кстати, здесь о том два слова:
Пою приятеля младого
И множество его причуд.
Благослови мой долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И, верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
Довольно. С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь:
Хоть поздно, а вступленье есть.
Надо брать пример с немцев, у них рост социализма идет нормально,
путем отбора лучших из рабочего класса и включения их
в правящий класс, — говорил Попов и, шагнув, задел ногой ножку кресла, потом толкнул его коленом и, наконец, взяв за спинку, отставил
в сторону.
Пред ним встала картина, напомнившая заседание масонов
в скучном романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь;
в конце стола — патрон, рядом с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по другую
сторону — Кутузов
в тужурке инженера
путей сообщения.
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на
путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его
в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все
стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
— Городок наш милый относится к числу отодвинутых
в сторону от
путей новейшей истории, поэтому
в нем много важного и ценного лежит нетронуто, по укладкам, по сундукам, ожидая прикосновения гениальной руки нового Карамзина или хотя бы Забелина.
Первым втиснулся
в дверь толстый вахмистр с портфелем под мышкой, с седой, коротко подстриженной бородой, он отодвинул Клима
в сторону, к вешалке для платья, и освободил
путь чернобородому офицеру
в темных очках, а офицер спросил ленивым голосом...
Как
в организме нет у него ничего лишнего, так и
в нравственных отправлениях своей жизни он искал равновесия практических
сторон с тонкими потребностями духа. Две
стороны шли параллельно, перекрещиваясь и перевиваясь на
пути, но никогда не запутываясь
в тяжелые, неразрешаемые узлы.
Но ведь сознательное достижение этой высоты —
путем мук, жертв, страшного труда всей жизни над собой — безусловно, без помощи посторонних, выгодных обстоятельств, дается так немногим, что — можно сказать — почти никому не дается, а между тем как многие, утомясь, отчаявшись или наскучив битвами жизни, останавливаются на полдороге, сворачивают
в сторону и, наконец, совсем теряют из вида задачу нравственного развития и перестают верить
в нее.
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают
в сторону, мили на три от берега, и
путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь
в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут
в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
Я не заставил повторять себе этого приглашения и ни одну бумагу
в качестве секретаря не писал так усердно, как предписание себе самому, от имени адмирала, «следовать до С.-Петербурга, и чтобы мне везде чинили свободный пропуск и оказываемо было
в пути, со
стороны начальствующих лиц, всякое содействие» и т. д.
Ни один народ не может развиваться вбок,
в сторону, врастать
в чужой
путь и чужой рост.
Тот, кто находится внутри,
в самой глубине европейского процесса познания, а не со
стороны благоговейно на него смотрит, постигает внутреннюю трагедию европейского разума и европейской науки, глубокий их кризис, мучительную неудовлетворенность, искание новых
путей.
Тосковать ему случалось часто и прежде, и не диво бы, что пришла она
в такую минуту, когда он завтра же, порвав вдруг со всем, что его сюда привлекло, готовился вновь повернуть круто
в сторону и вступить на новый, совершенно неведомый
путь, и опять совсем одиноким, как прежде, много надеясь, но не зная на что, многого, слишком многого ожидая от жизни, но ничего не умея сам определить ни
в ожиданиях, ни даже
в желаниях своих.
Река Нахтоху (по-удэгейски Накту или Нактана), названная топографами рекой Лебедева, такой же величины, как и река Холонку, и также имеет истоки
в горах Сихотэ-Алиня, который называется здесь Кунка-Киамани.
В верхней половине своего течения она состоит из двух рек: Нунгини и Дагды. Обе они сливаются на половине
пути между морем и Сихотэ-Алинем. С правой
стороны в Нахтоху впадают две реки: Амукты и Хагдыги.
Дальнейший
путь лежал вниз по Сице. Она шириной около 4 м, глубиной 0,6 м и
в нижнем течении очень порожиста и бурлива. По мере того как мы отходили от водораздела, долина суживалась все более и более и наконец превратилась
в глубокое ущелье. Здесь с обеих
сторон высятся мощные древнеречные террасы, состоящие из глинистых сланцев с прослойками желтого мелкозернистого песчаника и молочно-белого кварца. Сланцы сильно перемяты и кажутся плойчатыми.
По
пути Кумуху принимает
в себя следующие притоки: с левой
стороны — река Яаса 1-я, Яаса 2-я, Усмага, Тапку, Ного, Тагды, Хандями, Дыонго, а с правой — кроме Цыгони, по которой мы пришли, еще Лиго, Цаолосо, Бутыче и Амукта.
По
сторонам высились крутые горы, они обрывались
в долину утесами. Обходить их было нельзя. Это отняло бы у нас много времени и затянуло бы
путь лишних дня на четыре, что при ограниченности наших запасов продовольствия было совершенно нежелательно. Мы с Дерсу решили идти напрямик
в надежде, что за утесами будет открытая долина. Вскоре нам пришлось убедиться
в противном: впереди опять были скалы, и опять пришлось переходить с одного берега на другой.
Над землей, погруженной
в ночную тьму, раскинулся темный небесный свод с миллионами звезд, переливавшихся цветами радуги. Широкой полосой, от края до края, протянулся Млечный
Путь. По ту
сторону реки стеной стоял молчаливый лес. Кругом было тихо, очень тихо…
Погревшись у огня, мы напились горячего чая и тронулись
в путь. Все время начиная от самого моря по
сторонам,
в горах, тянулись сплошные гари.
По
пути Кумуху принимает
в себя следующие притоки: с левой
стороны — реки Яаса 1-я, Яаса 2-я, Усмага, Тапку, Ного, Тагды, Хандями, Дыонго, а с правой — кроме Цыгони, по которой мы пришли, еще Лито, Цаолоса, Будыге и Амукта.
Маленький ключик привел нас к каменистой, заваленной колодником речке Цаони, впадающей
в Кумуху с правой
стороны. После полуденного привала мы выбрались из бурелома и к вечеру достигли реки Кумуху, которая здесь шириной немного превосходит Цаони и мало отличается от нее по характеру. Ширина ее
в верховьях не более 4–5 м. Если отсюда идти по ней вверх, к Сихотэ-Алиню, то перевал опять будет на реке Мыхе, но уже
в самых ее истоках. От устья Цаони до Сихотэ-Алиня туземцы считают один день
пути.
Пробираться сквозь заросли горелого леса всегда трудно. Оголенные от коры стволы деревьев с заостренными сучками
в беспорядке лежат на земле.
В густой траве их не видно, и потому часто спотыкаешься и падаешь. Обыкновенно после однодневного
пути по такому горелому колоднику ноги у лошадей изранены, у людей одежда изорвана, а лица и руки исцарапаны
в кровь. Зная по опыту, что гарь выгоднее обойти
стороной, хотя бы и с затратой времени, мы спустились к ручью и пошли по гальке.
Река Фату (по-удэгейски Фарту) впадает
в Санхобе с левой
стороны,
в однодневном
пути от устья, и течет с северо-востока параллельно берегу моря. Горный хребет, отделяющий бассейн ее от речек, текущих непосредственно
в море, имеет
в среднем высоту 600 м. Следующая большая река, которая берет начало с Сихотэ-Алиня, будет Билимбе, впадающая
в море около горы Железняк, немного южнее мыса Шанца.
На другой день с бивака мы снялись рано и пошли по тропе, проложенной у самого берега реки. На этом
пути Нахтоху принимает
в себя с правой
стороны два притока: Хулеми и Гоббиляги, а с левой — одну только маленькую речку Ходэ. Нижняя часть долины Нахтоху густо поросла даурской березой и монгольским дубом. Начиная от Локтоляги, она постепенно склоняется к югу и только около Хулеми опять поворачивает на восток.
Обогнув гору Даютай, Алчан, как уже выше было сказано, входит
в старое русло Бикина и по
пути принимает
в себя с правой
стороны еще три обильных водой притока: Ольду (по-китайски Култухе), Таудахе [Да-ю-тай — большая старинная башня.] и Малую Лултухе. Алчан впадает
в Бикин
в 10 км к югу от станции железной дороги того же имени. Долина его издавна славится как хорошее охотничье угодье и как место женьшеневого промысла.
Путь по реке Квандагоу показался мне очень длинным. Раза два мы отдыхали, потом опять шли
в надежде, что вот-вот покажется море. Наконец лес начал редеть; тропа поднялась на невысокую сопку, и перед нами развернулась широкая и живописная долина реки Амагу со старообрядческой деревней по ту
сторону реки. Мы покричали. Ребятишки подали нам лодку. Наше долгое отсутствие вызвало у Мерзлякова тревогу. Стрелки хотели уже было идти нам навстречу, но их отговорили староверы.
У него много здравого смысла; ему хорошо знаком и помещичий быт, и крестьянский, и мещанский;
в трудных случаях он мог бы подать неглупый совет, но, как человек осторожный и эгоист, предпочитает оставаться
в стороне и разве только отдаленными, словно без всякого намерения произнесенными намеками наводит своих посетителей — и то любимых им посетителей — на
путь истины.
По
пути она забирает воду с правой
стороны из реки Вымойной, которая,
в свою очередь, принимает
в себя реки Сальную, Клышную и Судновую.
Теперь
путь наш лежал вниз по реке Синанце. Она течет по широкой межскладчатой долине
в меридиональном направлении с некоторым склонением на восток. Река эта очень извилиста. Она часто разбивается на протоки и образует многочисленные острова, поросшие тальниками. Ширина ее 40–50 м и глубина 3,6–4,5 м. Леса, растущие по обеим
сторонам реки, смешанные, со значительным преобладанием хвои.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал
в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный
Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую
сторону огня спал Дерсу.
Слово «картун», вероятно «гао-ли-тунь», означает «корейский поселок». Рассказывают, что здесь
в протоках раньше добывали много жемчуга. По другому толкованию «картун» означает «ворота». Действительно, на западе за Картуном долина опять суживается. С левой
стороны к реке подходят горы Хынхуто [Хен-ху-дао — обычный тигровый
путь.], а справа длинный отрог Вамбалазы.
Повороты были так круты, что кони не могли повернуться и должны были делать обходы; через ручьи следы шли по бревну, и нигде тропа не спускалась
в воду; бурелом, преграждавший
путь, не был прорублен; люди шли свободно, а лошадей обводили
стороной.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений
в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех
сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный
путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
По дороге Дерсу рассказал мне, что исстари к западу от Сихотэ-Алиня жили гольды, а с восточной
стороны — удэгейцы, но потом там появились охотники-китайцы. Действительно, манзовские охотничьи шалаши встречались во множестве. Можно было так соразмерить свой
путь, чтобы каждый раз ночевать
в балагане.
14 августа мы были готовы к продолжению путешествия. Теперь я полагал подняться по реке Динзахе и спуститься
в бассейн Тютихе, а Г.И. Гранатман с А.И. Мерзляковым взялись обследовать другой
путь по реке Вандагоу, впадающей
в Тютихе с правой
стороны, недалеко от устья.
Путь наш лежал правым берегом Ли-Фудзина. Иногда тропинка отходила
в сторону, углубляясь
в лес настолько, что трудно было ориентироваться и указать, где течет Ли-Фудзин, но совершенно неожиданно мы снова выходили на реку и шли около береговых обрывов.
На всем этом пространстве Лефу принимает
в себя с левой
стороны два притока: Сандуган [Сань-дао-ган — увал, по которому проходит третья дорога, или третий увал на
пути.] и Хунухезу [Ху-ни-хэ-цзы — грязная речка.]. Последняя протекает по такой же низменной и болотистой долине, как и сама Лефу.
Закусив немного холодной кашицей, оставленной от вчерашнего ужина, мы тронулись
в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу с бивака мы попали
в область размытых гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню. Это были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев текло
в разные
стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда стремилась выйти вода.
Работа между участниками экспедиции распределялась следующим образом. На Г.И. Гранатмана было возложено заведование хозяйством и фуражное довольствие лошадей. А.И. Мерзлякову давались отдельные поручения
в сторону от главного
пути. Этнографические исследования и маршрутные съемки я взял на себя, а Н.А. Пальчевский направился прямо
в залив Ольги, где
в ожидании отряда решил заняться сбором растений, а затем уже присоединиться к экспедиции и следовать с ней дальше по побережью моря.
Посидев еще немного, я пошел дальше. Все время мне попадался
в пути свежеперевернутый колодник. Я узнал работу медведя. Это его любимейшее занятие. Слоняясь по тайге, он подымает бурелом и что-то собирает под ним на земле. Китайцы
в шутку говорят, что медведь сушит валежник, поворачивая его к солнцу то одной, то другой
стороной.
В верхней части своего течения Арзамасовка течет
в меридиональном направлении и по
пути принимает
в себя речку Менную, потом Лиственничную, а немного ниже — еще 2 речки с правой
стороны, которые местные крестьяне называют Фальи пади (от китайского слова «фалу», что значит — олень).
На половине
пути от моря, на месте слияния Сицы и Дунцы, с левой
стороны есть скала Да-Лаза. Рассказывают, что однажды какой-то старик китаец нашел около нее женьшень крупных размеров. Когда корень принесли
в фанзу, сделалось землетрясение, и все люди слышали, как ночью скала Да-Лаза стонала. По словам китайцев, река Санхобе на побережье моря является северной границей, до которой произрастает женьшень. Дальше на север никто его не встречал.
Чтобы сбить хунхузов с толку, Дерсу на глазах у них нарочно направился
в сторону, противоположную той, где мы притаились, а затем кружным
путем вернулся обратно.