Неточные совпадения
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость.
В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим
в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над
могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта
в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди
в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их
в сторону.
Остаток вечера он провел
в мыслях об этой женщине, а когда они прерывались, память показывала темное, острое лицо Варвары, с плотно закрытыми глазами, с кривой улыбочкой на губах, — неплотно сомкнутые с правой
стороны, они открывали три неприятно белых зуба, с золотой коронкой на резце. Показывала пустынный кусок кладбища, одетый толстым слоем снега, кучи комьев рыжей земли, две неподвижные фигуры над
могилой, только что зарытой.
Но Клим почему-то не поверил ей и оказался прав: через двенадцать дней жена доктора умерла, а Дронов по секрету сказал ему, что она выпрыгнула из окна и убилась.
В день похорон, утром, приехал отец, он говорил речь над
могилой докторши и плакал. Плакали все знакомые, кроме Варавки, он, стоя
в стороне, курил сигару и ругался с нищими.
Вере подозрительна стала личность самого проповедника — и она пятилась от него; даже послушавши,
в начале знакомства, раза два его дерзких речей, указала на него Татьяне Марковне, и людям поручено было присматривать за садом. Волохов зашел со
стороны обрыва, от которого удалял людей суеверный страх
могилы самоубийцы. Он замечал недоверие Веры к себе и поставил себе задачей преодолеть его — и успел.
Я присел на
могилу в ожидании Ермолая. Владимир отошел, для приличия, несколько
в сторону и тоже сел. Сучок продолжал стоять на месте, повеся голову и сложив, по старой привычке, руки за спиной.
В сумерки я услышал 3 выстрела — и обрадовался. Охотники стреляли далеко
в стороне от того места, где находились
могилы.
Не будучи
в состоянии угомонить этот тайный голос, она бесцельно бродила по опустелым комнатам, вглядывалась
в церковь, под сенью которой раскинулось сельское кладбище, и припоминала. Старик муж
в могиле, дети разбрелись во все
стороны, старые слуги вымерли, к новым она примениться не может… не пора ли и ей очистить место для других?
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла, на
могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех
сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами
в землю, пихнул он его с
могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».
Похороны Лизы были просты, но не обошлись без особых заявлений со
стороны некоторых граждан. Один из них прошел
в церковь со стеариновою свечкою и во все время отпевания старался вылезть наружу. С этою же свечкою он мыкался всю дорогу до кладбища и, наконец, влез с нею на земляной отвал раскрытой
могилы.
В западной
стороне, на горе, среди истлевших крестов и провалившихся
могил, стояла давно заброшенная униатская часовня. Это была родная дочь расстилавшегося
в долине собственно обывательского города. Некогда
в ней собирались, по звону колокола, горожане
в чистых, хотя и не роскошных кунтушах, с палками
в руках вместо сабель, которыми гремела мелкая шляхта, тоже являвшаяся на зов звонкого униатского колокола из окрестных деревень и хуторов.
Скосив на нее черные глаза, Кострома рассказывает про охотника Калинина, седенького старичка с хитрыми глазами, человека дурной славы, знакомого всей слободе. Он недавно помер, но его не зарыли
в песке кладбища, а поставили гроб поверх земли,
в стороне от других
могил. Гроб — черный, на высоких ножках, крышка его расписана белой краской, — изображены крест, копье, трость и две кости.
Молния снова осветила крест, и Рославлеву показалось, что кто-то
в белом сидит на
могиле и покачивается из
стороны в сторону.
— Посмотри, Егор! — сказал Рославлев, — мне показалось, что молния осветила вон там
в стороне деревянный крест. Это должна быть
могила Терентьича — видишь? прямо за этой сосной?
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на
могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные
стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
На ходу-то, думаю, не так заметно, что к
могиле идёшь, — пестро всё, мелькает и как будто
в сторону манит от кладбища.
Убийца страшен был лицом;
Цыганы робко окружали
Его встревоженной толпой;
Могилу в стороне копали,
Шли жены скорбной чередой
И
в очи мертвых целовали.
3 Гость (
в сторону). Теперь жалеют! К погибшим люди справедливы! Но что
в этом сожаленье? Одна слеза дружбы стоит всех восклицаний толпы! Но такая слеза едва ли упадет на
могилу Арбенина: он оставил угрызения совести
в сердцах, где поселить желал любовь!
Как лежит козак убит
В стороне немилой,
И ракита говорит
Над его
могилой!
«Что ты, что ты, дядя Буран! — говорю ему. — Нешто живому человеку
могилу роют? Мы тебя на амурскую
сторону свезем, там на руках понесем… Бог с тобой». — «Нет уж, братец, — отвечает старик, — против своей судьбы не пойдешь, а уж мне судьба лежать на этом острову, видно. Так пусть уж… чуяло сердце… Вот всю-то жизнь, почитай, все из Сибири
в Расею рвался, а теперь хоть бы на сибирской земле помереть, а не на этом острову проклятом…»
Пока надзиратели подбирали ключи, чтобы открыть нашу камеру, сосед наш по правую
сторону — третий умалишенный — не подавал никаких признаков своего существования. Сколько можно было видеть
в дверное оконце,
в его камере было темно, как
в могиле.
Все глядели на украшенную цветами
могилу, никто не взглядывал по
сторонам; только Василий Борисыч жадно и страстно впился глазами
в стоявшую возле матери Парашу, вполголоса подпевая: «Надгробное рыдание творяще и поюще песнь ангельскую» [Так поется эта заупокойная песнь по дониконовскому переводу.].
В сторону от моей деревеньки темнела железнодорожная станция с дымком от локомотива, а позади нас, по другую
сторону Каменной
Могилы, расстилалась новая картина. У подножия
Могилы шла дорога, по бокам которой высились старики-тополи. Дорога эта вела к графскому лесу, тянувшемуся до самого горизонта.
Таким образом, все высшие карательные меры не дают преступнику вечного успокоения
в могиле, именно того, что могло бы мирить мое чувство со смертною казнью, а с другой
стороны, пожизненность, сознание, что надежда на лучшее невозможна, что во мне гражданин умер навеки и что никакие мои личные усилия не воскресят его во мне, позволяют думать, что смертная казнь
в Европе и у нас не отменена, а только облечена
в другую, менее отвратительную для человеческого чувства форму.
Через четверть часа
могила была им выровнена и даже окровавленный снег разбросан
в разные
стороны, а через два часа он уже мчался по дороге
в Москву.
У этого города завязалось упорное, кровопролитное сражение. Поляки дрались с отчаянной храбростью, но на
стороне русских было правое дело, и с ними был Суворов. Одно появление его перед войском удесятеряло силу солдат, и они одержали новую славную победу. Множество храбрых пало близ Брест-Литовска. Товарищи по-христиански простились с убитыми и снесли их
в общую
могилу. Это было 6 сентября 1794 года.
В первую минуту княжна всецело поверила словам Капочки, что она любила ее покойного жениха — князя Владимира Баратова. Этой верой объясняются и сказанные ею слова, когда она узнала о смерти Капочки: «Так и должно было быть, они там опять будут вместе», а также и то, что княжна Варвара настояла, чтобы покойницу похоронили как можно ближе к
могиле князя Баратова. Вера
в эти последние слова покойной требовала со
стороны княжны Варвары больших нравственных усилий.
Слуги принялись за работу. Плита, на внутренней
стороне которой была высечена надпись — выражение нежнейших чувств любовника — была быстро поднята и упала рядом с отверстой
могилой,
в которой месяц тому назад бился
в безумном отчаянии граф Алексей Андреевич.
В этот же самый день,
в стороне от сельского кладбища, без церковного погребения был опущен
в могилу дощатый деревянный гроб с прахом самоубийцы убивца князя Александра Павловича — Якова.
Татьяну Берестову похоронили на кладбище, тоже расположенном при церкви, и над ее
могилой водрузили большой черный деревянный крест с белой надписью, просто гласившей с одной
стороны креста: «Здесь лежит тело рабы Божьей Татьяны Никитиной Берестовой», а с другой: «Упокой, Господи, душу ее
в селениях праведных».
«Где ты, милый? Что с тобою?
С чужеземною красою,
Знать,
в далекой
сторонеИзменил, неверный, мне;
Иль безвременно
могилаСветлый взор твой угасила».
Так Людмила, приуныв,
К персям очи преклонив,
На распутии вздыхала.
«Возвратится ль он, — мечтала, —
Из далеких, чуждых стран
С грозной ратию славян...