Неточные совпадения
Меж тем уж золотит плоды лучистый Царь,
Вот
в самом том
саду, где также спеть всё стало,
Наливное, сквозное, как янтарь,
При солнце
яблоко на ветке дозревало.
И жена его сильно занята: она часа три толкует с Аверкой, портным, как из мужниной фуфайки перешить Илюше курточку, сама рисует мелом и наблюдает, чтоб Аверка не украл сукна; потом перейдет
в девичью, задаст каждой девке, сколько сплести
в день кружев; потом позовет с собой Настасью Ивановну, или Степаниду Агаповну, или другую из своей свиты погулять по
саду с практической целью: посмотреть, как наливается
яблоко, не упало ли вчерашнее, которое уж созрело; там привить, там подрезать и т. п.
Очень просто и случайно.
В конце прошлого лета, перед осенью, когда поспели
яблоки и пришла пора собирать их, Вера сидела однажды вечером
в маленькой беседке из акаций, устроенной над забором, близ старого дома, и глядела равнодушно
в поле, потом вдаль на Волгу, на горы. Вдруг она заметила, что
в нескольких шагах от нее,
в фруктовом
саду, ветви одной яблони нагибаются через забор.
Да и
в самом деле, разве не обидно было, например, Фролу Терентьичу Балаболкину слышать, что он, «столбовой дворянин», на вечные времена осужден
в аду раскаленную сковороду лизать, тогда как Мишка-чумичка или Ванька-подлец будут по райским
садам гулять, золотые
яблоки рвать и вместе с ангелами славословить?!
Уже самовар давно фыркает на столе, по комнате плавает горячий запах ржаных лепешек с творогом, — есть хочется! Бабушка хмуро прислонилась к притолоке и вздыхает, опустив глаза
в пол;
в окно из
сада смотрит веселое солнце, на деревьях жемчугами сверкает роса, утренний воздух вкусно пахнет укропом, смородиной, зреющими
яблоками, а дед всё еще молится, качается, взвизгивает...
Мать старалась меня уверить, что Чурасово гораздо лучше Багрова, что там сухой и здоровый воздух, что хотя нет гнилого пруда, но зато множество чудесных родников, которые бьют из горы и бегут по камешкам; что
в Чурасове такой
сад, что его
в три дня не исходишь, что
в нем несколько тысяч яблонь, покрытых спелыми румяными
яблоками; что какие там оранжереи, персики, груши, какое множество цветов, от которых прекрасно пахнет, и что, наконец, там есть еще много книг, которых я не читал.
Сад с
яблоками, которых мне и есть не давали, меня не привлекал; ни уженья, ни ястребов, ни голубей, ни свободы везде ходить, везде гулять и все говорить, что захочется; вдобавок ко всему, я очень знал, что мать не будет заниматься и разговаривать со мною так, как
в Багрове, потому что ей будет некогда, потому что она или будет сидеть
в гостиной, на балконе, или будет гулять
в саду с бабушкой и гостями, или к ней станут приходить гости; слово «гости» начинало делаться мне противным…
В самом деле,
сад был великолепен: яблони
в бесчисленном количестве, обремененные всеми возможными породами спелых и поспевающих
яблок, блиставших яркими красками, гнулись под их тяжестью; под многие ветви были подставлены подпорки, а некоторые были привязаны к стволу дерева, без чего они бы сломились от множества плодов.
— Я Валек… Я тебя знаю: ты живешь
в саду над прудом. У вас большие
яблоки.
По улицам города я шатался теперь с исключительной целью — высмотреть, тут ли находится вся компания, которую Януш характеризовал словами «дурное общество»; и если Лавровский валялся
в луже, если Туркевич и Тыбурций разглагольствовали перед своими слушателями, а темные личности шныряли по базару, я тотчас же бегом отправлялся через болото, на гору, к часовне, предварительно наполнив карманы
яблоками, которые я мог рвать
в саду без запрета, и лакомствами, которые я сберегал всегда для своих новых друзей.
— Он, бабушка, на днях
яблоко в саду поднял да к себе
в шкапик и положил, а я взял да и съел. Так он потом искал его, искал, всех людей к допросу требовал…
В душном воздухе резко выделялся запах конопли и просмолённой верёвки, заглушая пряные ароматы
садов, где зрели
яблоки, наливалась вишня и, склонясь к земле, висели тяжёлые гроздья пахучей чёрной смородины.
И не только этим трём нравились подобные забавы — Матвей знал, что вся городская молодёжь болеет страстью к разрушению. Весною обламывали сирень, акацию и ветви цветущих яблонь; поспевала вишня, малина, овощи — начиналось опустошение
садов, оно шло всё лето, вплоть до второго спаса, когда хозяева снимали с обломанных деревьев остатки
яблок, проклиная озорников и забыв, что
в юности они сами делали то же.
Между тем уж и Алексей Абрамович хватил горькой, закусил, повторил и отправился прогуляться
в саду; он особенно
в это время любил пройтись по
саду и заняться оранжереей, расспрашивая обо всем садовникову жену, которая во всю жизнь не умела отличить груш от
яблок, что не мешало ей иметь довольно приятную наружность.
Однажды какая-то синьора поручила ему отнести
в подарок подруге ее корзину
яблок своего
сада.
В чужих
садах он держал себя намеренно неосторожно: говорил во весь голос, с треском ломал сучья яблонь, сорвав червивое
яблоко, швырял его куда-нибудь по направлению к дому садовладельца.
В тишине и свежей зелени
сада, накануне омытой обильным дождем, яркое пятно нахально сияющей шумной меди показалось Фоме ненужным, не подходящим ко времени, месту и чувству, которое родилось
в нем при виде больного, согбенного старика, одетого
в белое, одиноко сидящего под кровом темно-зеленой листвы,
в которой скромно прятались румяные
яблоки.
Как-то вечером я тихо шел
садом, возвращаясь с постройки. Уже начинало темнеть. Не замечая меня, не слыша моих шагов, сестра ходила около старой, широкой яблони, совершенно бесшумно, точно привидение. Она была
в черном и ходила быстро, все по одной линии, взад и вперед, глядя
в землю. Упало с дерева
яблоко, она вздрогнула от шума, остановилась и прижала руки к вискам.
В это самое время я подошел к ней.
Ночами, когда город мёртво спит, Артамонов вором крадётся по берегу реки, по задворкам,
в сад вдовы Баймаковой.
В тёплом воздухе гудят комары, и как будто это они разносят над землёй вкусный запах огурцов,
яблок, укропа. Луна катится среди серых облаков, реку гладят тени. Перешагнув через плетень
в сад, Артамонов тихонько проходит во двор, вот он
в тёмном амбаре, из угла его встречает опасливый шёпот...
О, согласитесь, Настенька, что вспорхнешься, смутишься и покраснеешь, как школьник, только что запихавший
в карман украденное из соседнего
сада яблоко, когда какой-нибудь длинный, здоровый парень, весельчак и балагур, ваш незваный приятель, отворит вашу дверь и крикнет, как будто ничего не бывало: «А я, брат, сию минуту из Павловска!» Боже мой! старый граф умер, настает неизреченное счастие, — а тут люди приезжают из Павловска!
В садах за пожарищем недвижимо стояли деревья, листва многих порыжела от жары, и обилие румяных
яблок стало виднее.
Вижу также, что обитель хозяйственно поставлена: лесом торгует, земли
в аренду мужикам сдаёт, рыбную ловлю на озере; мельницу имеет, огороды, большой плодовый
сад;
яблоки, ягоды, капусту продаёт.
Они шли
садом по дорожке, обсаженной правильными рядами яблонь, сзади них
в конце дорожки смотрело им
в спины окно дома. С деревьев падали
яблоки, глухо ударяясь о землю, и где-то вблизи раздавались голоса. Один спрашивал...
Мавра Тарасовна (Глебу). Вижу я, Меркулыч, что тебе у нас жить надоело, — больно хорошо место, не по тебе. Так ищи себе такого, где от вас дела не спрашивают да пропажу не взыскивают! Оглядись хорошенько, что у нас
в саду-то! Где ж яблоки-то! Точно Мамай с своей силой прошел — много ль их осталось?
Утром бабушка жаловалась, что
в саду ночью ветром посбивало все
яблоки и сломало одну старую сливу. Было серо, тускло, безотрадно, хоть огонь зажигай; все жаловались на холод, и дождь стучал
в окна. После чаю Надя вошла к Саше и, не сказав ни слова, стала на колени
в углу у кресла и закрыла лицо руками.
В одной значилось, что отпускается
в услужение кучер трезвого поведения;
в другой — малоподержанная коляска, вывезенная
в 1814 году из Парижа; там отпускалась дворовая девка девятнадцати лет, упражнявшаяся
в прачечном деле, годная и для других работ; прочные дрожки без одной рессоры; молодая горячая лошадь
в серых
яблоках, семнадцати лет от роду; новые, полученные из Лондона, семена репы и редиса; дача со всеми угодьями: двумя стойлами для лошадей и местом, на котором можно развести превосходный березовый или еловый
сад; там же находился вызов желающих купить старые подошвы, с приглашением явиться к переторжке каждый день от восьми до трех часов утра.
— Неужели, — говорили, — если
в одном
саду яблоки не зародились, так и Спасова дня не будет? Кураж, братцы! Сбой поправкой красен.
Видал он ее еще тогда, как девчонкой-чупахой, до пояса подымя подол, бегала она по
саду, собирая опавшие дули и
яблоки, видал и подростком, когда
в огороде овощ полола, видал и бедно́
в ситцевый сарафанчик одетою девушкой, как, ходя вечерком по вишеннику, тихонько распевала она тоскливые песенки.
На окраине
сада, под старой ветвистой яблоней, стояла крестьянская девка и жевала; подле нее на коленях ползал молодой широкоплечий парень и собирал на земле сбитые ветром
яблоки; незрелые он бросал
в кусты, а спелые любовно подносил на широкой серой ладони своей Дульцинее. Дульцинея, по-видимому, не боялась за свой желудок и ела яблочки не переставая и с большим аппетитом, а парень, ползая и собирая, совершенно забыл про себя и имел
в виду исключительно одну только Дульцинею.
Потом, после всенощной и молебна, мы с сестрами и пришедшими черными Смидовичами долго сидели
в саду,
в синей августовской темноте, пахнувшей коричневыми
яблоками, пели хором. Особенно одна песня помнится...
— Я тебя узнаю, ты
в самом деле благородная Магна, дочь Птоломея,
в садах которого я с позволения твоего отца не раз забавлял тебя
в детстве моими играми и получал из твоих ласковых рук монеты и пшеничный хлеб, изюм и гранатовые
яблоки!
Стоял чудесный теплый, ароматный август.
Яблоки зрели и наливались
в хуторском
саду.