Неточные совпадения
Подумайте, Аня: ваш
дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни
в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…
Со двора
в сад бежали какие-то люди, они лезли через забор от Петровны, падали, урчали, но все-таки было тихо до поры, пока
дед, оглянувшись вокруг, не закричал
в отчаянии...
Осторожно вынув раму,
дед понес ее вон, бабушка распахнула окно —
в саду кричал скворец, чирикали воробьи; пьяный запах оттаявшей земли налился
в комнату, синеватые изразцы печи сконфуженно побелели, смотреть на них стало холодно. Я слез на пол с постели.
Но главное, что угнетало меня, — я видел, чувствовал, как тяжело матери жить
в доме
деда; она всё более хмурилась, смотрела на всех чужими глазами, она подолгу молча сидела у окна
в сад и как-то выцветала вся.
Уже самовар давно фыркает на столе, по комнате плавает горячий запах ржаных лепешек с творогом, — есть хочется! Бабушка хмуро прислонилась к притолоке и вздыхает, опустив глаза
в пол;
в окно из
сада смотрит веселое солнце, на деревьях жемчугами сверкает роса, утренний воздух вкусно пахнет укропом, смородиной, зреющими яблоками, а
дед всё еще молится, качается, взвизгивает...
Продрогнув на снегу, чувствуя, что обморозил уши, я собрал западни и клетки, перелез через забор
в дедов сад и пошел домой, — ворота на улицу были открыты, огромный мужик сводил со двора тройку лошадей, запряженных
в большие крытые сани, лошади густо курились паром, мужик весело посвистывал, — у меня дрогнуло сердце.
С утра до вечера мы с ним молча возились
в саду; он копал гряды, подвязывал малину, снимал с яблонь лишаи, давил гусеницу, а я всё устраивал и украшал жилище себе.
Дед отрубил конец обгоревшего бревна, воткнул
в землю палки, я развесил на них клетки с птицами, сплел из сухого бурьяна плотный плетень и сделал над скамьей навес от солнца и росы, — у меня стало совсем хорошо.
К весне дядья разделились; Яков остался
в городе, Михаил уехал за реку, а
дед купил себе большой интересный дом на Полевой улице, с кабаком
в нижнем каменном этаже, с маленькой уютной комнаткой на чердаке и
садом, который опускался
в овраг, густо ощетинившийся голыми прутьями ивняка.
И теперь и
в доме, и
в саду, и
в хозяйстве он, разумеется, с изменениями, свойственными времени, старался воскресить общий дух жизни
деда — всё на широкую ногу, довольство всех вокруг и порядок и благоустройство, а для того чтоб устроить эту жизнь, дела было очень много: нужно было и удовлетворять требованиям кредиторов и банков и для того продавать земли и отсрочивать платежи, нужно было и добывать деньги, для того чтобы продолжать вести где наймом, где работниками, огромное хозяйство
в Семеновском с 4000 десятин запашки и сахарным заводом; нужно было и
в доме и
в саду делать так, чтобы не похоже было на запущение и упадок.
Деды не стало… На горийском кладбище прибавилась еще одна могила… Под кипарисовым крестом, у корней громадной чинары, спала моя
деда!
В доме наступила тишина, зловещая и жуткая. Отец заперся
в своей комнате и не выходил оттуда.
Дед ускакал
в горы… Я бродила по тенистым аллеям нашего
сада, вдыхала аромат пурпуровых бархатистых розанов и думала о моей матери, улетевшей
в небо… Михако пробовал меня развлечь… Он принес откуда-то орленка со сломанным крылом и поминутно обращал на него мое внимание...