Неточные совпадения
Удары градом сыпались:
— Убью! пиши к родителям! —
«Убью! зови
попа!»
Тем кончилось, что прасола
Клим сжал
рукой, как обручем,
Другой вцепился
в волосы
И гнул со словом «кланяйся»
Купца к своим ногам.
Попов, дворовый человек, должен быть грамотей: ножа, я чай, не взял
в руки, а проворовался благородным образом.
Проходивший
поп снял шляпу, несколько мальчишек
в замаранных рубашках протянули
руки, приговаривая: «Барин, подай сиротинке!» Кучер, заметивши, что один из них был большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по камням.
Когда вышли навстречу все
попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом
в руке и
в пастырской митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки.
Сейчас я напишу им. Фуллон! — плачевно крикнул
поп и, взмахнув
рукой, погрозил кулаком
в потолок; рукав пиджака съехал на плечо ему и складками закрыл половину лица.
— С
попом во главе? С портретами царя, с иконами
в руках?
Надоедал Климу студент
Попов; этот голодный человек неутомимо бегал по коридорам, аудиториям,
руки его судорожно, как вывихнутые, дергались
в плечевых суставах; наскакивая на коллег, он выхватывал из карманов заношенной тужурки письма, гектографированные листки папиросной бумаги и бормотал, втягивая
в себя звук с...
За иконой медленно двигались тяжеловесные, золотые и безногие фигуры
попов, впереди их — седобородый, большой архиерей, на голове его — золотой пузырь, богато украшенный острыми лучиками самоцветных камней,
в руке — длинный посох, тоже золотой.
Самгин, прихлебывая вино, ожидал, когда инженер начнет извиняться за поведение Бердникова. Конечно, он пришел по поручению толстяка с этой целью.
Попов начал говорить так же возбужденно, как при первой встрече. Держа
в одной
руке сигару,
в другой стакан вина, он говорил, глядя на Самгина укоризненно...
Впереди толпы шагали, подняв
в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди
в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые
попы, студенты
в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты
в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками
в руках, женщины
в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом
в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел
поп, — Самгин увидал под ветлой парня
в розовой рубахе и Макарова на коленях перед ним.
Самгин заметил, что раза два, на бегу, Гапон взглянул
в зеркало и каждый раз
попа передергивало, он оглаживал бока свои быстрыми движениями
рук и вскрикивал сильнее, точно обжигал
руки, выпрямлялся, взмахивал
руками.
— Продолжай, — предложила Марина. Она была уже одета к выходу —
в шляпке,
в перчатке по локоть на левой
руке, а
в правой кожаный портфель, свернутый
в трубку; стоя пред нею,
Попов лепил пальцами
в воздухе различные фигуры, точно беседуя с глухонемой.
— Не попа-ал! — взвыл он плачевным волчьим воем, барахтаясь
в реке. Его красная рубаха вздулась на спине уродливым пузырем, судорожно мелькала над водою деревяшка с высветленным железным кольцом на конце ее, он фыркал, болтал головою, с волос головы и бороды разлетались стеклянные брызги, он хватался одной
рукой за корму лодки, а кулаком другой отчаянно колотил по борту и вопил, стонал...
— У вас какая-то сочиненная и придуманная любовь… как
в романах… с надеждой на бесконечность… словом — бессрочная! Но честно ли то, что вы требуете от меня, Вера? Положим, я бы не назначал любви срока, скача и играя, как Викентьев, подал бы вам
руку «навсегда»: чего же хотите вы еще? Чтоб «Бог благословил союз», говорите вы, то есть чтоб пойти
в церковь — да против убеждения — дать публично исполнить над собой обряд… А я не верю ему и терпеть не могу
попов: логично ли, честно ли я поступлю!..
Тогда, с полными доказательствами
в руках, дьячок отправился к благочинному. Дни через три я узнал, что
поп заплатил дьячку сто рублей и они помирились.
Тут же, совсем кстати, умер старый дворовый Потап Матвеев, так что и
в пустом гробе надобности не оказалось. Потапа похоронили
в барском гробе, пригласили благочинного, нескольких соседних
попов и дали знать под
рукою исправнику, так что когда последний приехал
в Овсецово, то застал уже похороны. Хоронили болярина Николая с почестями и церемониями, подобающими родовитому дворянину.
Хотя Харитон Артемьич и предупредил зятя относительно Булыгиных, а сам не утерпел и под пьяную
руку все разболтал
в клубе. Очень уж ловкий анекдот выходил. Это происшествие облетело целый город, как молния. Очень уж постарался Илья Фирсыч. Купцы хохотали доупаду. А тут еще суслонский
поп ходит по гостиному двору и рассказывает, как Полуянов морозит у него на погребе скоропостижное девичье тело.
Последним пришел
в садик
поп Макар, не могший от усталости даже говорить, а попадью Луковну привели под
руки.
Проезжая мимо Суслона, Луковников завернул к старому благоприятелю
попу Макару. Уже
в больших годах был
поп Макар, а все оставался такой же. Такой же худенький, и хоть бы один седой волос. Только с каждым годом старик делался все ниже, точно его гнула
рука времени.
Поп Макар ужасно обрадовался дорогому гостю и под
руку повел его
в горницы.
— Здравствуй, тестюшка, — проговорил Полуянов, протягивая
руку. —
Попа и
в рогоже узнают, а ты родного зятя не узнал…
В течение целых пятнадцати лет все художества сходили Полуянову с
рук вполне благополучно, а робкие проявления протеста заканчивались тем, что жалобщики и обиженные должны были выкупать свою строптивость новою данью. Одним словом, все привыкли к художествам Полуянова, считая их неизбежным злом, как градобитие, а сам Полуянов привык к этому оригинальному режиму еще больше. Но с последним казусом вышла большая заминка. Нужно же было сибирскому исправнику наскочить на упрямого сибирского
попа.
— Деньги — весьма сомнительный и даже опасный предмет, — мягко не уступал
поп Макар. — Во-первых, деньги тоже к
рукам идут, а во-вторых,
в них сокрыт великий соблазн. На что мужику деньги, когда у него все свое есть: и домишко, и землица, и скотинка, и всякое хозяйственное обзаведение? Только и надо деньги, что на подати.
У
попа было благообразное Христово лицо, ласковые, женские глаза и маленькие
руки, тоже какие-то ласковые ко всему, что попадало
в них. Каждую вещь — книгу, линейку, ручку пера — он брал удивительно хорошо, точно вещь была живая, хрупкая,
поп очень любил ее и боялся повредить ей неосторожным прикосновением. С ребятишками он был не так ласков, но они все-таки любили его.
Обычные сцены: на станциях ад —
Ругаются, спорят, толкутся.
«Ну, трогай!» Из окон ребята глядят,
Попы у харчевни дерутся;
У кузницы бьется лошадка
в станке,
Выходит весь сажей покрытый
Кузнец с раскаленной подковой
в руке:
«Эй, парень, держи ей копыты...
Уже
в третьем классе ходили по
рукам рукописные списки Баркова, подложного Пушкина, юношеские грехи Лермонтова и других: «Первая ночь», «Вишия», «Лука», «Петергофский праздник», «Уланша», «Горе от ума», «
Поп» и т. д.
Последнее было сделано совсем инстинктивно и, пожалуй, неожиданно даже для самой Любки. Никогда еще
в жизни она не целовала мужской
руки, кроме как у
попа. Может быть, она хотела этим выразить признательность Лихонину и преклонение перед ним, как перед существом высшим.
— И ты по этим делам пошла, Ниловна? — усмехаясь, спросил Рыбин. — Так. Охотников до книжек у нас много там. Учитель приохочивает, — говорят, парень хороший, хотя из духовного звания. Учителька тоже есть, верстах
в семи. Ну, они запрещенной книгой не действуют, народ казенный, — боятся. А мне требуется запрещенная, острая книга, я под их
руку буду подкладывать… Коли становой или
поп увидят, что книга-то запрещенная, подумают — учителя сеют! А я
в сторонке, до времени, останусь.
— Ну вот, — говорит Мавра Кузьмовна, — и еще новобранца привела, и
в грамоте доволен, и с книгами обращение иметь может, и по крюкам знает, и демественному обучался [77] — молодец на все
руки: какого еще к черту
попа желать надоть!
Да и для них-то самих, пожалуй, через два-то года корысть
в нем не велика, потому как он свою пакость уже исполнит,
попов им наставит, так они и сами его хошь с
руками выдадут.
Одним утром, не зная, что с собой делать, он лежал
в своем нумере, опершись грудью на окно, и с каким-то тупым и бессмысленным любопытством глядел на улицу, на которой происходили обыкновенные сцены: дворник противоположного дома,
в ситцевой рубахе и
в вязаной фуфайке, лениво мел мостовую; из квартиры с красными занавесками,
в нижнем этаже, выскочила, с кофейником
в руках, растрепанная девка и пробежала
в ближайший трактир за водой; прошли потом похороны с факельщиками, с
попами впереди и с каретами назади,
в которых мелькали черные чепцы и белые плерезы.
Вон это облако, что пониже и почернее других: и давеча оно имело разорванную форму (точно
поп в рясе с распростертыми врозь
руками), отчетливо выступавшую на белесоватом фоне верхних облаков, — и теперь,
в полдень, сохранило ту же форму.
Бабушка принесла на
руках белый гробик, Дрянной Мужик прыгнул
в яму, принял гроб, поставил его рядом с черными досками и, выскочив из могилы, стал толкать туда песок и ногами, и лопатой. Трубка его дымилась, точно кадило. Дед и бабушка тоже молча помогали ему. Не было ни
попов, ни нищих, только мы четверо
в густой толпе крестов.
Ему
в этом не отказали, и дело сделалось. Пред вечером чиновник секретно передал дьякону ничего не значащее письмо, а через час после сумерек к дому отца Захарии тихо подъехал верхом огромный черный всадник и, слегка постучав
рукой в окошко, назвал «кроткого
попа» по имени.
Следовало бы как ни на есть поизряднее примундириться, потому что люди у нас
руки целуют, а примундироваться еще пока ровно не на что; но всего что противнее, это сей презренный, наглый и бесстыжий тон консисторский, с которым говорится: „А не хочешь ли,
поп,
в консисторию съездить подоиться?“ Нет, друже, не хочу, не хочу; поищите себе кормилицу подебелее.
Серая попадья, подняв очки на лоб, положив на колени
руки и шитьё, сидела у окна, изредка вставляя
в речь дяди два-три негромких слова, а
поп, возбуждённый и растрёпанный, то вскакивал и летел куда-то по комнате, сбивая стулья, то, как бы
в отчаянии, падал на клеёнчатый диван и, хватаясь за голову
руками, кричал...
Поп позвал меня к себе, и она тоже пошла с Любой, сидели там, пили чай, а дядя Марк доказывал, что хорошо бы
в городе театр завести. Потом попадья прекрасно играла на фисгармонии, а Люба вдруг заплакала, и все они ушли
в другую комнату. Горюшина с попадьёй на ты, а
поп зовёт её Дуня, должно быть, родственница она им.
Поп, оставшись с дядей, сейчас же начал говорить о боге; нахмурился, вытянулся,
руку поднял вверх и, стоя середи комнаты, трясёт пышными волосами. Дядя отвечал ему кратко и нелюбезно.
Прошли
в сад, там,
в беседке, попадья, закрыв лицо газетой, громко читала о чём-то; прислонясь к ней, сидела Горюшина, а
поп, измятый и опухший, полулежал
в плетёном кресле, закинув
руки за голову; все были пёстрые от мелких солнечных пятен, лежавших на их одежде.
Поп отступил от неё, потемнел, смутился и забормотал, спрятав
руки в карманы...
Матвей выбежал
в сени, —
в углу стоял татарин, закрыв лицо
руками, и бормотал. По двору металась Наталья, из её бестолковых криков Матвей узнал, что лекарь спит, пьяный, и его не могут разбудить, никольский
поп уехал на мельницу, сомов ловить, а варваринский болен — пчёлы его искусали так, что глаза не глядят.
— Моё почтение! — неестественно громко вскричал
поп, вскакивая на ноги; бледное, усталое лицо Горюшиной вспыхнуло румянцем, она села прямо и молча, не взглянув
в глаза гостя, протянула ему
руку, а попадья, опустив газету на колени, не своим голосом спросила...
— Ну, врёшь! — сказал дядя, предложив мне идти домой, а
поп отскочил
в угол и свернулся там на кресле, видимо, рассердясь, мне сунул
руку молча, а дяде и головой не кивнул.
Вдруг вскакивает Гриша, схватывает через стол одной
рукой банкомета, а другой
руку его помощника и поднимает кверху; у каждого по колоде карт
в руке, не успели перемениться: «Шулера, колоды меняют!» На момент все замерло, а он схватил одной
рукой за горло толстяка и кулачищем начал его тыкать
в морду и лупить по чем
попело…
С улыбкой сквозь красивые усы и бородку он крепко пожал мне
руку, сделал легкий поклон, щелкнул опорками пятку о пятку, как, по-видимому, привык делать
в сапогах со шпорами, и отрекомендовался: поручик
Попов. Думаю, что это был псевдоним. Уж очень он на меня свысока смотрел. Но когда мы выпили по четвертому стаканчику, закусывая соленым огурцом, нарезанным на газете, с кусочками печенки, он захмелел, снизошел до меня и разговорился.
Архар отправился к
попу, а Рогожин, сверх всякого ожидания,
в одну минуту оделся и, войдя шатающимися от слабости ногами
в избу Архара, прямо, держась
рукою стены, прошел
в угол, где сидела за своею прялкой его Дульцинея, и, поддержанный ее
рукою, сел возле нее и проговорил...
Мы прошли сквозь ослепительные лучи зал, по которым я следовал вчера за
Попом в библиотеку, и застали Ганувера
в картинной галерее. С ним был Дюрок, он ходил наискось от стола к окну и обратно. Ганувер сидел, положив подбородок
в сложенные на столе
руки, и задумчиво следил, как ходит Дюрок. Две белые статуи
в конце галереи и яркий свет больших окон из целых стекол, доходящих до самого паркета, придавали огромному помещению открытый и веселый характер.
— Так… а все-таки — может быть, хорошо все знать. —
Поп, улыбаясь, смотрел, как я гневно одеваюсь, как тороплюсь обуться. Только теперь, немного успокаиваясь, я заметил, что эти вещи — куртка, брюки, сапоги и белье — были хотя скромного покроя, но прекрасного качества, и, одеваясь, я чувствовал себя, как
рука в теплой мыльной пене.
Моя мнительность обострилась припадком страха, что
Поп расскажет о моей грубости Гануверу и меня не пустят к столу; ничего не увидев, всеми забытый, отверженный, я буду бродить среди огней и цветов, затем Томсон выстрелит
в меня из тяжелого револьвера, и я, испуская последний вздох на
руках Дюрока, скажу плачущей надо мной Молли: «Не плачьте.
Я не удивился, когда стена сошла с своего места и
в яркой глубине обширной, роскошной комнаты я увидел
Попа, а за ним — Дюрока
в пестром халате. Дюрок поднял, но тотчас опустил револьвер, и оба бросились ко мне, втаскивая меня за
руки, за ноги, так как я не мог встать. Я опустился на стул, смеясь и изо всей силы хлопая себя по колену.
— Вы видите, — продолжал
Поп, и его
рука, лежавшая на столе, стала нервно дрожать. Моя
рука тоже лежала на столе и так же задрожала, как
рука Попа. Он нагнулся и, широко раскрыв глаза, произнес: — Вы понимаете? Клянусь, что Галуэй ее любовник, и мы даже не знаем, чем рисковал Ганувер, попав
в такое общество. Вы видели золотую цепь и слышали, что говорилось при этом! Что делать?