Неточные совпадения
Этого он не мог представить, но подумал, что, наверное, многие рабочие не пошли бы к памятнику царя, если б этот человек был с ними. Потом память воскресила и поставила
рядом с Кутузовым молодого человека с голубыми глазами и виноватой улыбкой; патрона, который демонстративно смахивает платком табак со стола; чудовищно разжиревшего Варавку и еще множество
разных людей. Кутузов не терялся
в их толпе, не потерялся он и
в деревне, среди сурово настроенных мужиков, которые растащили хлеб из магазина.
Бальзаминов. Ах, маменька, не мешайте! Представьте, маменька, я, бедный молодой человек, хожу себе по улице, и вдруг что же? И вдруг теперь поеду
в коляске! И знаете, что мне
в голову пришло? Может быть, за Пеженовой сад отдадут
в приданое: тогда можно будет забор-то разгородить, сады-то у них
рядом, и сделать один сад.
Разных беседок и аллей…
У него
в голове было свое царство цифр
в образах: они по-своему строились у него там, как солдаты. Он придумал им какие-то свои знаки или физиономии, по которым они становились
в ряды, слагались, множились и делились; все фигуры их рисовались то знакомыми людьми, то походили на
разных животных.
Полноводье еще не сбыло, и река завладела плоским прибрежьем, а у крутых берегов шумливо и кругами омывали подножия гор.
В разных местах, незаметно, будто не двигаясь, плыли суда. Высоко на небе
рядами висели облака.
Я не знаю, с чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там, где родится. Каких услуг не оказывает он человеку! чего не делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда не вполне, стать с ним
рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него строят заборы, плетни, стены домов, лодки, делают множество посуды,
разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят
в варенье, вроде инбирного, которое делают из молодых веток.
Две коралловые серые скалы выступают далеко из берегов и висят над водой; на вершине одной из них видна кровля протестантской церкви, а
рядом с ней тяжело залегли
в густой траве и кустах каменные массивные глыбы
разных форм, цилиндры, полукруги, овалы; издалека примешь их за здания — так велики они.
На рейде рисуются легкие очертания военных судов,
рядом стоят большие барки, недалеко и военные китайские суда, с тонкими мачтами, которые смотрят
в разные стороны.
Я так думал вслух, при купцах, и они согласились со мною. С общей точки зрения оно очень хорошо; а для этих пяти, шести, десяти человек — нет. Торговля
в этой малонаселенной части империи обращается, как кровь
в жилах, помогая распространению народонаселения. Одно место глохнет, другое возникает
рядом, потом третье и т. д., а между тем люди разбредутся
в разные стороны, оснуются
в глуши и вместо золота начнут добывать из земли что-нибудь другое.
По длинному
ряду бараков, расположенных на берегу моря для склада товаров и
разного сырья, можно судить о размерах торговых оборотов китайцев
в заливе Ольги.
В самый день праздника по обе стороны «каплицы» народ вытянулся по дороге несметною пестрою вереницей. Тому, кто посмотрел бы на это зрелище с вершины одного из холмов, окружавших местечко, могло бы показаться, что это гигантский зверь растянулся по дороге около часовни и лежит тут неподвижно, по временам только пошевеливая матовою чешуей
разных цветов. По обеим сторонам занятой народом дороги
в два
ряда вытянулось целое полчище нищих, протягивавших руки за подаянием.
На мосту ей попались Пашка Горбатый, шустрый мальчик, и Илюшка Рачитель, — это были закадычные друзья. Они ходили вместе
в школу, а потом бегали
в лес, затевали
разные игры и баловались. Огороды избенки Рачителя и горбатовской избы были
рядом, что и связывало ребят: вышел Пашка
в огород, а уж Илюшка сидит на прясле, или наоборот. Старая Ганна пристально посмотрела на будущего мужа своей ненаглядной Федорки и даже остановилась: проворный парнишка будет, ежели бы не семья ихняя.
Другой,
рядом с ним, лежал на самом дне повозки; видны были только две исхудалые руки, которыми он держался за грядки повозки, и поднятые колени, как мочалы, мотавшиеся
в разные стороны.
Подхалюзин. С места не сойти, Алимпияда Самсоновна! Анафемой хочу быть, коли лгу! Да это что-с, Алимпияда Самсоновна! Нешто мы
в эдаком доме будем жить?
В Каретном
ряду купим-с, распишем как: на потолках это райских птиц нарисуем, сиренов, капидонов
разных — поглядеть только будут деньги давать.
В рядах мои любовники, как нарочно, встретили откупщицу, что-то такое закупавшую себе. Она очень приветливо поклонилась Аггею Никитичу, а также и пани Вибель, но та, вся поглощенная соображениями о своем платье, торопливо мотнула ей головой и обратилась к торговцам с вопросами, есть ли у них то, и другое, и третье. Они ей отвечали, что все это есть, и показывали ей
разные разности, но на поверку выходило, что все это не то, чего желала пани Вибель, так что она пришла почти
в отчаяние и воскликнула...
Но камергера это не остановило, он стал рассыпаться пред Миропой Дмитриевной
в любезностях, как только встречался с нею, особенно если это было с глазу на глаз, приискивал для номеров ее постояльцев, сам напрашивался исполнять небольшие поручения Миропы Дмитриевны по
разным присутственным местам; наконец
в один вечер упросил ее ехать с ним
в театр,
в кресла, которые были им взяты
рядом, во втором
ряду, а
в первом
ряду, как очень хорошо видела Миропа Дмитриевна, сидели все князья и генералы, с которыми камергер со всеми был знаком.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли
в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает
в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей
рядом с майором на диване и только что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись
в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны:
в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о
разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания
в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
Незаметно, как маленькая звезда на утренней заре, погас брат Коля. Бабушка, он и я спали
в маленьком сарайчике, на дровах, прикрытых
разным тряпьем;
рядом с нами, за щелявой стеной из горбушин, был хозяйский курятник; с вечера мы слышали, как встряхивались и клохтали, засыпая, сытые куры; утром нас будил золотой горластый петух.
Комната была просторная.
В ней было несколько кроватей, очень широких, с белыми подушками.
В одном только месте стоял небольшой столик у кровати, и
в разных местах — несколько стульев. На одной стене висела большая картина, на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а
рядом — литографии, на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей видел у себя на Волыни и подумал, что это Борк привез
в Америку с собою.
В экипаже я сидел
рядом с Биче, имея перед собой Ботвеля, который, по многим приметам, был для Биче добрым приятелем, как это случается между молодыми людьми
разного пола, связанными родством, обоюдной симпатией и похожими вкусами.
В видах осторожности Татьяна Власьевна перевела Зотушку из флигелька
в батюшкин дом и поместила его
рядом с своими горенками; «источник» перетащил за собой все свои художества и разложил их по
разным полкам и полочкам, которые умел прилаживать с величайшим искусством.
Эта просьба старушкою была подана прокурору на первой неделе великого поста, и о ней вдруг заговорили, как о событии, выходящем вон из
ряда; а на сынков стали покашиваться, но как раз целый год прошел, пока проходили
разные процедуры и старушка из тюрьмы доказывала своим свободным детям, что у них еще есть деньги и что так как они не делились, то она
в этих деньгах имеет часть.
Вместо улиц тянулись бесконечные
ряды труб и печей, посреди которых от времени до времени возвышались полуразрушенные кирпичные дома; на каждом шагу встречались с ним толпы оборванных солдат: одни, запачканные сажею, черные как негры, копались
в развалинах домов; другие, опьянев от русского вина, кричали охриплым голосом: «Viva 1'еmpereur!» [Да здравствует император! (франц.)] — шумели и пели песни на
разных европейских языках.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти
рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Я заглянул
в директорскую ложу и был поражен необычайным и невиданным мною зрелищем; но чтоб лучше видеть полную картину, я сошел
в оркестр: при ярком освещении великолепной залы Большого Петровского театра, вновь отделанной к коронации, при совершенной тишине ложи всех четырех ярусов (всего их находится пять) были наполнены гвардейскими солдатами
разных полков;
в каждой ложе сидело по десяти или двенадцати человек; передние
ряды кресел и бельэтаж, предоставленные генералам, штаб-и обер-офицерам, были еще пусты.
И вот — углубился я
в чтение; целыми днями читал. Трудно мне и досадно: книги со мной не спорят, они просто знать меня не хотят. Одна книга — замучила: говорилось
в ней о развитии мира и человеческой жизни, — против библии было написано. Всё очень просто, понятно и необходимо, но нет мне места
в этой простоте, встаёт вокруг меня
ряд разных сил, а я среди них — как мышь
в западне. Читал я её раза два; читаю и молчу, желая сам найти
в ней прореху, через которую мог бы я вылезти на свободу. Но не нахожу.
Рассуждения отрешенного взяточника имеют значительную долю справедливости. Для подтверждения этого вспомним, как
в течение двух столетий у нас преследовалось зло взяток, как против них восставали люди государственные
в докладных записках и проектах, как они запрещались указами, как их обличала литература. Ради курьеза приведем, пожалуй,
ряд свидетельств о взятках из
разных периодов русской литературы и общественного развития.
Послышался тревожный стук капельмейстерской палочки, и первые такты марша понеслись по цирку веселыми, возбуждающими, медными звуками. Кто-то быстро распахнул занавес, кто-то хлопнул Арбузова по плечу и отрывисто скомандовал ему: «Allez!» Плечо о плечо, ступая с тяжелой, самоуверенной грацией, по-прежнему не глядя друг на друга, борцы пошли между двух
рядов выстроившихся артистов и, дойдя до средины арены, разошлись
в разные стороны.
И потому, когда пришел час к отъезду купцов восвояси, Фотей очутился на передке
рядом с кучером, и скинуть его было невозможно до лежавшего на их пути села Крутого. Здесь был
в то время очень опасный спуск с одной горы и тяжелый подъем на другую, и потому случались
разные происшествия с путниками: падали лошади, переворачивались экипажи и прочее
в этом роде. Село Крутое непременно надо было проследовать засветло, иначе надо заночевать, а
в сумерки никто не рисковал спускаться.
Перед окнами стоял опрятный стол, покрытый
разными вещицами;
в углу находилась полочка для книг с бюстами Шиллера и Гёте; на стенах висели ландкарты, четыре греведоновские головки и охотничье ружье; возле стола стройно возвышался
ряд трубок с исправными мундштуками;
в сенях на полу лежал коврик; все двери запирались на замок; окна завешивались гардинами.
— Не желательно разве мне знать, почему православное коренное мещанство — позади поставлено, а
в первом
ряду — Фогеля, да Штрехеля, да
разные бароны?
Большая зала
в доме Дарьялова.
В левой стороне ее на небольшом возвышении стоит покрытый зеленым сукном стол с бумагами, с
разными письменными принадлежностями и колокольчиком. Пред столом поставлены два кресла. По левой стороне, кроме дивана со столом и нескольких кресел, расставлены
рядами стулья.
Один за другим,
в разных местах длинной колонны, глухо зарокотали барабаны. Солдаты бегом заскакивали
в ряды, поправляя на ходу толчком спины и плеч ранец и подпрыгивая, чтобы попасть
в ногу. Офицеры, обнажая на ходу шашки, поспешно отыскивали свои места.
Через два часа он сидит
в зверинце,
в первом
ряду, и смотрит, как ученые звери по приказанию хозяина выделывают
разные штуки.
В Сибири он жил
в разных местах и, наконец, поселился здесь,
рядом с убогим поселком.
Целый
ряд высоких комнат с паркетными полами, оклеенных дорогими, тисненными золотом, обоями; столовая «под дуб» с развешанными по стенам плохими моделями дичи, с огромным резным буфетом, с большим круглым столом, на который лился целый поток света из висячей бронзовой лампы с молочным абажуром; зал с роялем, множеством
разной мебели из гнутого бука, диванчиков, скамеек, табуреток, стульев, с дорогими литографиями и скверными олеографиями
в раззолоченных рамах; гостиная, как водится, с шелковой мебелью и кучей ненужных вещей.
В смежной комнате, на таком же большом раскидном столе, кипели вместительный самовар, окруженный коллекцией разнокалиберных стаканов и чашек, а
рядом с ним помещалась небольшая батарея бутылок,
разные закуски и поднос с целою горою сухарей, булок и пеклеванного хлеба.
С каким удовольствием бегала она
в ряды,
в гостиный двор, накупать то себе, то ему
разные принадлежности к своему приданому.
Неподалеку от пристани ютится
ряд нескольких красивых зданий: это конторы, банки и
разные правительственные здания, помещающиеся
в нижнем городе, где сосредоточена вся торговая деятельность и
в котором живут исключительно туземцы. Европейцы только являются сюда
в свои оффисы, то есть конторы, канцелярии и пр., но не живут
в этом некрасивом вонючем рассаднике всяких болезней.
Восхищаясь
разными проявлениями могущества знания, техники и цивилизации, молодой человек вместе с тем поражался вопиющими контрастами кричащей роскоши какой-нибудь большой улицы
рядом с поражающей нищетой соседнего узкого глухого переулка, где одичавшие от голода женщины с бледными полуголыми детьми останавливают прохожих, прося милостыню
в то время, когда не смотрит полисмен.
Посредине фанзы устроены на стойках
в два
ряда полки, на которых сложены
разные охотничьи принадлежности, как то: рыболовные крючки, остроги, копья, луки и стрелы.
Отпуском меня отсюда не торопились: денег, за которыми я приехал, не было
в сборе, — их свозили
в губернский город из
разных уездов; все это шло довольно медленно, и я этим временем свел здесь несколько очень приятных знакомств; во главе их было семейство хозяина, у которого я пристал с моими двумя присяжными солдатами, и потом чрезвычайно живой и веселый живописец Лаптев, который занимался
в это время роспискою стен и купола местного собора и жил тут же,
рядом со мною,
в комнате у того же самого небогатого дворянина Нестерова.
Борьба за осуществление своего призвания и своего дара порождает целый
ряд трагических конфликтов,
в которых сталкиваются ценности
разных порядков.
— Мы насчет Ванькина, — сказал он ему. — Чудачина! Входит, это,
в кухню, увидел меня
рядом с Марфой да и давай штуки
разные выдумывать. «Чего, говорит, вы целуетесь?» Спьяна-то ему примерещилось. А я, говорю, скорей с индюком поцелуюсь, чем с Марфой. Да у меня и жена есть, говорю, дурак ты этакий. Насмешил!
— Вы этого не могли думать. Всем записавшимся
в наш отряд я вчера вечером ясно сказал, что грабить мы не позволяем… Товарищи! — обратился он к своему отряду. — Наша красная рабоче-крестьянская армия — не белогвардейский сброд,
в ней нет места бандиту, мы боремся для всемирной революции, а не для того, чтоб набивать себе карманы приятными
разными вещицами. Эти люди вчера только вступили
в ряды красной армии и первым же их шагом было идти грабить. Больше опозорить красную армию они не могли!
Альбом, развернутый перед Теркиным на подоконнике, держался не
в особенном порядке. Нижние карточки плохо сидели
в своих отверстиях, не шли сплошными
рядами, а с промежутками. Но все-таки было много всякого народа: мужчин, женщин, скверно и франтовато одетых, бородатых и совсем безбородых, с скопческими лицами, смуглых и белобрысых. И фамилии показывали, что тут стеклись воры и карманники с
разных русских окраин: мелькали польские, немецкие, еврейские, хохлацкие фамилии.
Теркина везла тройка обывательских на крупных рысях.
Рядом с ямщиком,
в верблюжьем зипуне и шляпе „гречушником“, торчала маленькая широкоплечая фигура карлика Чурилина. Он повсюду ездил с Василием Иванычем —
в самые дальние места, и весьма гордился этим. Чурилин сдвинул шапку на затылок, и уши его торчали
в разные стороны, точно у татарчонка.
В дорогу он неизменно надевал вязаную синюю фуфайку, какие носят дворники, поверх жилета, и внакидку старое пальто.
В эти годы Михайлов уже отдавался публицистике
в целом
ряде статей на
разные"гражданские"темы
в"Современнике"и из-за границы, где долго жил, вернулся очень"красным"(как говорили тогда), что и сказалось
в его дальнейшей судьбе.
Один проезжий из Петербурга надворный советник, переехав волховский мост, вышел из коляски, чтобы тут же
в обжорном
ряду, где на столиках продавались горожанками
разные припасы, купить себе что-нибудь из съестного на дорогу.
В числе двенадцати человек явились они
в рядом лежащую деревню Закупленье; Анцыпо прочитал манифест польского короля, объявил
разные милости: дарование земель, уничтожение акциза, и т. п., и советовал молиться за короля польского.
Вся беда
в том, что край был до сих пор наводнён
разного рода русскими отбросами и авантюристами, которые любят жать там, где не сеяли; они-то и испортили наше отношение с китайцами, которые привыкли вести дела «на веру» — они доверчивы, но наученные
рядом обманов становятся более чем осторожными.