Неточные совпадения
Хлестаков. Это правда. Я, признаюсь, сам люблю иногда заумствоваться: иной раз
прозой,
а в другой и стишки выкинутся.
Не без труда и не скоро он распутал тугой клубок этих чувств: тоскливое ощущение утраты чего-то очень важного, острое недовольство собою, желание отомстить Лидии за обиду, половое любопытство к ней и рядом со всем этим напряженное желание убедить девушку
в его значительности,
а за всем этим явилась уверенность, что
в конце концов он любит Лидию настоящей любовью, именно той, о которой пишут стихами и
прозой и
в которой нет ничего мальчишеского, смешного, выдуманного.
— Подруги упрекают меня, дескать — польстилась девушка на деньги, — говорила Телепнева, добывая щипчиками конфекты из коробки. — Особенно язвит Лидия, по ее законам необходимо жить с милым и чтобы —
в шалаше. Но — я бытовая и водевильная, для меня необходим приличный домик и свои лошади. Мне заявлено: «У вас, Телепнева, совершенно отсутствует понимание драматизма». Это сказал не кто-нибудь,
а — сам, он, который сочиняет драмы.
А с милым без драмы — не прожить, как это доказано
в стихах и
прозе…
Она мне писала стихи, я писал ей
в прозе целые диссертации,
а потом мы вместе мечтали о будущем, о ссылке, о казематах, она была на все готова.
Он прислал
А. Писарева, генерал-майора «Калужских вечеров», попечителем, велел студентов одеть
в мундирные сертуки, велел им носить шпагу, потом запретил носить шпагу; отдал Полежаева
в солдаты за стихи, Костенецкого с товарищами за
прозу, уничтожил Критских за бюст, отправил нас
в ссылку за сен-симонизм, посадил князя Сергея Михайловича Голицына попечителем и не занимался больше «этим рассадником разврата», благочестиво советуя молодым людям, окончившим курс
в лицее и
в школе правоведения, не вступать
в него.
Но… когда просыпался, — все улетало, как стая птиц, испуганных приближением охотника.
А те концы, которые мне удавалось порой задержать
в памяти, оказывались совершенно плохи:
в стихах не было размера,
в прозе часто недоставало даже грамматического смысла,
а слова стояли с не своим, чуждым значением…
Гораздо бы эпической поэме свойственнее было, если бы перевод «Генриады» не был
в ямбах,
а ямбы некраесловные хуже
прозы.
…Наш триумвират, несколько вам знакомый, совершенно сибирская
проза нараспев. Признаюсь, издали мне эта компания казалась сноснее,
а как вижу ближе, то никак бы не хотел ими командовать. Надобно иметь большую храбрость или большое упрямство, чтобы тут находить счастие. Впрочем, я этим еще более убеждаюсь
в ничтожестве сибирских супружеств. [Речь идет о Басаргине, его жене и ее матери.]
Он называл это творить особый мир, и, сидя
в своем уединении, точно сотворил себе из ничего какой-то мир и обретался больше
в нем,
а на службу ходил редко и неохотно, называя ее горькою необходимостью, необходимым злом или печальной
прозой.
— Трудится бездарный труженик; талант творит легко и свободно…» Но, вспомнив, что статьи его о сельском хозяйстве, да и стихи тоже, были сначала так, ни то ни се,
а потом постепенно совершенствовались и обратили на себя особенное внимание публики, он задумался, понял нелепость своего заключения и со вздохом отложил изящную
прозу до другого времени: когда сердце будет биться ровнее, мысли придут
в порядок, тогда он дал себе слово заняться как следует.
В конце концов Н.И. Пастухов смягчался, начинал говорить уже не вы,
а ты и давал пятьдесят рублей. Но крупных гонораров платить не любил и признавал пятак за
прозу и гривенник за стихи. Тогда
в Москве жизнь дешевая была. Как-то во время его обычного обеда
в трактире Тестова, где за его столом всегда собирались сотрудники, ему показали сидевшего за другим столом поэта Бальмонта.
Пушкин до того удивил меня простотой и музыкой стиха, что долгое время
проза казалась мне неестественной и читать ее было неловко. Пролог к «Руслану» напоминал мне лучшие сказки бабушки, чудесно сжав их
в одну,
а некоторые строки изумляли меня своей чеканной правдой.
— «Выставляется первая рама, и
в комнату шум ворвался, — декламировал Пепко, выглядывая
в форточку, — и благовест ближнего храма, и говор народа, и стук колеса»… Есть! «Вон даль голубая видна», то есть,
в переводе на
прозу, забор.
А вообще — тьфу!..
А я все-таки испытываю некоторое томление натуры… Этакое особенное подлое чувство, которое создано только для людей богатых, имеющих возможность переехать куда-нибудь
в Павловск, черт возьми!..
Это был самый потрясающий момент
в моей богатейшей приключениями и событиями жизни. Это мое торжество из торжеств.
А тут еще Бурлак сказал, что Кичеев просит прислать для «Будильника» и стихов, и
прозы еще. Я ликовал. И
в самом деле думалось: я, еще так недавно беспаспортный бродяга, ночевавший зимой
в ночлежках и летом под лодкой да
в степных бурьянах, сотни раз бывший на границе той или другой погибели, и вдруг…
В прозе Княжнин поместил здесь свою речь, говоренную на акте
в Академии художеств,
в 1779 году (ч. I, ст. XXXI);
а в стихах: «Послание к российским питомцам свободных художеств» (ч. I, ст. XV); «Феридина ошибка» (ст. XXIII); «Мор зверей» (ст. XXV); «Рыбак» (ст. XXVII.
В 1850 году Загоскин напечатал комедию
в 4-х действиях,
в прозе: «Поездка за границу». Она была представлена на театре 19 января. Публика приняла ее на сцене очень хорошо, хотя причина благоприятной развязки, останавливающая только на-время поездку за границу, несколько натянута: собственно тут нет поездки,
а только сборы за границу, но зато эти сборы так забавны, что зрители смотрели комедию всегда с удовольствием. Надобно прибавить, что она была разыграна очень удачно.
Да кто же этот гость?.. Pardon, сейчас!..
Рассеянность… Monsieur, рекомендую:
Герой мой, друг мой — Сашка!.. Жаль для вас,
Что случай свел
в минуту вас такую,
И
в этом месте… Верьте, я не раз
Ему твердил, что эти посещенья
О нем дадут весьма дурное мненье.
Я говорил, — он слушал, он был весь
Вниманье… Глядь,
а вечером уж здесь!..
И я нашел, что мне его исправить
Труднее
в прозе, чем
в стихах прославить.
Читал какую-то свою пиесу
в прозе Станевич; по окончании чтения Шишков и кто-то другой стали его хвалить; вдруг граф Хвостов встал с кресел, подошел к Державину, потрепал его по плечу и сказал: «Нет, Гаврила Романыч, он не наш брат,
а их брат» — и указал на Александра Семеныча Шишкова и П. Ю. Львова.
—
А так, братец, смешно стало. Представился мне ты через десять лет; сам
в халате, подурневшая беременная жена, семь человек детей и очень мало денег для покупки им башмаков, штанишек, шапчонок и всего прочего. Вообще,
проза. Будешь ли ты тогда носить эту карточку
в боковом кармане? Ха-ха-ха!
Современная война есть страшная
проза,
а не поэзия, и
в ней преобладает беспросветная обыденность.
«Как хороши, как свежи были розы», — звенит мой и не мой как будто,
а чей-то чужой голос. Говорю прекрасные слова тургеневского стихотворения
в прозе,
а сердце так и пляшет, так и скачет
в груди.
Белая, бледная, тонкая, очень красивая при лунном свете, она ждала ласки; ее постоянные мечты о счастье и любви истомили ее, и уже она была не
в силах скрывать своих чувств, и ее вся фигура, и блеск глаз, и застывшая счастливая улыбка выдавали ее сокровенные мысли,
а ему было неловко, он сжался, притих, не зная, говорить ли ему, чтобы всё, по обыкновению, разыграть
в шутку, или молчать, и чувствовал досаду и думал только о том, что здесь
в усадьбе,
в лунную ночь, около красивой, влюбленной, мечтательной девушки он так же равнодушен, как на Малой Бронной, — и потому, очевидно, что эта поэзия отжила для него так же, как та грубая
проза.
В то время
А. П. вообще предпочитал стихи
прозе, как, впрочем, и всякий гимназист его возраста.
Мы, женщины, на стихи не решились,
а начали играть
в прозу, устроили особого рода secrétaire.
Вывод же, который можно сделать из этого, тот, что надо перестать думать, что любовь плотская есть нечто особенно возвышенное,
а надо понять, что цель, достойная человека, — служение ли человечеству, отечеству, науке, искусству ли (не говоря уже о служении Богу) — какая бы она ни была, если только мы считаем ее достойной человека, не достигается посредством соединения с предметом любви
в браке или вне его,
а что, напротив, влюбление и соединение с предметом любви (как бы ни старались доказывать противное
в стихах и
прозе) никогда не облегчает достижение достойной человека цели, но всегда затрудняет его.