Неточные совпадения
Но происшествие это было важно
в том отношении, что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет
предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли. Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал
в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Он прочел письма. Одно было очень неприятное — от купца, покупавшего лес
в имении жены. Лес этот необходимо было продать; но теперь, до примирения с женой, не могло быть о том речи. Всего же неприятнее тут было то, что этим подмешивался денежный интерес
в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этого леса будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
Потные, измученные скакавшие лошади, провожаемые конюхами, уводились домой, и одна зa другой появлялись новые к
предстоящей скачке, свежие, большею частию английские лошади,
в капорах, со своими поддернутыми животами,похожие на странных огромных птиц.
Подвинув на середину портфель с текущими делами, он с чуть заметною улыбкой самодовольства вынул из стойки карандаш и погрузился
в чтение вытребованного им сложного дела, относившегося до
предстоящего усложнения.
Взойдя наверх одеться для вечера и взглянув
в зеркало, она с радостью заметила, что она
в одном из своих хороших дней и
в полном обладании всеми своими силами, а это ей так нужно было для
предстоящего: она чувствовала
в себе внешнюю тишину и свободную грацию движений.
Занятия его и хозяйством и книгой,
в которой должны были быть изложены основания нового хозяйства, не были оставлены им; но как прежде эти занятия и мысли показались ему малы и ничтожны
в сравнении с мраком, покрывшим всю жизнь, так точно неважны и малы они казались теперь
в сравнении с тою облитою ярким светом счастья
предстоящею жизнью.
В сентябре Левин переехал
в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела целый месяц
в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье
в Кашинской губернии и принимавший большое участие
в вопросе
предстоящих выборов, собрался ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого был шар по Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина было
в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей за границей, дело по опеке и по получению денег выкупа.
Чувство
предстоящей скачки всё более и более охватывало его по мере того, как он въезжал дальше и дальше
в атмосферу скачек, обгоняя экипажи ехавших с дач и из Петербурга на скачки.
Говоря о
предстоящем наказании иностранцу, судившемуся
в России, и о том, как было бы неправильно наказать его высылкой за границу, Левин повторил то, что он слышал вчера
в разговоре от одного знакомого.
Теперь же, когда Левин, под влиянием пришедшей ему мысли и напоминания Агафьи Михайловны, был
в неясном, запутанном состоянии, ему
предстоящее свидание с братом показалось особенно тяжелым.
Пообедав, Левин сел, как и обыкновенно, с книгой на кресло и, читая, продолжал думать о своей
предстоящей поездке
в связи с книгою.
Николай сказал, что он приехал теперь получить эти деньги и, главное, побывать
в своем гнезде, дотронуться до земли, чтобы набраться, как богатыри, силы для
предстоящей деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную с его ростом худобу, движения его, как обыкновенно, были быстры и порывисты. Левин провел его
в кабинет.
Те же были воспоминания счастья, навсегда потерянного, то же представление бессмысленности всего
предстоящего в жизни, то же сознание своего унижения.
Обдумывая, что он скажет, он пожалел о том, что для домашнего употребления, так незаметно, он должен употребить свое время и силы ума; но, несмотря на то,
в голове его ясно и отчетливо, как доклад, составилась форма и последовательность
предстоящей речи.
Это он почувствовал при одном виде Игната и лошадей; но когда он надел привезенный ему тулуп, сел закутавшись
в сани и поехал, раздумывая о
предстоящих распоряжениях
в деревне и поглядывая на пристяжную, бывшую верховою, Донскую, надорванную, но лихую лошадь, он совершенно иначе стал понимать то, что с ним случилось.
Слова кондуктора разбудили его и заставили вспомнить о матери и
предстоящем свидании с ней. Он
в душе своей не уважал матери и, не отдавая себе
в том отчета, не любил ее, хотя по понятиям того круга,
в котором жил, по воспитанию своему, не мог себе представить других к матери отношений, как
в высшей степени покорных и почтительных, и тем более внешне покорных и почтительных, чем менее
в душе он уважал и любил ее.
«Впрочем, это дело кончено, нечего думать об этом», сказал себе Алексей Александрович. И, думая только о
предстоящем отъезде и деле ревизии, он вошел
в свой нумер и спросил у провожавшего швейцара, где его лакей; швейцар сказал, что лакей только что вышел. Алексей Александрович велел себе подать чаю, сел к столу и, взяв Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
В нынешнем же году назначены были офицерские скачки с препятствиями. Вронский записался на скачки, купил английскую кровную кобылу и, несмотря на свою любовь, был страстно хотя и сдержанно, увлечен
предстоящими скачками…
Долго бессмысленно смотрел я
в книгу диалогов, но от слез, набиравшихся мне
в глаза при мысли о
предстоящей разлуке, не мог читать; когда же пришло время говорить их Карлу Иванычу, который, зажмурившись, слушал меня (это был дурной признак), именно на том месте, где один говорит: «Wo kommen Sie her?», [Откуда вы идете? (нем.)] а другой отвечает: «Ich komme vom Kaffe-Hause», [Я иду из кофейни (нем.).] — я не мог более удерживать слез и от рыданий не мог произнести: «Haben Sie die Zeitung nicht gelesen?» [Вы не читали газеты? (нем.)]
Кроме того, у него было
в виду и страшно тревожило его, особенно минутами,
предстоящее свидание с Соней: он должен был объявить ей, кто убил Лизавету, и предчувствовал себе страшное мучение, и точно отмахивался от него руками.
Отец Герасим, бледный и дрожащий, стоял у крыльца, с крестом
в руках, и, казалось, молча умолял его за
предстоящие жертвы.
Она великодушно удалила от них княжну, которую известие о
предстоящем браке привело
в слезливую ярость.
С уходом Тарантьева
в комнате водворилась ненарушимая тишина минут на десять. Обломов был расстроен и письмом старосты и
предстоящим переездом на квартиру и отчасти утомлен трескотней Тарантьева. Наконец он вздохнул.
С начала лета
в доме стали поговаривать о двух больших
предстоящих праздниках: Иванове дне, именинах братца, и об Ильине дне — именинах Обломова: это были две важные эпохи
в виду. И когда хозяйке случалось купить или видеть на рынке отличную четверть телятины или удавался особенно хорошо пирог, она приговаривала: «Ах, если б этакая телятина попалась или этакий пирог удался
в Иванов или
в Ильин день!»
Последний разливал волны семинарского красноречия, переходя нередко
в плаксивый тон и обращая к Марфеньке пожелания по случаю
предстоящего брака.
Затем его поглотил процесс его исполнения. Он глубоко и серьезно вникал
в предстоящий ему долг: как, без огласки, без всякого шума и сцен, кротко и разумно уговорить эту женщину поберечь мужа, обратиться на другой, честный путь и начать заглаживать прошлое…
— А, попадья? Так это ты пишешь: ах, это любопытно! — сказал Райский и даже потер коленки одна о другую от
предстоящего удовольствия, и погрузился
в чтение.
— То есть вы, собственно, про озноб или про кровоизлияние? Между тем факт известен, что очень многие из тех, которые
в силах думать о своей
предстоящей смерти, самовольной или нет, весьма часто наклонны заботиться о благообразии вида,
в каком останется их труп.
В этом смысле и Крафт побоялся излишнего кровоизлияния.
В утро той страшной сцены рябой, тот самый, к которому перешли Тришатов и друг его, успел известить Бьоринга о
предстоящем злоумышлении.
И это еще, говорят, безделица
в сравнении с
предстоящими грязями, где лошадь уходит совсем.
Японцы уехали с обещанием вечером привезти ответ губернатора о месте. «Стало быть, о прежнем, то есть об отъезде, уже нет и речи», — сказали они, уезжая, и стали отирать себе рот, как будто стирая прежние слова. А мы начали толковать о
предстоящих переменах
в нашем плане. Я еще, до отъезда их, не утерпел и вышел на палубу. Капитан распоряжался привязкой парусов. «Напрасно, — сказал я, — велите опять отвязывать, не пойдем».
Действительность, как туча, приближалась все грозней и грозней; душу посещал и мелочной страх, когда я углублялся
в подробный анализ
предстоящего вояжа.
Но волнение его было напрасно: муж, предводитель дворянства того самого уезда,
в котором были главные имения Нехлюдова, извещал Нехлюдова о том, что
в конце мая назначено экстренное земское собрание, и что он просит Нехлюдова непременно приехать и donner un coup d’épaule [поддержать]
в предстоящих важных вопросах на земском собрании о школах и подъездных путях, при которых ожидалось сильное противодействие реакционной партии.
Нехлюдов переводил слова англичанина и смотрителя, не вникая
в смысл их, совершенно неожиданно для себя смущенный
предстоящим свиданием. Когда среди фразы, переводимой им англичанину, он услыхал приближающиеся шаги, и дверь конторы отворилась, и, как это было много раз, вошел надзиратель и за ним повязанная платком,
в арестантской кофте Катюша, он, увидав ее, испытал тяжелое чувство.
С приятным сознанием своей твердости против доводов управляющего и готовности на жертву для крестьян Нехлюдов вышел из конторы, и, обдумывая
предстоящее дело, прошелся вокруг дома, по цветникам, запущенным
в нынешнем году (цветник был разбит против дома управляющего), по зарастающему цикорием lawn-tennis’y и по липовой алее, где он обыкновенно ходил курить свою сигару, и где кокетничала с ним три года тому назад гостившая у матери хорошенькая Киримова.
Всех довольнее
предстоящей свадьбой, конечно, была Хиония Алексеевна. Она по нескольку раз
в день принималась плакать от радости и всех уверяла, что давно не только все предвидела, но даже предчувствовала. Ведь Сергей Александрыч такой прекрасный молодой человек и такой богатый, а Зося такая удивительная красавица — одним словом, не оставалось никакого сомнения, что эти молодые люди предусмотрительной природой специально были созданы друг для друга.
Дорогой сюда они успели кое
в чем сговориться и условиться насчет
предстоящего дела и теперь, за столом, востренький ум Николая Парфеновича схватывал на лету и понимал всякое указание, всякое движение
в лице своего старшего сотоварища, с полуслова, со взгляда, с подмига глазком.
Заедая рюмку водки куском балыка, этот снисходительный блюститель порядка отечески попенял мне за мою неосмотрительность, впрочем, вошел
в мое положение и посоветовал только велеть мужичкам понакидать навозцу, закурил трубочку и принялся говорить о
предстоящих выборах.
Хотя я уже говорил об этом предмете
в начале настоящей хроники, но думаю, что не лишнее будет вкратце повторить сказанное, хотя бы
в виде предисловия к
предстоящей портретной галерее «рабов». [Материал для этой галереи я беру исключительно
в дворовой среде. При этом, конечно, не обещаю, что исчерпаю все разнообразие типов, которыми обиловала малиновецкая дворня, а познакомлю лишь с теми личностями, которые почему-либо прочнее других удержались
в моей памяти.]
Разговор делается общим. Отец рассказывает, что
в газетах пишут о какой-то необычной комете, которую ожидают
в предстоящем лете; дядя сообщает, что во французского короля опять стреляли.
Но все на свете кончается; наступил конец и тревожному времени.
В 1856 году Федор Васильич съездил
в Москву. Там уже носились слухи о
предстоящих реформах, но он, конечно, не поверил им. Целый год после этого просидел он спокойно
в Словущенском, упитывая свое тело, прикармливая соседей и строго наблюдая, чтоб никто «об этом» даже заикнуться не смел. Как вдруг пришло достоверное известие, что «оно» уже решено и подписано.
Но дети уже не спят. Ожидание
предстоящего выезда спозаранку волнует их, хотя выезд назначен после раннего обеда, часов около трех, и до обеда предстоит еще провести несколько скучных часов за книжкой
в классе. Но им уже кажется, что на конюшне запрягают лошадей, чудится звон бубенчиков и даже голос кучера Алемпия.
Сестрицы,
в сопровождении отца, поднимаются по лестнице, бледнея при одной мысли о
предстоящей встрече с матушкой. И действительно, забежав вперед, мы довольно явственно слышим, как последняя сквозь зубы, но довольно внятно произносит...
Рескрипт, можно сказать, даже подстрекнул его. Уверившись, что слух о
предстоящей воле уже начинает проникать
в народ, он призвал станового пристава и обругал его за слабое смотрение, потом съездил
в город и назвал исправника колпаком и таким женским именем, что тот с минуту колебался, не обидеться ли ему.
В девичьей, на обеденном столе, красовались вчерашние остатки, не исключая похлебки, и матушкою, совместно с поваром, обсуждался вопрос, что и как «подправить» к
предстоящему обеду.
Прослышав о
предстоящей продаже, матушка решила рискнуть своим небольшим приданным капиталом и поехала
в Москву.
В особенности волновался
предстоящими веселыми перспективами брат Степан, который, несмотря на осеннее безвременье, без шапки,
в одной куртке, убегал из дома по направлению к погребам и кладовым и тщательно следил за процессом припасания, как главным признаком
предстоящего раздолья.
А молва продолжала расти.
В сентябре 1856 года некоторые соседи, ездившие на коронацию, возвратились
в деревню и привезли новость, что вся Москва только и говорит, что о
предстоящей реформе.
Наконец скончался и старик отец, достигнув глубокой старости, а вскоре после его смерти
в народе пронеслись слухи о
предстоящей воле…
Матушка задумывается. Ее серьезно тревожит, что, пожалуй, так и пройдет зима без всякого результата. Уж мясоед на дворе, везде только и разговору, что о
предстоящих свадьбах, а наша невеста сидит словно заколдованная.
В воображении матушки рисуется некрасивая фигура любимицы-дочери, и беспокойство ее растет.