Неточные совпадения
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Появление Половодова
в театре взволновало Привалова так, что он снова опьянел. Все, что происходило дальше, было покрыто каким-то туманом. Он машинально смотрел на сцену, где актеры казались куклами, на
партер, на ложи, на раек. К чему? зачем он здесь? Куда ему бежать от всей этой ужасающей человеческой нескладицы, бежать от самого себя? Он сознавал себя именно той жалкой единицей, которая служит только материалом
в какой-то сильной творческой руке.
Что касается Летучего, то этот прогоревший сановник, выдохшийся даже по части анекдотов из «детской жизни», спился окончательно и приходил
в театр с бутылкой водки
в кармане, выпивал ее через горлышко где-нибудь
в темном уголке, а потом забирался
в самый дальний конец
партера, ложился между стульями и мирно почивал.
В описываемый момент
в конце залы возвышалась высокая эстрада для имеющих читать литераторов, а вся зала сплошь была уставлена, как
партер театра, стульями с широкими проходами для публики.
В тот же день, вечером,
в новом,
в восточном вкусе отделанном
театре шла итальянская опера. Воронцов был
в своей ложе, и
в партере появилась заметная фигура хромого Хаджи-Мурата
в чалме. Он вошел с приставленным к нему адъютантом Воронцова Лорис-Меликовым и поместился
в первом ряду. С восточным, мусульманским достоинством, не только без выражения удивления, но с видом равнодушия, просидев первый акт, Хаджи-Мурат встал и, спокойно оглядывая зрителей, вышел, обращая на себя внимание всех зрителей.
Оба прошли
в ложу — я
в партер. А там уже шепот: «Тургенев
в театре…»
(Просим читателя не удивляться и не негодовать: кто может отвечать за себя, что, сидя
в партере Александринского
театра и охваченный его атмосферой, не хлопал еще худшему каламбуру?)
В Большом
театре на премьерах
партер был занят барами, еще помнившими крепостное право, жалевшими прежнюю пору, брюзжащими на все настоящее и всем недовольными.
А вслед за ним, как эхо, «Реквием» повторилось еще несколько отдельными голосами
в партере, и наконец рявкнул и бас сверху, по-семинарски смягчив первый слог.
Театр на это непонятное для них слово ответил общим ревом: «Бис… бис…»
На каждый спектакль своего
театра Григорьев посылал
в полк двадцать билетов на галерку и два билета
в партер.
Большой каменный
театр находился очень близко, и через десять минут я стоял уже
в партере, который был так полон, что только двое зрителей решились втиснуться после меня.
Прежде, живя одним жалованьем, он должен был во многом себе отказывать; теперь же, напротив, у него была спокойная, прекрасно меблированная квартира, отличный стол, потому что хозяйка и слышать не хотела, чтобы он посылал за кушаньем
в трактир; он мог обедать или с нею, или
в своих комнатах, пригласив к себе даже несколько человек гостей; он ездил
в театр, до которого был страстный охотник, уже не
в партер, часа за два до представления,
в давку и тесноту, а
в кресло; покупал разные книги,
в особенности относящиеся к военным наукам, имел общество любимых и любящих его товарищей, — казалось, чего бы ему недоставало?..
Я бросился за кулисы…
в партере меня остановил один любитель
театра; он кричал мне, выходя из своего ряда: «А ведь Анета-то недурна была, как вам?
И что было для каждого из нас, иностранцев с маленькими средствами, особенно приятно — это тогдашняя умеренность цен. За кресло, которое теперь
в любом бульварном
театре стоит уже десять — двенадцать франков, мы платили пять, так же как и
в креслах
партера"Французской комедии", а пять франков по тогдашнему курсу не составляло даже и полутора рублей. Вот почему и мне с моим ежемесячным расходом
в двести пятьдесят франков можно было посещать все лучшие
театры, не производя бреши
в моем бюджете.
Все это Костя Береговой произнес одним духом, влетая
в партер школьного
театра в один из ноябрьских дней, когда мы репетировали уже другую пьесу, «сдав» перед начальством «Сон
в летнюю ночь».
И этот первый смех решает все. Тоненькая, глупенькая, смешная и забавная Глаша возбуждает каждой своей фразой
в ложах
театра,
в партере и на верхах — гомерический смех.
Сигнал подавался из первого ряда
партера и с быстротою электрического тока передавался всему
театру, достигая своего апогея
в театральных верхах.
Он застал ее одну и
в каком-то тревожном настроении духа. Она была действительно обеспокоена одним обстоятельством. Граф Свиридов, которому был отдан ключ от садовой калитки, не явился вчера на свиданье. Княжна была
в театре, видела его
в партере, слышала мельком о каком-то столкновении между ним и князем Луговым, но,
в сущности, что случилось, не знала. Граф между тем не явился к ней и сегодня, чтобы, по обыкновению, возвратить ключ. Все это не на шутку ее тревожило.
Четыре года тому назад, встретившись
в партере московского
театра с товарищем-немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по-немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Вот она будет моею женою,] и с той минуты решил жениться на ней.