Неточные совпадения
На каждый спектакль своего
театра Григорьев посылал
в полк двадцать билетов на галерку и два билета
в партер.
В Большом
театре на премьерах
партер был занят барами, еще помнившими крепостное право, жалевшими прежнюю пору, брюзжащими на все настоящее и всем недовольными.
А вслед за ним, как эхо, «Реквием» повторилось еще несколько отдельными голосами
в партере, и наконец рявкнул и бас сверху, по-семинарски смягчив первый слог.
Театр на это непонятное для них слово ответил общим ревом: «Бис… бис…»
Неточные совпадения
Театр уж полон; ложи блещут; //
Партер и кресла, всё кипит; //
В райке нетерпеливо плещут, // И, взвившись, занавес шумит. // Блистательна, полувоздушна, // Смычку волшебному послушна, // Толпою нимф окружена, // Стоит Истомина; она, // Одной ногой касаясь пола, // Другою медленно кружит, // И вдруг прыжок, и вдруг летит, // Летит, как пух от уст Эола; // То стан совьет, то разовьет, // И быстрой ножкой ножку бьет.
Появление Половодова
в театре взволновало Привалова так, что он снова опьянел. Все, что происходило дальше, было покрыто каким-то туманом. Он машинально смотрел на сцену, где актеры казались куклами, на
партер, на ложи, на раек. К чему? зачем он здесь? Куда ему бежать от всей этой ужасающей человеческой нескладицы, бежать от самого себя? Он сознавал себя именно той жалкой единицей, которая служит только материалом
в какой-то сильной творческой руке.
Что касается Летучего, то этот прогоревший сановник, выдохшийся даже по части анекдотов из «детской жизни», спился окончательно и приходил
в театр с бутылкой водки
в кармане, выпивал ее через горлышко где-нибудь
в темном уголке, а потом забирался
в самый дальний конец
партера, ложился между стульями и мирно почивал.
В описываемый момент
в конце залы возвышалась высокая эстрада для имеющих читать литераторов, а вся зала сплошь была уставлена, как
партер театра, стульями с широкими проходами для публики.
В тот же день, вечером,
в новом,
в восточном вкусе отделанном
театре шла итальянская опера. Воронцов был
в своей ложе, и
в партере появилась заметная фигура хромого Хаджи-Мурата
в чалме. Он вошел с приставленным к нему адъютантом Воронцова Лорис-Меликовым и поместился
в первом ряду. С восточным, мусульманским достоинством, не только без выражения удивления, но с видом равнодушия, просидев первый акт, Хаджи-Мурат встал и, спокойно оглядывая зрителей, вышел, обращая на себя внимание всех зрителей.