Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Уж не послать ли за
доктором в город?
Они поворачивались, чтоб итти назад, как вдруг услыхали уже не громкий говор, а крик. Левин, остановившись, кричал, и
доктор тоже горячился. Толпа собиралась вокруг них. Княгиня с Кити поспешно удалились, а полковник присоединился к толпе, чтоб узнать,
в чём дело.
Она послала за
доктором, послала
в аптеку, заставила приехавшую с ней девушку и Марью Николаевну месть, стирать пыль, мыть, что-то сама обмывала, промывала, что-то подкладывала под одеяло.
Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский
доктор, живший наверху, с завистью смотрел
в окно на эту веселую русскую компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном.
— Это помещение для
доктора и аптеки, — отвечал Вронский, увидав подходившего к нему
в коротком пальто архитектора, и, извинившись перед дамами, пошел ему навстречу.
Сергей Иванович внимательно слушал, расспрашивал и, возбуждаемый новым слушателем, разговорился и высказал несколько метких и веских замечаний, почтительно оцененных молодым
доктором, и пришел
в свое, знакомое брату, оживленное состояние духа,
в которое он обыкновенно приходил после блестящего и оживленного разговора.
Доктор и
доктора говорили, что это была родильная горячка,
в которой из ста было 99 шансов, что кончится смертью. Весь день был жар, бред и беспамятство. К полночи больная лежала без чувств и почти без пульса.
«То-то пустобрех», думал он, применяя
в мыслях это название из охотничьего словаря к знаменитому
доктору и слушая его болтовню о признаках болезни дочери.
— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается
в уезде, как мне порассказал этот
доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
— Да, он легкомыслен очень, — сказала княгиня, обращаясь к Сергею Ивановичу. — Я хотела именно просить вас поговорить ему, что ей (она указала на Кити) невозможно оставаться здесь, а непременно надо приехать
в Москву. Он говорит выписать
доктора…
Одно — вне ее присутствия, с
доктором, курившим одну толстую папироску за другою и тушившим их о край полной пепельницы, с Долли и с князем, где шла речь об обеде, о политике, о болезни Марьи Петровны и где Левин вдруг на минуту совершенно забывал, что происходило, и чувствовал себя точно проснувшимся, и другое настроение —
в ее присутствии, у ее изголовья, где сердце хотело разорваться и всё не разрывалось от сострадания, и он не переставая молился Богу.
— Петр Дмитрич! — жалостным голосом начал было опять Левин, но
в это время вышел
доктор, одетый и причесанный. «Нет совести у этих людей, — подумал Левин. — Чесаться, пока мы погибаем!»
Но
доктор, знаменитый петербургский
доктор, находившийся
в приятельских отношениях к Алексею Александровичу, занял много времени.
Доктор остался очень недоволен Алексеем Александровичем. Он нашел печень значительно увеличенною, питание уменьшенным и действия вод никакого. Он предписал как можно больше движения физического и как можно меньше умственного напряжения и, главное, никаких огорчений, то есть то самое, что было для Алексея Александровича так же невозможно, как не дышать; и уехал, оставив
в Алексее Александровиче неприятное сознание того, что что-то
в нем нехорошо и что исправить этого нельзя.
В конце февраля случилось, что новорожденная дочь Анны, названная тоже Анной, заболела. Алексей Александрович был утром
в детской и, распорядившись послать за
докторов, поехал
в министерство. Окончив свои дела, он вернулся домой
в четвертом часу. Войдя
в переднюю, он увидал красавца лакея
в галунах и медвежьей пелеринке, державшего белую ротонду из американской собаки.
Вот что происходит от жизни
в провинции, вы ничего не знаете. Landau, видите ли, commis [приказчиком] был
в магазине
в Париже и пришел к
доктору.
Разговор между обедавшими, за исключением погруженных
в мрачное молчание
доктора, архитектора и управляющего, не умолкал, где скользя, где цепляясь и задевая кого-нибудь за живое. Один раз Дарья Александровна была задета за живое и так разгорячилась, что даже покраснела, и потом уже вспомнила, не сказано ли ею чего-нибудь лишнего и неприятного. Свияжский заговорил о Левине, рассказывая его странные суждения о том, что машины только вредны
в русском хозяйстве.
Не поминая даже о том, чему он верил полчаса назад, как будто совестно и вспоминать об этом, он потребовал, чтоб ему дали иоду для вдыхания
в стклянке, покрытой бумажкой с проткнутыми дырочками. Левин подал ему банку, и тот же взгляд страстной надежды, с которою он соборовался, устремился теперь на брата, требуя от него подтверждения слов
доктора о том, что вдыхания иода производят чудеса.
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся
докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали
в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
И знаменитый
доктор изложил свой план лечения водами Соденскими, при назначении которых главная цель, очевидно, состояла
в том, что они повредить не могут.
Он на всех сердился и всем говорил неприятности, всех упрекал
в своих страданиях и требовал, чтоб ему привезли знаменитого
доктора из Москвы.
Еще
в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил
в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с
доктором и ехать на воды за границу.
— Кончается, — сказал
доктор. И лицо
доктора было так серьезно, когда он говорил это, что Левин понял кончается
в смысле — умирает.
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за
доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и
в этом расположении досады на нее не хотелось итти к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над собой, пошел
в спальню. Подходя по мягкому ковру к дверям, он невольно услыхал разговор, которого не хотел слышать.
— Да, это само собой разумеется, — отвечал знаменитый
доктор, опять взглянув на часы. — Виноват; что, поставлен ли Яузский мост, или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да, ну так я
в двадцать минут могу быть. Так мы говорили, что вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно
в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было то же, и
доктора сказали, что есть надежда.
В этот день Алексей Александрович вышел
в кабинет, где сидел Вронский, и, заперев дверь, сел против него.
Больной страдал всё больше и больше,
в особенности от пролежней, которые нельзя уже было залечить, и всё больше и больше сердился на окружающих, упрекая их во всем и
в особенности за то, что ему не привозили
доктора из Москвы.
Левин подошел к брату. Ничего не ловилось, но Сергей Иванович не скучал и казался
в самом веселом расположении духа. Левин видел, что, раззадоренный разговором с
доктором, он хотел поговорить. Левину же, напротив, хотелось скорее домой, чтобы распорядиться о вызове косцов к завтрему и решить сомнение насчет покоса, которое сильно занимало его.
Когда
доктора остались одни, домашний врач робко стал излагать свое мнение, состоящее
в том, что есть начало туберкулезного процесса, но… и т. д. Знаменитый
доктор слушал его и
в середине его речи посмотрел на свои крупные золотые часы.
После внимательного осмотра и постукиванья растерянной и ошеломленной от стыда больной знаменитый
доктор, старательно вымыв свои руки, стоял
в гостиной и говорил с князем.
Привезенный Левиным и найденный
в клубе
доктор был не тот, который лечил Николая Левина и которым тот был недоволен.
Потом его посылали к
доктору в кабинет спрашивать что-то.
Левины жили уже третий месяц
в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по самым верным расчетам людей знающих эти дела, Кити должна была родить; а она всё еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы время было ближе теперь, чем два месяца назад. И
доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и
в особенности Левин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство; одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
С рукой мертвеца
в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет
в соседнем нумере, свой ли дом у
доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал...
И мать, сопутствуемая
доктором, вошла
в гостиную к Кити.
Вслед за
доктором приехала Долли. Она знала, что
в этот день должен быть консилиум, и, несмотря на то, что недавно поднялась от родов (она родила девочку
в конце зимы), несмотря на то, что у ней было много своего горя и забот, она, оставив грудного ребенка и заболевшую девочку, заехала узнать об участи Кити, которая решалась нынче.
Вернувшись от
доктора, к которому посылала его Кити, Левин, отворив дверь, застал больного
в ту минуту, как ему по распоряжению Кити переменяли белье.
— Знаю-с, знаю, — сказал
доктор улыбаясь, — я сам семейный человек; но мы, мужья,
в эти минуты самые жалкие люди. У меня есть пациентка, так ее муж при этом всегда убегает
в конюшню.
— Вот что, — сказал
доктор, взяв
в свои белые руки палец лайковой перчатки и натянув его.
Из лиц же, бывших
в Петербурге, ближе и возможнее всех были правитель канцелярии и
доктор.
В это время княгиня вошла
в гостиную с домашним
доктором.
Алексей Александрович прошел
в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на голос
доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову
в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
До обеда не было времени говорить о чем-нибудь. Войдя
в гостиную, они застали уже там княжну Варвару и мужчин
в черных сюртуках. Архитектор был во фраке. Вронский представил гостье
доктора и управляющего. Архитектора он познакомил с нею еще
в больнице.
Долли только что была
в кабинете и предложила
доктору прилечь.
— Так вы думаете, что может быть благополучно? Господи, помилуй и помоги! — проговорил Левин, увидав свою выезжавшую из ворот лошадь. Вскочив
в сани рядом с Кузьмой, он велел ехать к
доктору.
Надо было покориться, так как, несмотря на то, что все
доктора учились
в одной школе, по одним и тем же книгам, знали одну науку, и несмотря на то, что некоторые говорили, что этот знаменитый
доктор был дурной
доктор,
в доме княгини и
в ее кругу было признано почему-то, что этот знаменитый
доктор один знает что-то особенное и один может спасти Кити.
И
доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о том, как пить те воды, которые были не нужны. На вопрос, ехать ли за границу,
доктор углубился
в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение наконец было изложено: ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к нему.
У
доктора в приемной он заснул и во сне стал всем больным давать советы.
Была влюблена
в одного журналиста,
в трех славян,
в Комисарова;
в одного министра, одного
доктора, одного английского миссионера и
в Каренина.
— Он был очень болен после того свидания с матерью, которое мы не пре-ду-смотрели, — сказал Алексей Александрович. — Мы боялись даже за его жизнь. Но разумное лечение и морские купанья летом исправили его здоровье, и теперь я по совету
доктора отдал его
в школу. Действительно, влияние товарищей оказало на него хорошее действие, и он совершенно здоров и учится хорошо.