Неточные совпадения
Марья Ивановна быстро взглянула на него и догадалась, что перед нею убийца ее родителей. Она закрыла лицо
обеими руками и упала без чувств. Я кинулся к ней, но
в эту минуту очень смело
в комнату втерлась моя старинная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею барышнею. Пугачев вышел из светлицы, и мы трое сошли
в гостиную.
Клим покорно ушел, он был рад не смотреть на расплющенного человека.
В поисках горничной, переходя из
комнаты в комнату, он увидал Лютова; босый,
в ночном белье, Лютов стоял у окна, держась за голову. Обернувшись на звук шагов, недоуменно мигая, он спросил, показав на улицу нелепым жестом
обеих рук...
Кутузов, задернув драпировку, снова явился
в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел
обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез
в темноте более густой, чем наполнявшая
комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Самгин чувствовал себя
в потоке мелких мыслей, они проносились, как пыльный ветер по
комнате,
в которой открыты окна и двери. Он подумал, что лицо Марины мало подвижно, яркие губы ее улыбаются всегда снисходительно и насмешливо; главное
в этом лице — игра бровей, она поднимает и опускает их, то —
обе сразу, то — одну правую, и тогда левый глаз ее блестит хитро. То, что говорит Марина, не так заразительно, как мотив: почему она так говорит?
Через четверть часа Захар отворил дверь подносом, который держал
в обеих руках, и, войдя
в комнату, хотел ногой притворить дверь, но промахнулся и ударил по пустому месту: рюмка упала, а вместе с ней еще пробка с графина и булка.
Проходя по
комнате, он заденет то ногой, то боком за стол, за стул, не всегда попадает прямо
в отворенную половину двери, а ударится плечом о другую, и обругает при этом
обе половинки, или хозяина дома, или плотника, который их делал.
— Я скоро опомнилась и стала отвечать на поздравления, на приветствия, хотела подойти к maman, но взглянула на нее, и… мне страшно стало: подошла к теткам, но
обе они сказали что-то вскользь и отошли. Ельнин из угла следил за мной такими глазами, что я ушла
в другую
комнату. Maman, не простясь, ушла после гостей к себе. Надежда Васильевна, прощаясь, покачала головой, а у Анны Васильевны на глазах были слезы…
— Довольно, довольно! — остановила она с полуулыбкой, не от скуки нетерпения, а под влиянием как будто утомления от раздражительного спора. — Я воображаю себе
обеих тетушек, если б
в комнате поселился беспорядок, — сказала она, смеясь, — разбросанные книги, цветы — и вся улица смотрит свободно сюда!..
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли,
в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим
комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что граф Милари и носа не показывает
в дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и
в молодости лечивший
обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю
в скобках).
Обе принялись целовать ее и успокаивать. Но она наотрез отказалась идти к обеду и к завтраку, пока все не перебывали у ней
в комнате и не поздравили по очереди.
Про маму же с Лизой мне давно уже стало известно, что они
обе (для моего же спокойствия, думал я) перебрались наверх,
в бывший мой «гроб», и даже подумал раз про себя: «Как это могли они там вдвоем поместиться?» И вдруг теперь оказывается, что
в ихней прежней
комнате живет какой-то человек и что человек этот — совсем не Версилов.
Анна Андреевна, лишь только обо мне доложили, бросила свое шитье и поспешно вышла встретить меня
в первую свою
комнату — чего прежде никогда не случалось. Она протянула мне
обе руки и быстро покраснела. Молча провела она меня к себе, подсела опять к своему рукоделью, меня посадила подле; но за шитье уже не принималась, а все с тем же горячим участием продолжала меня разглядывать, не говоря ни слова.
Она пришла, однако же, домой еще сдерживаясь, но маме не могла не признаться. О,
в тот вечер они сошлись опять совершенно как прежде: лед был разбит;
обе, разумеется, наплакались, по их обыкновению, обнявшись, и Лиза, по-видимому, успокоилась, хотя была очень мрачна. Вечер у Макара Ивановича она просидела, не говоря ни слова, но и не покидая
комнаты. Она очень слушала, что он говорил. С того разу с скамейкой она стала к нему чрезвычайно и как-то робко почтительна, хотя все оставалась неразговорчивою.
Обе затворенные двери
в эту
комнату приходились по обоим концам одной и той же стены.
Мы пошли и застали Посьета
в комнате у хозяек:
обе они зевали — старуха со всею откровенностью, Каролина силилась прикрыть зевоту улыбкой.
Вижу где-то далеко отсюда,
в просторной
комнате, на трех перинах, глубоко спящего человека: он и
обеими руками, и одеялом закрыл себе голову, но мухи нашли свободные места, кучками уселись на щеке и на шее.
Вдруг из дверей явились, один за другим, двенадцать слуг, по числу гостей; каждый нес
обеими руками чашку с чаем, но без блюдечка. Подойдя к гостю, слуга ловко падал на колени, кланялся, ставил чашку на пол, за неимением столов и никакой мебели
в комнатах, вставал, кланялся и уходил. Ужасно неловко было тянуться со стула к полу
в нашем платье. Я протягивал то одну, то другую руку и насилу достал. Чай отличный, как желтый китайский. Он густ, крепок и ароматен, только без сахару.
Хиония Алексеевна замахала руками, как ветряная мельница, и скрылась
в ближайших дверях. Она, с уверенностью своего человека
в доме, миновала несколько
комнат и пошла по темному узкому коридору, которым соединялись
обе половины.
В темноте чьи-то небольшие мягкие ладони закрыли глаза Хионии Алексеевны, и девичий звонкий голос спросил: «Угадайте кто?»
— Непременно! О, как я кляну себя, что не приходил раньше, — плача и уже не конфузясь, что плачет, пробормотал Коля.
В эту минуту вдруг словно выскочил из
комнаты штабс-капитан и тотчас затворил за собою дверь. Лицо его было исступленное, губы дрожали. Он стал пред обоими молодыми людьми и вскинул вверх
обе руки.
— Публична шельма! — Но не успел он и воскликнуть, как Митя бросился на него, обхватил его
обеими руками, поднял на воздух и
в один миг вынес его из залы
в комнату направо,
в которую сейчас только водил их обоих.
— Митя, отведи меня… возьми меня, Митя, —
в бессилии проговорила Грушенька. Митя кинулся к ней, схватил ее на руки и побежал со своею драгоценною добычей за занавески. «Ну уж я теперь уйду», — подумал Калганов и, выйдя из голубой
комнаты, притворил за собою
обе половинки дверей. Но пир
в зале гремел и продолжался, загремел еще пуще. Митя положил Грушеньку на кровать и впился
в ее губы поцелуем.
Так точно было и с ним: он запомнил один вечер, летний, тихий, отворенное окно, косые лучи заходящего солнца (косые-то лучи и запомнились всего более),
в комнате в углу образ, пред ним зажженную лампадку, а пред образом на коленях рыдающую как
в истерике, со взвизгиваниями и вскрикиваниями, мать свою, схватившую его
в обе руки, обнявшую его крепко до боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих
обеими руками к образу как бы под покров Богородице… и вдруг вбегает нянька и вырывает его у нее
в испуге.
В это мгновение
в комнату вбежали на крик
обе родственницы Катерины Ивановны, вбежала и горничная. Все бросились к ней.
Лизавета Григорьевна ушла
в свою
комнату и призвала Настю.
Обе долго рассуждали о завтрашнем посещении. Что подумает Алексей, если узнает
в благовоспитанной барышне свою Акулину? Какое мнение будет он иметь о ее поведении и правилах, о ее благоразумии? С другой стороны, Лизе очень хотелось видеть, какое впечатление произвело бы на него свидание столь неожиданное… Вдруг мелькнула мысль. Она тотчас передала ее Насте;
обе обрадовались ей как находке и положили исполнить ее непременно.
Марья Гавриловна долго колебалась; множество планов побега было отвергнуто. Наконец она согласилась:
в назначенный день она должна была не ужинать и удалиться
в свою
комнату под предлогом головной боли. Девушка ее была
в заговоре;
обе они должны были выйти
в сад через заднее крыльцо, за садом найти готовые сани, садиться
в них и ехать за пять верст от Ненарадова
в село Жадрино, прямо
в церковь, где уж Владимир должен был их ожидать.
Комната тетенек, так называемая боковушка, об одно окно, узкая и длинная, как коридор. Даже летом
в ней царствует постоянный полумрак. По
обеим сторонам окна поставлены киоты с образами и висящими перед ними лампадами. Несколько поодаль, у стены, стоят две кровати, друг к другу изголовьями; еще поодаль — большая изразцовая печка; за печкой, на пространстве полутора аршин, у самой двери, ютится Аннушка с своим сундуком, войлоком для спанья и затрапезной, плоской, как блин, и отливающей глянцем подушкой.
Но по тому, как расположились
обе стороны, сомнений уже быть не могло: его мать и сестра сидели
в стороне как оплеванные, а Настасья Филипповна даже и позабыла, кажется, что они
в одной с нею
комнате…
Но тут не утерпели
обе сестры и прыснули со смеху. Аделаида давно уже заметила
в подергивающихся чертах лица Аглаи признаки быстрого и неудержимого смеха, который она сдерживала покамест изо всей силы. Аглая грозно было посмотрела на рассмеявшихся сестер, но и секунды сама не выдержала и залилась самым сумасшедшим, почти истерическим хохотом; наконец вскочила и выбежала из
комнаты.
Пристальный и беспокойный ее взгляд нетерпеливо устремился на Аглаю.
Обе сели поодаль одна от другой, Аглая на диване
в углу
комнаты, Настасья Филипповна у окна. Князь и Рогожин не садились, да их и не пригласили садиться. Князь с недоумением и как бы с болью опять поглядел на Рогожина, но тот улыбался всё прежнею своею улыбкой. Молчание продолжалось еще несколько мгновений.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно хотела их съесть. Раз, когда к избе подкатил дорожный экипаж главного управляющего и из него вышел сам Карачунский, старуха ужасно переполошилась, куда ей поместить этого самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем
в качестве эксперта по делу Кишкина.
Обе комнаты передней избы были набиты народом, и Карачунский не знал, где ему сесть.
Таким образом, образовался коридор с лестницами на двух концах,
в котором с
обеих сторон перегородками отделены были
комнаты: всего пятьдесят номеров.
Оба окна
в комнате у Ольги Сергеевны были занавешены зелеными шерстяными занавесками, и только
в одном уголок занавески был приподнят и приколот булавкой.
В комнате был полусвет. Ольга Сергеевна с несколько расстроенным лицом лежала
в кровати. Возле ее подушек стоял кругленький столик с баночками, пузыречками и чашкою недопитого чаю.
В ногах, держась
обеими руками за кровать, стояла Лиза. Глаза у нее были заплаканы и ноздерки раздувались.
На одном из окон этой
комнаты сидели две молодые женщины, которых Розанов видел сквозь стекла с улицы;
обе они курили папироски и болтали под платьями своими ногами; а третья женщина, тоже очень молодая, сидела
в углу на полу над тростниковою корзиною и намазывала маслом ломоть хлеба стоящему возле нее пятилетнему мальчику
в изорванной бархатной поддевке.
И они вернулись
в комнату Женьки,
обе спокойные и сдержанные.
Часов
в восемь вечера
обе девицы вышли из своих
комнат.
Все переходили по недоделанному полу
в комнату Мари, которая оказалась очень хорошенькой
комнатой, довольно большою, с итальянским окном, выходившим на сток двух рек; из него по
обе стороны виднелись и суда, и мачты, и паруса, и плашкотный мост, и наконец противоположный берег, на склоне которого размещался монастырь, окаймленный оградою с стоявшими при ней угловыми башнями, крытыми черепицею, далее за оградой кельи и службы, тоже крытые черепицей, и среди их церкви и колокольни с серебряными главами и крестами.
Доктор садился
в уголок, на груду пыльных книг, и, схватив
обеими руками свою нечесаную, лохматую голову, просиживал
в таком положении целые часы, пока Прозоров выкрикивал над ним свои сумасшедшие тирады, хохотал и бегал по
комнате совсем сумасшедшим шагом.
Сперва я услышал у себя за дверью громкие голоса — и узнал ее голос, I, упругий, металлический — и другой, почти негнувшийся — как деревянная линейка — голос Ю. Затем дверь разверзлась с треском и выстрелила их
обеих ко мне
в комнату. Именно так: выстрелила.
Да, да: Строитель «Интеграла»… Да, да… и тотчас же: разъяренное, со вздрагивающими кирпично-красными жабрами лицо Ю —
в то утро, когда они
обе вместе у меня
в комнате…
С грохотом распахнулись
обе входные двери, и
в комнату ввалился Веткин. С трудом удерживая равновесие, он продолжал петь...
Дело
в том, что по
обеим сторонам коридора были расположены горницы, из которых каждая имела свой особый ход и образовала род кельи, не имевшей с соседнею
комнатой иного сообщения, как через коридор.
И действительно: не успел он войти
в свою
комнату, не успел сесть перед письменным столом, как, облокотясь об этот самый стол
обеими руками и прижав
обе ладони к лицу, — он горестно и глухо воскликнул: «Я ее люблю, люблю безумно!» — и весь внутренне зарделся, как уголь, с которого внезапно сдули наросший слой мертвого пепла.
Он глянул назад, уходя из
комнаты, и увидел, что она опять опустилась
в кресло и закинула
обе руки за голову. Широкие рукава блузы скатились почти до самых плеч и нельзя было не сознаться, что поза этих рук, что вся эта фигура была обаятельно прекрасна.
Дежурный унтер-офицер уже не хотел нас пускать
в казарму, но Зухин как-то уговорил его, и тот же самый солдат, который приходил с запиской, провел нас
в большую, почти темную, слабо освещенную несколькими ночниками
комнату,
в которой с
обеих сторон на нарах, с бритыми лбами, сидели и лежали рекруты
в серых шинелях.
Едва только он выпрямился после того, как так позорно качнулся на бок, чуть не на целую половину роста, от полученной пощечины, и не затих еще, казалось,
в комнате подлый, как бы мокрый какой-то звук от удара кулака по лицу, как тотчас же он схватил Шатова
обеими руками за плечи; но тотчас же,
в тот же почти миг, отдернул свои
обе руки назад и скрестил их у себя за спиной.
Егор Егорыч с нервным вниманием начал прислушиваться к тому, что происходило
в соседних
комнатах. Он ждал, что раздадутся плач и рыдания со стороны сестер; этого, однако, не слышалось, а, напротив, скоро вошли к нему
в комнату обе сестры, со слезами на глазах, но, по-видимому, сохранившие всю свою женскую твердость. Вслед за ними вошел также и Антип Ильич, лицо которого сияло полным спокойствием.
Иудушка и Аннинька сидели вдвоем
в столовой. Не далее как час тому назад кончилась всенощная, сопровождаемая чтением двенадцати евангелий, и
в комнате еще слышался сильный запах ладана. Часы пробили десять, домашние разошлись по углам, и
в доме водворилось глубокое, сосредоточенное молчание. Аннинька, взявши голову
в обе руки, облокотилась на стол и задумалась; Порфирий Владимирыч сидел напротив, молчаливый и печальный.
Младший унтер-офицер (из госпитального караула) велел пропустить меня, и я очутился
в длинной и узкой
комнате, по
обеим продольным стенам которой стояли кровати, числом около двадцати двух, между которыми три-четыре еще были не заняты.
Свекровь и сноха ругались каждый день; меня очень удивляло, как легко и быстро они ссорятся. С утра,
обе нечесаные, расстегнутые, они начинали метаться по
комнатам, точно
в доме случился пожар: суетились целый день, отдыхая только за столом во время обеда, вечернего чая и ужина. Пили и ели много, до опьянения, до усталости, за обедом говорили о кушаньях и ленивенько переругивались, готовясь к большой ссоре. Что бы ни изготовила свекровь, сноха непременно говорила...
В моей
комнате я застал конторщика соседнего имения — Никиту Назарыча Мищенку. Он был
в сером пиджачке с огромными рыжими клетками,
в узких брючках василькового цвета и
в огненно-красном галстуке, с припомаженным пробором посередине головы, весь благоухающий персидской сиренью. Увидев меня, он вскочил со стула и принялся расшаркиваться не кланяясь, а как-то ломаясь
в пояснице, с улыбкой, обнажавшей бледные десны
обеих челюстей.