Неточные совпадения
— Хороши будут
редакторы, — громко засмеявшись, сказал Катавасов, представив себе знакомых ему
редакторов в этом избранном легионе.
— Подумаю, — тихо ответил Клим. Все уже было не интересно и не нужно — Варавка,
редактор, дождь и гром. Некая сила, поднимая, влекла наверх. Когда он вышел
в прихожую, зеркало показало ему побледневшее лицо, сухое и сердитое. Он снял очки, крепко растерев ладонями щеки, нашел, что лицо стало мягче, лиричнее.
Вдова нотариуса Казакова, бывшая курсистка, деятельница по внешкольному воспитанию, женщина
в пенсне, с красивым и строгим лицом, доказывала
редактору, что теории Песталоцци и Фребеля неприменимы
в России.
Иноков был зловеще одет
в черную, суконную рубаху, подпоясанную широким ремнем, черные брюки его заправлены
в сапоги; он очень похудел и, разглядывая всех сердитыми глазами, часто, вместе с Робинзоном, подходил к столу с водками. И всегда за ними боком, точно краб, шел
редактор. Клим дважды слышал, как он говорил фельетонисту вполголоса...
Здесь собрались интеллигенты и немало фигур, знакомых лично или по иллюстрациям: профессора, не из крупных, литераторы, пощипывает бородку Леонид Андреев, с его красивым бледным лицом,
в тяжелой шапке черных волос, унылый «последний классик народничества»,
редактор журнала «Современный мир», Ногайцев, Орехова, ‹Ерухимович›, Тагильский, Хотяинцев, Алябьев, какие-то шикарно одетые дамы, оригинально причесанные, у одной волосы лежали на ушах и на щеках так, что лицо казалось уродливо узеньким и острым.
В этот вечер тщательно, со всей доступной ему объективностью, прощупав, пересмотрев все впечатления последних лет, Самгин почувствовал себя так совершенно одиноким человеком, таким чужим всем людям, что даже испытал тоскливую боль, крепко сжавшую
в нем что-то очень чувствительное. Он приподнялся и долго сидел, безмысленно глядя на покрытые льдом стекла окна, слабо освещенные золотистым огнем фонаря. Он был
в состоянии, близком к отчаянию.
В памяти возникла фраза
редактора «Нашего края...
— Живешь
в «Волге»? Зайду. Там — Стрешнева, певица — удивительная! А я, брат, тут замещаю
редактора в «Нашем слове». «Наш край», «Наше слово», — все, брат, наше!
— Вы, Тимофей Степанович, правильно примечаете:
в молодом нашем поколении велик назревает раскол. Надо ли сердиться на это? — спросил он, улыбаясь янтарными глазками, и сам же ответил
в сторону
редактора...
Где-то очень близко, точно из пушки выстрелили
в деревянный дом, — грохнуло и оглушительно затрещало,
редактор неодобрительно взглянул
в окно и сообщил...
— Вот собираются
в редакции местные люди: Европа, Европа! И поносительно рассказывают иногородним, то есть
редактору и длинноязычной собратии его, о жизни нашего города. А душу его они не чувствуют, история города не знакома им, отчего и раздражаются.
Клим уже знал, что газетная латынь была слабостью
редактора, почти каждую статью его пестрили словечки: ab ovo, о tempora, о mores! dixi, testimonium paupertatis [Ab ovo — букв. «от яйца» — с самого начала; о tempora, о mores! — о времена, о нравы! dixi — я сказал; testimonium paupertatis — букв. «свидетельство о бедности» (употребляется
в значении скудоумия).] и прочее, излюбленное газетчиками.
— Да, вот и вас окрестили, — сказал
редактор, крепко пожимая руку Самгина, и распустил обиженную губу свою широкой улыбкой. Робинзон радостно сообщил, что его обыскивали трижды, пять с половиной месяцев держали
в тюрьме, полтора года
в ссылке,
в Уржуме.
У стола командовал писатель Катин. Он — не постарел, только на висках явились седенькие язычки волос и на упругих щечках узоры красных жилок. Он мячиком катался из угла
в угол, ловил людей, тащил их к водке и оживленно, тенорком, подшучивал над
редактором...
Он мог бы не говорить этого, череп его блестел, как тыква, окропленная росою.
В кабинете
редактор вытер лысину, утомленно сел за стол, вздохнув, открыл средний ящик стола и положил пред Самгиным пачку его рукописей, — все это, все его жесты Клим видел уже не раз.
— Да, напечатал. Похваливают. А по-моему — ерунда! К тому же цензор или
редактор поправили рукопись так, что смысл исчез, а скука — осталась. А рассказишко-то был написан именно против скуки. Ну, до свидания, мне — сюда! — сказал он, схватив руку Самгина горячей рукой. — Все — бегаю. Места себе ищу, — был
в Польше,
в Германии, на Балканах,
в Турции был, на Кавказе. Неинтересно. На Кавказе, пожалуй, всего интереснее.
Капитан Горталов, бывший воспитатель
в кадетском корпусе, которому запретили деятельность педагога, солидный краевед, талантливый цветовод и огородник, худощавый, жилистый, с горячими глазами, доказывал
редактору, что протуберанцы являются результатом падения твердых тел на солнце и расплескивания его массы, а у чайного стола крепко сидел Радеев и говорил дамам...
И первый раз
в жизни Клим Иванович Самгин представил себя
редактором большой газеты, человеком, который изучает, редактирует и корректирует все течения, все изгибы, всю игру мысли, современной ему.
За спиной
редактора стоял шкаф, тесно набитый книгами,
в стеклах шкафа отражалась серая спина, круглые, бабьи плечи, тускло блестел голый затылок, казалось, что
в книжном шкафе заперт двойник
редактора.
—
Редактор везет отчима твоего
в городские головы, а воображает себя преобразователем России, болван.
Козлов приносил
в редакцию написанные на квадратных листочках бумаги очень мелким почерком и канцелярским слогом очерки по истории города, но
редактор редко печатал его труды, находя их нецензурными или неинтересными.
— Был на закрытом докладе Озерова. Думцы.
Редактора. Папаша Суворин и прочие, иже во святых. Промышленники, по производствам, связанным с сельским хозяйством, — настроены празднично. А пшеница
в экспорт идет по 91 копейке,
в восьмом году продавали по рубль двадцать. — Он вытащил из кармана записную книжку и прочитал: — «
В металлургии капитал банков 386 миллионов из общей суммы 439,
в каменноугольной — 149 из 199». Как это понимать надо?
Вера Петровна писала Климу, что Робинзон, незадолго до смерти своей, ушел из «Нашего края», поссорившись с
редактором, который отказался напечатать его фельетон «О прокаженных», «грубейший фельетон,
в нем этот больной и жалкий человек называл Алину «Силоамской купелью», «целебной грязью» и бог знает как».
Говоря, он чертил вставкой для пера восьмерки по клеенке, похожей на географическую карту, и прислушивался к шороху за дверями
в кабинет
редактора, там как будто кошка играла бумагой.
Робинзон хотел сказать что-то, спрыгнул с подоконника, снова закашлялся и плюнул
в корзину с рваной бумагой, —
редактор покосился на корзину, отодвинул ее ногой и сказал с досадой, ткнув кнопку звонка...
Клим Самгин был согласен с Дроновым, что Томилин верно говорит о гуманизме, и Клим чувствовал, что мысли учителя, так же, как мысли
редактора, сродны ему. Но оба они не возбуждали симпатий, один — смешной,
в другом есть что-то жуткое.
В конце концов они, как и все другие
в редакции, тоже раздражали его чем-то; иногда он думал, что это «что-то» может быть «избыток мудрости».
Мрачный тон статьи позволял думать, что
в ней глубоко скрыта от цензора какая-то аллегория, а по начальной фразе Самгин понял, что статья написана
редактором, это он довольно часто начинал свои гражданские жалобы фразой, осмеянной еще
в шестидесятых годах: «
В настоящее время, когда».
— Он — двоюродный брат мужа, — прежде всего сообщила Лидия, а затем,
в тоне осуждения, рассказала, что Туробоев служил
в каком-то комитете, который называл «Комитетом Тришкина кафтана», затем ему предложили место земского начальника, но он сказал, что
в полицию не пойдет. Теперь пишет непонятные статьи
в «Петербургских ведомостях» и утверждает, что муза
редактора — настоящий нильский крокодил, он живет
в цинковом корыте
в квартире князя Ухтомского и князь пишет передовые статьи по его наущению.
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из толпы, идти назад, но
в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским офицером, офицер был толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на
редактора газеты «Наш край».
Это раздражение не умиротворяли и солидные речи
редактора. Вслушиваясь
в споры,
редактор распускал и поднимал губу, тихонько двигаясь на стуле, усаживался все плотнее, как бы опасаясь, что стул выскочит из-под него. Затем он говорил отчетливо, предостерегающим тоном...
Кучер привез нас
в испанский город, на квартиру отца Абелло,
редактора здешней газеты.
Здесь я кладу перо как путешественник и автор. Далее меня не было с плавателями, и я являюсь только
редактором некоторых их воспоминаний, рассказов и донесений о крушении «Дианы» и о возвращении
в Россию.
— А что наш
редактор детского журнала? — спрашивала Ляховская, кивая головой
в сторону молчаливо сидевшего Виктора Васильича.
Я вам также забыл сказать, что
в течение первого года после моего брака я от скуки попытался было пуститься
в литературу и даже послал статейку
в журнал, если не ошибаюсь, повесть; но через несколько времени получил от
редактора учтивое письмо,
в котором, между прочим, было сказано, что мне
в уме невозможно отказать, но
в таланте должно, а что
в литературе только талант и нужен.
Но со всем этим к 1 марту, то есть через полгода, не только
в кассе не было ничего, но уже доля залога пошла на уплату штрафов. Гибель была неминуема. Прудон значительно ускорил ее. Это случилось так: раз я застал у него
в С.-Пелажи д'Альтон-Ше и двух из
редакторов. Д'Альтон-Ше — тот пэр Франции, который скандализовал Пакье и испугал всех пэров, отвечая с трибуны на вопрос...
Началась старая травля, par force [Здесь: принуждение (фр.).]
редакторов, — травля,
в которой отличались министры Людовика-Филиппа.
Редактор иностранной части «Morning Star'a» узнал меня. Начались вопросы о том, как я нашел Гарибальди, о его здоровье. Поговоривши несколько минут с ним, я ушел
в smoking-room. [курительную комнату (англ.).] Там сидели за пель-элем и трубками мой белокурый моряк и его черномазый теолог.
Одного из
редакторов, помнится Дюшена, приводили раза три из тюрьмы
в ассизы по новым обвинениям и всякий раз снова осуждали на тюрьму и штраф. Когда ему
в последний раз, перед гибелью журнала, было объявлено, решение, он, обращаясь к прокурору, сказал: «L'addition, s'il vous plaît?» [Сколько с меня всего? (фр.)] — ему
в самом деле накопилось лет десять тюрьмы и тысяч пятьдесят штрафу.
Главный создатель и
редактор «Esprit» Мунье, человек очень активный, был католик
в социальном отношении очень левый.
Кроме
редакторов, С. Булгакова и меня
в журнале участвовали: Д. Мережковский,
В. Розанов, А. Карташев, Вяч.
Садимся за средний стол, десяток лет занимаемый
редактором «Московского листка» Пастуховым.
В белоснежной рубахе, с бородой и головой чуть не белее рубахи, замер пред нами
в выжидательной позе Кузьма, успевший что-то шепнуть двум подручным мальчуганам-половым.
Постановив на сходке наказать «Московские ведомости» «кошачьим концертом», толпы студентов неожиданно для полиции выросли на Нарышкинском сквере, перед окнами газеты, и начался вой, писк, крики, ругань, и полетели
в окна
редактора разные пахучие предметы, вроде гнилых огурцов и тухлых яиц.
Чем бы это окончилось — неизвестно, но тут же
в клубе находился М. Н. Катков,
редактор «Русского вестника» и «Московских ведомостей», который, узнав,
в чем дело, выручил Л. Н. Толстого, дав ему взаймы тысячу рублей для расплаты. А
в следующей книге «Русского вестника» появилась повесть Толстого «Казаки».
Затем мой брат, еще недавно плохо учившийся гимназист, теперь явился
в качестве «писателя». Капитан не то
в шутку, не то по незнанию литературных отношений называл его «
редактором» и так, не без гордости, рекомендовал соседям.
Компания Рогожина была почти
в том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка,
в свое время бывший
редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых давал
в свое время просителям».
[
В № 25 «Колокола» (1 октября 1858 г.) — обширное «Письмо к
редактору»,
в котором говорится, что надежды на прогрессивные реформы лопнули; «напрасно сохраняют еще веру
в Александра II»; царская семья занимается спекуляциями.
Если Пущин послал Плетневу
в 1839 г. два неизданных стихотворения Пушкина, то как мог
редактор «Современника» держать их под спудом больше полутора лет?
Верно, вместе будете разбирать мою грамотку, которая отправляется под фирмою материалов для газеты, а оных-то
в ней и не обретет почтенный
редактор.
Редактор увел Лизу
в свой кабинет и предложил ей кресло.
Как Алексей Сергеевич Богатырев отыскивал родственников, так он ползком, на дне морском, где только мог, добывал работу для гражданок Дома; которой добыл переводы, которой нашел музыкальные уроки, которой уступил часть своих уроков, — словом,
в течение месяца всем достал занятий, кроме Бертольди, которая, как вышло на поверку, хвастала своими трудами у какого-то известного ей московского пошляка-редактора.
— Я не переводила Прудона. Я перевожу тут для одного пошляка-редактора кое-что
в газету, из насущного хлеба. А, кстати, чтоб не забыть о Прудоне, — вот он под табаком.