Неточные совпадения
«Да, — говорил он с собой, — вот он где,
мир прямого, благородного и прочного счастья! Стыдно мне было до сих пор скрывать эти цветы, носиться
в аромате любви, точно
мальчику, искать свиданий, ходить при луне, подслушивать биение девического сердца, ловить трепет ее мечты… Боже!»
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался старец Иаков, узнав, что жив еще его милый
мальчик, и потянулся
в Египет, бросив даже Отчизну, и умер
в чужой земле, изрекши на веки веков
в завещании своем величайшее слово, вмещавшееся таинственно
в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние
мира, примиритель и спаситель его!
Через некоторое время, однако, он и сам куда-то внезапно уехал. Купленный
мальчик исчез навсегда где-то
в широком неведомом
мире, и дальнейшая судьба его нам осталась неизвестна.
А ветер с поля все свистел
в уши, и
мальчику казалось, что волны бегут быстрее и их рокот застилает все остальные звуки, которые несутся теперь откуда-то с другого
мира, точно воспоминание о вчерашнем дне.
Когда еще он был бойким, красивым
мальчиком, приспешники и приживальцы возлагали на негр большие надежды, как на талантливого и способного ребенка; воспитание он, конечно, получил
в Париже, под руководством разных светил педагогического
мира, от которых, впрочем, не получил ничего, кроме, органического отвращения ко всякому труду и
в особенности к труду умственному.
В догматике ее рассказывается, что бог Саваоф, видя, что христианство пало на земле от пришествия некоего антихриста из монашеского чина, разумея, без сомнения, под этим антихристом патриарха Никона […патриарх Никон —
в миру Никита Минов (1605—1681), выдающийся русский религиозный деятель.], сошел сам на землю
в лице крестьянина Костромской губернии, Юрьевецкого уезда, Данилы [Данила Филиппов (ум.
в 1700 г.) — основатель хлыстовской секты.], или, как другие говорят, Капитона Филипповича; а между тем
в Нижегородской губернии, сколько мне помнится, у двух столетних крестьянских супругов Сусловых родился ребенок-мальчик, которого ни поп и никто из крестьян крестить и воспринять от купели не пожелали…
Владелец восьмидесяти двух душ, которых он освободил перед смертию, иллюминат, старый гёттингенский студент, автор рукописного сочинения о «Проступлениях или прообразованиях духа
в мире», сочинения,
в котором шеллингианизм, сведенборгианизм и республиканизм смешались самым оригинальным образом, отец Берсенева привез его
в Москву еще
мальчиком, тотчас после кончины его матери, и сам занялся его воспитанием.
Плотно прижавшись друг к другу,
мальчики с трепетом любопытства и странной, согревающей душу радостью входили
в новый, волшебный
мир, где огромные, злые чудовища погибали под могучими ударами храбрых рыцарей, где всё было величественно, красиво и чудесно и не было ничего похожего на эту серую, скучную жизнь.
Он все еще жил
в мире сказок, но безжалостная рука действительности уже ревностно рвала красивую паутину чудесного, сквозь которую
мальчик смотрел на все вокруг него.
Но тут поняла и она, что нет и у нее прощения и не будет никогда — и сама смерть не покроет оскорбления, нанесенного ее чистому, материнскому лону. И только Саша,
мальчик ее,
в одну эту минуту жестокого сознания возрос до степени высочайшей, стал сокровищем воистину неоцененным и
в мире единственным. «
В нем прощу я отца», — подумала она, но мужу ничего не сказала.
«Все кончено, все кончено, — с горечью думает Буланин, — я самый несчастный
мальчик в мире, всеми забытый и никому не нужный…»
С ребятами я ловил пискарей и гольцов, которых было великое множество
в нашей узенькой, но чистой речке Гостомле; но, по серьезности моего характера, более держался общества дедушки Ильи, опытный ум которого открывал мне полный таинственной прелести
мир, который был совсем мне, городскому
мальчику, неизвестен.
Бургмейер(один). Странная игра судьбы! Маленьким
мальчиком я взял к себе этого жидка Симху, вырастил его, поучил немного, и он теперь оказывается одним из полезнейших для меня людей и вряд ли не единственный
в мире человек, искренно привязанный ко мне…
Но горячая любовь к природе и живым творениям, населяющим божий
мир, не остывала
в душе моей, и через пятьдесят лет, обогащенный опытами охотничьей жизни страстного стрелка и рыбака, я оглянулся с любовью на свое детство — и попытки
мальчика осуществил шестидесятилетний старик: вышли
в свет «Записки об уженье рыбы» и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии».
Не мудрено, что живой, восприимчивый
мальчик обратился исключительно к природе и своему внутреннему чувству и стал жить
в этом
мире,
в котором не встречал столько противоречий, как
в окружающих его житейских явлениях.
Мальчик перестал читать и задумался.
В избушке стало совсем тихо. Стучал маятник, за окном плыли туманы… Клок неба вверху приводил на память яркий день где-то
в других местах, где весной поют соловьи на черемухах… «Что это за жалкое детство! — думал я невольно под однотонные звуки этого детского голоска. — Без соловьев, без цветущей весны… Только вода да камень, заграждающий взгляду простор божьего
мира. Из птиц — чуть ли не одна ворона, по склонам — скучная лиственница да изредка сосна…»
— Вы гадкий мальчишка! Вы стоите, чтобы взять у вас этот хлыст и хорошенечко отхлестать вас при всех за то, что вы обидели… ее… нашу дорогую… Самого лучшего… самого неоцененного человека
в мире! — и, задохнувшись от обуревавшего ее волнения,
в аффекте неудержимой злобы Наташа Румянцева бросила
в лицо смущенного
мальчика: — Знаешь ли… ты… ты… злой нехороший мальчуган, знаешь ли, кого, какого ангела ты обидел?..
И щекотливой этой темы Толстой больше не касается. Николай объясняется с огорченною, ревнующею кошечкою-Сонею, целует ее. Все так чисто, так светло, трогательно и «благообразно». Но мы знаем теперь: вечером заботливая мать приведет
в спальню сына крепостную девушку с испуганными, неподвижными глазами, строго-настрого прикажет ей не противиться ласкам барчука. «
Мальчику нельзя без этого». И где тогда весь тот светлый, радостно-чистый
мир,
в котором живет молодежь Ростовых.
Старая графиня Ростова, при вести о смерти сына Пети, сходит с ума. «
В бессильной борьбе с действительностью, мать, отказываясь верить
в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый
мальчик, спасалась от действительности,
в мире безумия».
В этой песне поется, как один маленький
мальчик осведомляется у матери: зачем она грустит об умершей его сестрице, маленькой Зое, которая, по собственным же словам матери, теперь «уже
в лучшем
мире, где божьи ангелы живут и ходят розовые зори».
Пробираясь сквозь шумную толпу, собравшуюся вокруг блондина, он пал духом, струсил, как
мальчик, и ему казалось, что
в этом чужом, непонятном для него
мире хотят гнаться за ним, бить его, осыпать грязными словами… Он сорвал с вешалки свое пальто и бросился опрометью вниз по лестнице.
Телеграммы с театра войны снова и снова приносили известия о крупных успехах японцев и о лихих разведках хорунжего Иванова или корнета Петрова. Газеты писали, что победы японцев на море неудивительны, — японцы природные моряки; но теперь, когда война перешла на сушу, дело пойдет совсем иначе. Сообщалось, что у японцев нет больше ни денег, ни людей, что под ружье призваны шестнадцатилетние
мальчики и старики. Куропаткин спокойно и грозно заявил, что
мир будет заключен только
в Токио.
Иловайская удивленно вглядывалась
в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой
мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало
в одно громадное впечатление, и
мир божий казался ей фантастичным, полным чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало
в ее ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой,
в которой нет конца.
В корпусе Аракчеев заслужил репутацию отличного кадета. Умный и способный по природе, он смотрел на Мелиссино как на избавителя и изо всех сил бился угодить ему.
Мальчик без родных и знакомых
в Петербурге, без покровителей и без денег испытывал безотрадную долю одинокого новичка. Учиться и беспрекословно исполнять волю начальников было ему утешением, и это же дало средство выйти из кадетского
мира в люди.
Как только увидели они
Миру, низко поклонились и сделали знак рукою страже. По этому знаку вышли из толпы придворных два кудрявых мальчика-пажа. Они держали
в руках бархатную подушку. На подушке лежал золотой меч.
Эта ненормальность ребенка кидалась
в глаза не только своим, но и гостям. Василий Иванович делал сыну замечания, выговоры, но совершенно безуспешно.
Мальчик все больше и больше замыкался
в своем внутреннем
мире, питался мечтаниями и грезами своего раннего воображения. Внутренняя работа продолжалась, препятствия только вырабатывали
в ребенке волю, и без того замечательно упругую, и дело двигалось своим путем.
И опять
в бессильной борьбе с действительностью, мать, отказываясь верить
в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый
мальчик, спасалась от действительности
в мире безумия.