Неточные совпадения
В комнате своей он подымал с пола все, что ни видел: сургучик, лоскуток бумажки, перышко, и все это клал на
бюро или на окошко.
Так совершилось дело. Оба решили, чтобы завтра же быть
в городе и управиться с купчей крепостью. Чичиков попросил списочка крестьян. Собакевич согласился охотно и тут же, подошед к
бюро, собственноручно принялся выписывать всех не только поименно, но даже с означением похвальных качеств.
Тут же заставил он Плюшкина написать расписку и выдал ему деньги, которые тот принял
в обе руки и понес их к
бюро с такою же осторожностью, как будто бы нес какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее.
Чичиков еще раз окинул комнату, и все, что
в ней ни было, — все было прочно, неуклюже
в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома;
в углу гостиной стояло пузатое ореховое
бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь.
Подошедши к
бюро, он переглядел их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно,
в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп и отец Поликарп, два священника его деревни, не погребут его самого, к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему
в родню.
— Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, — бормотал Порфирий Петрович, похаживая взад и вперед около стола, но как-то без всякой цели, как бы кидаясь то к окну, то к
бюро, то опять к столу, то избегая подозрительного взгляда Раскольникова, то вдруг сам останавливаясь на месте и глядя на него прямо
в упор. Чрезвычайно странною казалась при этом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик, катавшийся
в разные стороны и тотчас отскакивавший от всех стен и углов.
Кабинет его была комната ни большая, ни маленькая; стояли
в ней: большой письменный стол перед диваном, обитым клеенкой,
бюро, шкаф
в углу и несколько стульев — всё казенной мебели, из желтого отполированного дерева.
Похолодев и чуть-чуть себя помня, отворил он дверь
в контору. На этот раз
в ней было очень мало народу, стоял какой-то дворник и еще какой-то простолюдин. Сторож и не выглядывал из своей перегородки. Раскольников прошел
в следующую комнату. «Может, еще можно будет и не говорить», — мелькало
в нем. Тут одна какая-то личность из писцов,
в приватном сюртуке, прилаживалась что-то писать у
бюро.
В углу усаживался еще один писарь. Заметова не было. Никодима Фомича, конечно, тоже не было.
— Это — цинковый ящик,
в гроб они уложат там, у себя
в бюро. Полиция потребовала убрать труп до рассвета. Закричит Алина. Иди к ней, Иноков, она тебя слушается…
Пожав плечами, Самгин вслед за ним вышел
в сад, сел на чугунную скамью, вынул папиросу. К нему тотчас же подошел толстый человек
в цилиндре, похожий на берлинского извозчика, он объявил себя агентом «
Бюро похоронных процессий».
Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло
бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми
в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.
На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на
бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть
в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.
Распорядившись утром по хозяйству, бабушка, после кофе, стоя сводила у
бюро счеты, потом садилась у окон и глядела
в поле, следила за работами, смотрела, что делалось на дворе, и посылала Якова или Василису, если на дворе делалось что-нибудь не так, как ей хотелось.
Она села
в свое старое вольтеровское кресло, поставив лампу подальше на
бюро и закрыв ее колпаком.
Тит Никоныч был джентльмен по своей природе. У него было тут же,
в губернии, душ двести пятьдесят или триста — он хорошенько не знал, никогда
в имение не заглядывал и предоставлял крестьянам делать, что хотят, и платить ему оброку, сколько им заблагорассудится. Никогда он их не поверял. Возьмет стыдливо привезенные деньги, не считая, положит
в бюро, а мужикам махнет рукой, чтоб ехали, куда хотят.
В кабинете Татьяны Марковны стояло старинное, тоже окованное бронзой и украшенное резьбой,
бюро с зеркалом, с урнами, с лирами, с гениями.
Я ахнул: платье, белье, книги, часы, сапоги, все мои письменные принадлежности, которые я было расположил так аккуратно по ящикам
бюро, — все это
в кучке валялось на полу и при каждом толчке металось то направо, то налево.
Потом все европейские консулы, и американский тоже, дали знать Таутаю, чтоб он снял свой лагерь и перенес на другую сторону. Теперь около осажденного города и европейского квартала все чисто. Но европейцы уже не считают себя
в безопасности: они ходят не иначе как кучами и вооруженные. Купцы
в своих конторах сидят за
бюро, а подле лежит заряженный револьвер. Бог знает, чем это все кончится.
В последней комнате, перед выходом, за
бюро сидел альфорадор, заведывающий одним из отделений.
У англичан везде виден комфорт или претензия на него, у голландцев — патриархальность, проявляющаяся
в старинной, почерневшей от времени, но чисто содержимой мебели, особенно
в деревянных пузатеньких
бюро и шкапах с дедовским фарфором, серебром и т. п.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов
в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а
в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и
бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
В кабинете — это только так, из приличия, названо кабинетом, а скорее можно назвать конторой — ничего не было, кроме
бюро, за которым сидел хозяин, да двух-трех превысоких табуретов и неизбежного камина.
Сын генерала делал такую же карьеру, как и отец, и после военной академии служил
в разведочном
бюро и очень гордился теми занятиями, которые были там поручены ему. Занятия его состояли
в заведывании шпионами.
— Непременно! — восторженно прыгнула к своему
бюро госпожа Хохлакова. — И знаете, вы меня поражаете, вы меня просто потрясаете вашею находчивостью и вашим умением
в этих делах… Вы здесь служите? Как это приятно услышать, что вы здесь служите…
Полежаева позвали
в кабинет. Государь стоял, опершись на
бюро, и говорил с Ливеном. Он бросил на взошедшего испытующий и злой взгляд,
в руке у него была тетрадь.
Я вышел
в бюро, пораженный всей античной простотой его взгляда и его вопроса.
Я помню удивление
в Ротшильдовом
бюро при получении этого ответа. Глаз невольно искал под таким актом тавро Алариха или печать Чингисхана. Такой шутки Ротшильд не ждал даже и от такого известного деспотических дел мастера, как Николай.
Так как это случилось ночью, то Фомушка ничего не слыхал, а потому и не успел воспользоваться хранившимися
в бюро документами.
И действительно, документы были написаны заранее, но она не отдавала ему их
в руки, а спрятала
в бюро, указав только на ящик,
в котором они были положены.
Актеры собирались
в «Ливорно» до тех пор, пока его не закрыли. Тогда они стали собираться
в трактире Рогова
в Георгиевском переулке, на Тверской, вместе с охотнорядцами, мясниками и рыбниками. Вверху
в этом доме помещалась библиотека Рассохина и театральное
бюро…
По другую сторону площади,
в узком переулке за Лоскутной гостиницей существовал «низок» — трактир Когтева «Обжорка», где чаевничали разносчики и мелкие служащие да заседали два-три самых важных «облаката от Иверской». К ним приходили писать прошения всякого сорта люди. Это было «народное юридическое
бюро».
Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и
в нетерпеливом ожидании повернулся к князю. Ганя стоял
в углу кабинета, у
бюро, и разбирал бумаги.
Это была большая комната, высокая, темноватая, заставленная всякою мебелью, — большею частью большими деловыми столами,
бюро, шкафами,
в которых хранились деловые книги и какие-то бумаги.
В углу стояло великолепное
бюро красного дерева с бронзовою решеткою и бронзовыми полосами и с финифтяными бляхами на замках.
Мы поставили его на
бюро и при этом случае пересмотрели вновь, неизвестно
в который раз, все мои драгоценности.
У отца не было кабинета и никакой отдельной комнаты;
в одном углу залы стояло домашнее, Акимовой работы, ольховое
бюро; отец все сидел за ним и что-то писал.
Милая, бедная О! Розовый рот — розовый полумесяц рожками книзу. Но не могу же я рассказать ей все, что было, — хотя б потому, что это сделает ее соучастницей моих преступлений: ведь я знаю, у ней не хватит силы пойти
в Бюро Хранителей, и следовательно —
— Вот даже как! А вы знаете, что, как всякий честный нумер, я,
в сущности, должен немедленно отправиться
в Бюро Хранителей и…
–…И все нумера обязаны пройти установленный курс искусства и наук… — моим голосом сказала I. Потом отдернула штору — подняла глаза: сквозь темные окна пылал камин. —
В Медицинском
Бюро у меня есть один врач — он записан на меня. И если я попрошу — он выдаст вам удостоверение, что вы были больны. Ну?
Вот и сегодня. Ровно
в 16.10 — я стоял перед сверкающей стеклянной стеной. Надо мной — золотое, солнечное, чистое сияние букв на вывеске
Бюро.
В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. Как лампады
в древней церкви, теплятся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей — себя. А я — я рвался к ним, с ними. И не могу: ноги глубоко впаяны
в стеклянные плиты — я стоял, смотрел тупо, не
в силах двинуться с места…
Я не пошел
в Бюро Хранителей: делать нечего, пришлось идти
в Медицинское
Бюро; там меня задержали до 17.
Сон — желтое — Будда… Мне тотчас стало ясно: я должен пойти
в Медицинское
Бюро.
Я знал: прочтенное ею письмо — должно еще пройти через
Бюро Хранителей (думаю, излишне объяснять этот естественный порядок) и не позже 12 будет у меня. Но я был смущен этой самой улыбочкой, чернильная капля замутила мой прозрачный раствор. Настолько, что позже на постройке «Интеграла» я никак не мог сосредоточиться — и даже однажды ошибся
в вычислениях, чего со мной никогда не бывало.
Нет: после всего, что было, после того как я настолько недвусмысленно показал свое отношение к ней. Вдобавок ведь она даже не знала: был ли я
в Бюро Хранителей, — ведь ей неоткуда было узнать, что я был болен, — ну, вообще не мог… И несмотря на все —
Я обернулся сердито (думаю, если бы они не помешали, я бы
в конце концов с мясом вырвал из себя, я бы вошел
в Бюро).
После 21.30 у меня был свободный час. Можно было бы уже сегодня пойти
в Бюро Хранителей и сделать заявление.
— А ведь вы не были
в Бюро Хранителей?
— Мне… мне надо
в Медицинское
Бюро.
Нет, не понимаю: почему я немедленно, вчера же, не отправился
в Бюро Хранителей. Сегодня после 16 иду туда непременно…
Ну, дальше там уж техника. Вас тщательно исследуют
в лабораториях Сексуального
Бюро, точно определяют содержание половых гормонов
в крови — и вырабатывают для вас соответствующий Табель сексуальных дней. Затем вы делаете заявление, что
в свои дни желаете пользоваться нумером таким-то (или таким-то), и получаете надлежащую талонную книжечку (розовую). Вот и все.