Неточные совпадения
Как-то
в жарком разговоре, а может быть, несколько и выпивши, Чичиков назвал другого
чиновника поповичем, а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко и ответил ему тут же сильно и необыкновенно резко, именно вот как: «Нет, врешь, я статский советник, а не попович, а вот ты так попович!» И потом еще прибавил ему
в пику для большей досады: «Да вот, мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его
кругом, обратив на него им же приданное название, и хотя выражение «вот, мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал еще на него тайный донос.
Но никто не разделял его счастия; молчаливый товарищ его смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с виду похожий как бы на отставного
чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая
кругом. Он был тоже как будто
в некотором волнении.
— Надобно расширить
круг внимания к жизни, — докторально посоветовал Клим Иванович. — Вы, жители многочисленных губерний, уездов, промысловых сел, вы — настоящая Русь… подлинные хозяева ее, вы — сила, вас миллионы. Не миллионеры, не
чиновники, а именно вы должны бы править страной, вы, демократия… Вы должны посылать
в Думу не Ногайцевых, вам самим надобно идти
в нее.
Среди селения большая площадь, на ней деревянная церковь и
кругом по краю не лавки, как у нас
в деревнях, а тюремные постройки, присутственные места и квартиры
чиновников.
Кроме Белоконской и «старичка сановника»,
в самом деле важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или граф, с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости, с репутацией удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий
в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно входит
в поговорку и о котором узнается даже
в самом чрезвычайном
кругу; один из тех начальствующих
чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают
в больших чинах, на прекрасных местах и с большими деньгами, хотя и без больших подвигов и даже с некоторою враждебностью к подвигам.
Впрочем, не то еще было!
И не одни господа,
Сок из народа давила
Подлых подьячих орда,
Что ни
чиновник — стяжатель,
С целью добычи
в поход
Вышел… а кто неприятель?
Войско, казна и народ!
Всем доставалось исправно.
Стачка, порука
кругом:
Смелые грабили явно,
Трусы тащили тайком.
Непроницаемой ночи
Мрак над страною висел…
Видел — имеющий очи
И за отчизну болел.
Стоны рабов заглушая
Лестью да свистом бичей,
Хищников алчная стая
Гибель готовила ей…
Слово аристократы (
в смысле высшего отборного
круга,
в каком бы то ни было сословии) получило у нас
в России (где бы кажется, не должно бы было быть его) с некоторого времени большую популярность и проникло во все края и во все слои общества, куда проникло только тщеславие (а
в какие условия времени и обстоятельств не проникает эта гнусная страстишка?) — между купцами, между
чиновниками, писарями, офицерами,
в Саратов,
в Мамадыши,
в Винницы, везде, где есть люди.
Но как ни был я худо настроен
в пользу бала еще давеча утром, — всё же я не предчувствовал полной истины: ни единого семейства из высшего
круга не явилось; даже
чиновники чуть-чуть позначительнее манкировали, — а уж это была чрезвычайно сильная черта.
Одно, что они не знакомились ни с кем из соседей, да, признаться сказать, и не с кем было, потому что близко от них никого не жило из помещиков; знакомиться же с
чиновниками уездного города Катрин не хотела, так как они ее нисколько не интересовали, а сверх того очень возможно, что
в их
кругу могла найтись какая-нибудь хорошенькая дама, за которой ее Валерьян, пожалуй, приволокнется.
Не прошло и месяца после водворения Бельтова
в NN, как он успел уже приобрести ненависть всего помещичьего
круга, что не мешало, впрочем, и
чиновникам, с своей стороны, его ненавидеть.
Накинув шинель, господин Голядкин-младший иронически взглянул на господина Голядкина-старшего, действуя таким образом открыто и дерзко ему
в пику, потом, с свойственною ему наглостью, осмотрелся
кругом, посеменил окончательно, — вероятно, чтоб оставить выгодное по себе впечатление, — около
чиновников, сказал словцо одному, пошептался о чем-то с другим, почтительно полизался с третьим, адресовал улыбку четвертому, дал руку пятому и весело юркнул вниз по лестнице.
Сказав это, господин Голядкин спрятал письмо
в боковой карман своего вицмундира и застегнул его на все пуговицы; потом осмотрелся
кругом и, к удивлению своему, заметил, что уже находится
в сенях департаментских,
в кучке
чиновников, столпившихся к выходу, ибо кончилось присутствие.
Даже
в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда
чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется
в театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его
в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного
круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату
в четвертый или третий этаж,
в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже
в то время, когда все
чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть
в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни
в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Подошли рождественские каникулы, потом — крещение. Накануне на льду вырубили большой крест,
кругом расчистили снег и после службы из города двинулись хоругви, духовенство
в ризах,
чиновники в треуголках, дамы
в роскошных шубках и простой народ… Присутствовали губернатор и губернаторша. Около них виднелись между прочим г-н Фаворский с монументальными усами и его супруга.
— Нет, Егор Иваныч, ради бога! — заторопился студент. — Вы только послушайте, только послушайте меня. Мужик, куда он у себя ни оглянется, на что ни посмотрит, везде
кругом него старая-престарая, седая и мудрая истина. Все освещено дедовским опытом, все просто, ясно и практично. А главное — абсолютно никаких сомнений
в целесообразности труда. Возьмите вы доктора, судью, литератора. Сколько спорного, условного, скользкого
в их профессиях! Возьмите педагога, генерала,
чиновника, священника…
«У него деньги
в ломбарде лежат» — знаете ли вы, как звучит эта фраза
в кругу мелких
чиновников, а тем более обитателей углов!..
Вместо того, чтобы продолжать допрос и вынудить полезное показание, он рассердился — занятие, не входящее
в круг обязанностей
чиновника.
Тогда Казань славилась тем, что
в „общество“ не попадали даже и крупные
чиновники, если их не считали „из того же
круга“. Самые родовитые и богатые дома перероднились между собою, много принимали, давали балы и вечера. Танцевал я
в первую зиму, конечно, больше, чем сидел за лекциями или серьезными книгами.
Мухоморов (обходит
кругом кусты и заглядывает
в беседку). Никого… не шелохнет!.. Слушай же: Гориславская не дочь канцелярского
чиновника, а дочь… еврея.
Ведь она делается же
кругом, худо ли, хорошо ли — с потерями и тратами, с пороками и страстями. И народ, и разночинцы, и купцы, и
чиновники, и интеллигенты — все захвачены огромной машиной государственной и социальной жизни. Все
в ней перемелется, шелуха отлетит; а хорошая мука пойдет на питательный хлеб.
Здесь, на просторной, очень тускло освещенной террасе были все мои
чиновники. Густо столпившись сплошною массою, они наседали на плечи друг другу и смотрели
в средину образованного ими
круга, откуда чей-то задыхающийся отчаянный голос вопил скверным жидовским языком...