Неточные совпадения
В университете Райский делит время, по утрам, между лекциями и
Кремлевским садом,
в воскресенье ходит
в Никитский монастырь к обедне, заглядывает на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит
в «своем кружке», то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
—
В Кремлевской экспедиции.
Мортье вспомнил, что он знал моего отца
в Париже, и доложил Наполеону; Наполеон велел на другое утро представить его себе.
В синем поношенном полуфраке с бронзовыми пуговицами, назначенном для охоты, без парика,
в сапогах, несколько дней не чищенных,
в черном белье и с небритой бородой, мой отец — поклонник приличий и строжайшего этикета — явился
в тронную залу
Кремлевского дворца по зову императора французов.
Совет, видя, что я числюсь к канцелярии
Кремлевской экспедиции, отказал мне
в праве держать экзамен.
Несмотря на зловещие пророчества хромого генерала, отец мой определил-таки меня на службу к князю Н. Б. Юсупову
в Кремлевскую экспедицию.
Уже много лет спустя выяснилось, что пушка для Смолина была украдена другая, с другого конца
кремлевской стены послушными громилами, принесена на Антроповы ямы и возвращена
в Кремль, а первая так и исчезла.
С самого начала судебной реформы
в кремлевском храме правосудия, здании судебных установлений, со дня введения судебной реформы
в 1864–1866 годы стояла она. Статуя такая, как и подобает ей быть во всем мире: весы, меч карающий и толстенные томы законов. Одного только не оказалось у богини, самого главного атрибута — повязки на глазах.
Не заметил он, как чрез Никольские ворота вступили они
в Кремль, обошли Ивана Великого и остановились над
кремлевским рвом, где тонула
в тени маленькая церковь, а вокруг извивалась зубчатая стена с оригинальными азиатскими башнями, а там тихая Москва-река с перекинутым через нее Москворецким мостом, а еще дальше облитое лунным светом Замоскворечье и сияющий купол Симонова монастыря.
То по
кремлевским стенам гуляли молодцы Стеньки Разина, то
в огне стонали какие-то слабые голоса, гудел царь-колокол, стреляла царь-пушка, где-то пели по-французски «Марсельезу».
Из толпы людей, проходивших мимо этой пары, многие отвешивали ей низкие поклоны. Кланялись и старики, и
кремлевские псаломщики, и проходивший казанский протопоп, и щеголеватый комми с Кузнецкого моста, и толстый хозяин трех лавок из Охотного ряда, и университетский студент
в ветхих панталонах с обитыми низками и
в зимнем пальто, подбитом весенним ветром.
Прекрасным осенним вечером, когда румяная заря ярким полымем догорала на золоченых
кремлевских вышках, Розанов с Райнером выехали из одного переулка
в Чистые Пруды и остановились у ворот дома полковника Сте—цкого.
— Вся наша история, все наши славные и печальные дни совершились, по преимуществу,
в Москве,
в Кремлевских стенах.
Надо всею этою путаницей церквей, домов, рощ и монастырей гордо воздымались
кремлевские церкви и недавно отделанный храм Покрова богоматери, который Иоанн заложил несколько лет тому назад
в память взятия Казани и который мы знаем ныне под именем Василия Блаженного.
На другой день после казни площадь была очищена и мертвые тела свезены и свалены
в кремлевский ров.
В большой
кремлевской палате, окруженный всем блеском царского величия, Иван Васильевич сидел на престоле
в Мономаховой шапке,
в золотой рясе, украшенной образами и дорогими каменьями. По правую его руку стоял царевич Федор, по левую Борис Годунов. Вокруг престола и дверей размещены были рынды,
в белых атласных кафтанах, шитых серебром, с узорными топорами на плечах. Вся палата была наполнена князьями и боярами.
Прошли многие годы; впечатление страшной казни изгладилось из памяти народной, но долго еще стояли вдоль
кремлевского рва те скромные церкви, и приходившие
в них молиться могли слышать панихиды за упокой измученных и избиенных по указу царя и великого князя Иоанна Васильевича Четвертого.
Тут, видишь ты, так было: покуда он на коне своём, один, ночью, вокруг крепости ехал, духовенство ростовское всё время, бесперечь, било
в те
кремлёвские колокола.
День был превосходнейший. Барон решительно наслаждался и природой, и самим собой, и быстрой ездой
в прекрасном экипаже; но князь, напротив, вследствие утреннего разговора с женой, был
в каком-то раздраженно-насмешливом расположении духа. Когда они, наконец, приехали
в Москву,
в Кремль, то барон всеми редкостями
кремлевскими начал восхищаться довольно странно.
На краю пологого ската горы, опоясанной высокой
Кремлевской стеною, стоял, закинув назад руки, человек небольшого роста,
в сером сюртуке и треугольной низкой шляпе.
Польской генерал подозвал купца и пошел вместе с ним впереди толпы, которая, окружив со всех сторон Наполеона, пустилась вслед за проводником к Каменному мосту. Когда они подошли к угловой
кремлевской башне, то вся Неглинная, Моховая и несколько поперечных улиц представились их взорам
в виде одного необозримого пожара. Направо пылающий железный ряд, как огненная стена, тянулся по берегу Неглинной; а с левой стороны пламя от догорающих домов расстилалось во всю ширину узкой набережной.
— Я тут
в этом доме и погибла совсем, папа!.. — отвечала она, показывая на ту часть дома, которая прилегала к
кремлевской стене.
Царь обещал сам рассмотреть дело и наказать виноватых; народ, полный радостного доверия к его слову, с восторгом выслушал его решение и, точно
в великий праздник, бежал за царем с торжественными кликами до самых
кремлевских ворот.
Мой сын
Тобой убит. Судьба другого сына
Послала мне — его я принимаю!
Димитрием его зову! Приди,
Приди ко мне, воскресший мой Димитрий!
Приди убийцу свергнуть твоего!
Да, он придет! Он близко, близко — вижу,
Победные его уж блещут стяги —
Он под Москвой — пред именем его
Отверзлися
кремлевские ворота —
Без бою он вступает
в город свой —
Народный плеск я слышу — льются слезы —
Димитрий царь! И к конскому хвосту
Примкнутого тебя, его убийцу,
Влекут на казнь!
Выпевал про Ивана Тимофеича, как дважды его
в Москве на
кремлевской стене распинали, как два раза его на Лобном месте погребали, как он дважды воскресал и являлся ученикам на Пахре, как слетелась к нему на раденье небесная сила и как с нею вознесся он.
На паперти показались священники
в золотых ризах; пение вдруг стало громче. Народ заволновался и закрестился, над головами заколыхались хоругви. Облезлая собачонка, отчаянно визжа, промчалась на трех ногах среди толпы; всякий, мимо которого она бежала, считал долгом пихнуть ее сапогом; собачонка катилась
в сторону, поднималась и с визгом мчалась дальше. Ход потянулся к
кремлевским воротам.
В двенадцатом часу возвращались они пешком по главной аллее
Кремлевского сада.
И староцерковное и гражданское зодчество привлекало: одна из
кремлевских церквей, с царской вышкой
в виде узкого балкончика, соборная колокольня, «Строгановская» церковь на Нижнебазарской улице, единственный каменный дом конца XVII столетия на Почайне, где останавливался Петр Великий, все башни и самые стены кремля, его великолепное положение на холмах, как ни у одной старой крепости
в Европе.
Обошли кругом. Взвилась
в небо ракета… И с
кремлевской стены раздался грохот пушки. Несколько минут не простыл воздух от сотрясений меди и пороха… Толпа забродила по площади, начала кочевать по церквам, спускаться и подниматься на Ивана Великого; заслышался гул разговора, как только смолк благовест.
Днем коронации назначено было 25 апреля.
В комиссию о коронации отпущено пятьдесят тысяч рублей да, кроме того, на фейерверк девятнадцать тысяч. 23 апреля императрица переехала из зимнего своего дома
в Кремлевский дворец.
Время между тем шло. Иоанн приближался к совершеннолетнему возрасту. Придворные козни
в Кремлевском дворце, а вместе с ними «затруднения» господствующих бояр и число врагов последних увеличивались с каждым днем.
Сын Образца взглянул на гору
кремлевскую, к Спасу на бору… там,
в высоком тереме, было открыто окно и
в нем развевалось пунцовое покрывало.
В 1536 году
в нем приняла иночество вдова брата царя Иоанна IV, княгиня Иулияния Дмитриевна и жила
в построенных ей царем богатых келиях — она там и погребена; царица Ирина Федоровна, по кончине супруга своего, царя Федора Иоанновича, не внемля молениям бояр и духовенства, постриглась
в иночество
в сей обители и затворилась
в келью, и с нею вместе и брат ее Борис Годунов, перешедший отсюда 30 апреля 1598 года
в Кремлевский дворец на царство, согласно избрания духовенства, бояр и народа.
В дом внесли великолепный дубовый гроб, прибыло не только приходское духовенство, но и из
кремлевских соборов. Панихиды служились два раза
в день и на них съезжались все знатные и властные лица Москвы, похороны были торжественны и богаты; «колдуна», «кудесника», «масона» и «оборотня», к великому удивлению соседей, похоронили на кладбище Донского монастыря, после отпевания
в церкви святого мученика Власия, что
в Старой Конюшен ной.
Радостно звонили колокола московских
кремлевских соборов и церквей. Праздничные толпы народа наполняли Кремль и прилегающие к нему улицы. Москва, обычно пустынная
в описываемое нами время, вдруг заликовала и закипела жизнью. Всюду были видны радостные лица, встречавшиеся заключали друг друга
в объятия, раздавались поцелуи. Точно на дворе был светлый праздник, а между тем был январь 1582 года.
29 апреля императрица переехала, при торжественной и парадной обстановке, из
Кремлевского дворца снова
в свой зимний дом, что на Яузе. На пути из Кремля, у синодальных ворот, императрицу приветствовали все синодальные члены, окруженные толпой
в двадцать человек студентов Славяно-греко-латинской академии, которые и на этот раз были одеты
в белые одеяния, держали
в руке ветви и на голове лавровые венки.
Лобным местом называлась площадь, где казнили преступников, где они теряли головы (лоб); она находилась
в Китай-городе, тотчас же за
кремлевской стеной, между двух ворот московской твердыни — Никольскими и Спасскими.
В настоящее время на этой площадке воздвигнут памятник князю Пожарскому и Кузьме Минину-Сухорукову.
Взглянешь
в окно к стороне
кремлевской стены, видны пушечный сарай, Красная площадь, лавки, Варьская улица и Спас
в Чигасах за Яузою.
Царь Иоанн Васильевич сидел
в одной из
кремлевских палат, рядом с опочивальней, и играл, по обыкновению, перед отходом ко сну,
в шахматы с любимцем своим, князем Афанасием Вяземским.
Когда приезжали
в Россию знатные послы иноземные, Иоанн являлся
в Москве с обыкновенным великолепием и торжественно принимал их
в новой
кремлевской палате, близ церкви св. Иоанна; являлся там и
в других важных случаях, но редко.
Никому ведь не станет
в новинки,
Что
в кремлевские буфера
Уцепились когтями с Ильинки
Маклера, маклера, маклера…
Над Москвой великой, златоглавою,
Над стеной
кремлевской белокаменной
Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые разгоняючи,
Заря алая подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми,
Как красавица, глядя
в зеркальцо,
В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?
Кроме того, ежели бы он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более 4-х часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат
в Кремль и теперь,
в самом мрачном расположении духа, сидел
в царском кабинете
Кремлевского дворца и отдавал подробные обстоятельные приказания о мерах, которые должны были быть приняты немедленно для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей.
Этот раскол зародился
в кремлевском дворце, на половине царицы Марьи Ильиничны.
В Москве, как только он въехал
в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадною дворней, как только он увидал — проехав по городу — эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту
Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и московский Английский клуб, — он почувствовал себя, до́ма,
в тихом пристанище.