Неточные совпадения
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с
сыном и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью
к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх
в ее
комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
— За то, что Марфенька отвечала на его объяснение, она сидит теперь взаперти
в своей
комнате в одной юбке, без башмаков! — солгала бабушка для пущей важности. — А чтоб ваш
сын не смущал бедную девушку, я не велела принимать его
в дом! — опять солгала она для окончательной важности и с достоинством поглядела на гостью, откинувшись
к спинке дивана.
На ученической квартире, которую после смерти отца содержала моя мать, я был «старшим».
В этот год одну
комнату занимал у нас юноша Подгурский,
сын богатого помещика, готовившийся
к поступлению
в один из высших классов. Однажды директор, посетив квартиру, зашел
в комнату Подгурского
в его отсутствии и повел
в воздухе носом.
Тот вдруг бросился
к нему на шею, зарыдал на всю
комнату и произнес со стоном: «Папаша, друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий
сына, сел
в экипаж: у него голова даже не держалась хорошенько на плечах, а как-то болталась.
Стоя среди
комнаты полуодетая, она на минуту задумалась. Ей показалось, что нет ее, той, которая жила тревогами и страхом за
сына, мыслями об охране его тела, нет ее теперь — такой, она отделилась, отошла далеко куда-то, а может быть, совсем сгорела на огне волнения, и это облегчило, очистило душу, обновило сердце новой силой. Она прислушивалась
к себе, желая заглянуть
в свое сердце и боясь снова разбудить там что-либо старое, тревожное.
Николай нахмурил брови и сомнительно покачал головой, мельком взглянув на мать. Она поняла, что при ней им неловко говорить о ее
сыне, и ушла
в свою
комнату, унося
в груди тихую обиду на людей за то, что они отнеслись так невнимательно
к ее желанию. Лежа
в постели с открытыми глазами, она, под тихий шепот голосов, отдалась во власть тревог.
— Так-то-с, Николай Петрович, — говорил мне старик, следуя за мной по
комнате,
в то время как я одевался, и почтительно медленно вертя между своими толстыми пальцами серебряную, подаренную бабушкой, табакерку, — как только узнал от
сына, что вы изволили так отлично выдержать экзамен — ведь ваш ум всем известен, — тотчас прибежал поздравить, батюшка; ведь я вас на плече носил, и бог видит, что всех вас, как родных, люблю, и Иленька мой все просился
к вам. Тоже и он привык уж
к вам.
Софья Николавна перепугалась, что так небережно поступают с ее бесценным сокровищем, а повивальная бабка испугалась, чтоб новорожденного не сглазил немец; она хотела было его отнять, но Клоус буянил; он бегал с ребенком по
комнате, потребовал корыто, губку, мыло, пеленок, теплой воды, засучил рукава, подпоясался передником, сбросил парик и принялся мыть новорожденного, приговаривая: «А, варваренок, теперь не кричишь: тебе хорошо
в тепленькой-то водице!..» Наконец, прибежал не помнивший себя от восхищения Алексей Степаныч; он отправлял нарочного с радостным известием
к Степану Михайлычу, написал письмо
к старикам и
к сестре Аксинье Степановне, прося ее приехать как можно скорее крестить его
сына.
Однажды под вечер, когда Татьяна Власьевна
в постели пила чай, а Нюша сидела около нее на низенькой скамеечке,
в комнату вошел Гордей Евстратыч. Взглянув на лицо
сына, старуха выпустила из рук блюдечко и облилась горячим чаем; она почувствовала разом, что «милушка» не с добром
к ней пришел. И вид у него был какой-то такой совсем особенный… Во время болезни Гордей Евстратыч заходил проведать больную мать раза два, и то на минуту. Нюша догадалась, что она здесь лишняя, и вышла.
К ужину
в небольшой проходной
комнате, выходившей окнами на двор, собралась вся семья: Татьяна Власьевна, Гордей Евстратыч, старший
сын Михалко с женой Аришей, второй
сын Архип с женой Дуней и черноволосая бойкая Нюша.
Когда кузнеца увели
в острог, никто не позаботился о его
сыне, кроме сапожника. Он тотчас же взял Пашку
к себе, Пашка сучил дратву, мёл
комнату, бегал за водой и
в лавочку — за хлебом, квасом, луком. Все видели сапожника пьяным
в праздники, но никто не слыхал, как на другой день, трезвый, он разговаривал с женой...
Он был дома:
в открытые окна из
комнат на улицу несся его громкий, немного сиплый хохот. Шум пролетки, подъехавшей
к дому, заставил Игната выглянуть
в окно, и при виде
сына он радостно крикнул...
Князь не осмелился даже подойти
к ней и пробрался было
в соседнюю
комнату, чтобы взглянуть на
сына; но и того ему акушерка на одно мгновение показала, так что он рассмотрел только красненький носик малютки.
Этот добрый старик был так обласкан моею матерью, так оценил ее горячность
к сыну и так полюбил ее, что
в первое же свидание дал честное слово: во-первых, через неделю перевести меня
в свою благонравную
комнату — ибо прямо поместить туда неизвестного мальчика показалось бы для всех явным пристрастием — и, во-вторых, смотреть за мной более, чем за своими повесами, то есть своими родными
сыновьями.
В пятницу с утра был возле матери. Странно было то, что Елена Петровна, словно безумная или околдованная, ничего не подозревала и радовалась любви
сына с такой полнотой и безмятежностью, как будто и всю жизнь он ни на шаг не отходил от нее. И даже то бросавшееся
в глаза явление, что Линочка сидит
в своей
комнате и готовится
к экзамену, а Саша ничего не делает, не остановило ее внимания. Уж даже и Линочка начала что-то подозревать и раза два ловила Сашу с тревожным вопросом...
Оставшись одна, Марфа Андревна искала теперь
в своем уме решения, что она должна сделать? как ей поступить? Решение не приходило, и Марфа Андревна легла спать, но не спала. Решение не приходило и на другой день и на третий, и Марфа Андревна целых три дня не выходила из своей
комнаты и не пускала
к себе
сына.
Павел хотел было отказаться, но ему жаль стало сестры, и он снова сел на прежнее место. Через несколько минут
в комнату вошел с нянькой старший
сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла, подошел
к матери и положил
к ней головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его
к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него зятем: ребенок был действительно хорош собою.
Никита Федорыч хлопотливо покрыл недопитый стакан валявшимся поблизости календарем, искоса поглядел на жену, хлопотавшую подле самовара, потом как бы через силу, ворча и потягиваясь, отправился
в контору. Косвенный взгляд этот и суетливость не ускользнули, однако, от Анны Андреевны, подозрительно следившей за всеми его движениями; только что дверь
в комнату захлопнулась, она проворно подошла
к сыну и, гладя его по головке, сказала ему вкрадчивым, нежным голосом...
Филицата. Смирный он, смирный, ты не беспокойся. А уж я тебе за это сама послужу. Дай ему поглодать чего-нибудь, а уснет — где пришлось: солдатская кость,
к перинам непривычен.(Подходит
к окну.) Сила Ерофеич, войдите
в комнату! (Зыбкиной.) Сила Ерофеич его зовут-то. Сын-то у тебя где?
— Дай бог и вам здоровья, — ответила она и, обернувшись
к тетке, сказала: — Я всегда говорю: это — счастье иметь таких детей. Чистое золото, как я еврейка!.. Ну, что, если он не
сын, а только племянник… Хорошо иметь и такого племянника… А где же барышня?.. Учится?..
В своей
комнате?..
И при первом же взгляде на старого Тойона Макар узнал, что это тот самый старик, которого он видел нарисованным
в церкви. Только тут с ним не было
сына; Макар подумал, что, вероятно, последний ушел по хозяйству. Зато голубь влетел
в комнату и, покружившись у старика над головою, сел
к нему на колени. И старый Тойон гладил голубя рукою, сидя на особо приготовленном для него стуле.
В задней стене,
к правому углу, дверь
в комнату Маргаритова;
в левом растворенная дверь
в темную переднюю,
в которой видно начало лестницы, ведущей
в мезонин, где помещаются
сыновья Шабловой.
— Там,
в этой башне, была
комната покойной княгини Джавахи, сестры нашей госпожи, — начал старик, — она жила
в Гори и умерла там же,
в доме своего
сына, пораженная припадком безумия. — Голос старого Николая, по мере того как он говорил, делался все глуше и глуше и, наконец, понизился до шепота, когда он, почти вплотную приблизив губы
к моему уху, произнес...
Даже не особенно чувствительная
к болезни
сына и горю мужа Калисфения Фемистокловна, заехавшая как-то раз
в кондитерскую и беседовавшая с мужем через отворенную дверь
комнаты, воскликнула...
Сын Лелькина квартирного хозяина, молодой Буераков, рамочник с их же завода, был ухажер и хулиган, распубликованный
в газете лодырь и прогульщик. Раз вечером затащил он
к себе двух приятелей попить чайку. Были выпивши. Сидели
в большой
комнате и громко спорили.
И потому бабушка запрещала так называть ее при посторонних людях;
в случае же, если внучки посещали
сыновей ее, да
к ней
в это время приезжал Людвикович, так их опрометью выпроваживали
в задние
комнаты.
— Ах, да… он уехал
в К., чтобы привести
сына моей бедной Марии, твоего жениха… Но мне не спалось…
в мою
комнату вошел вор и украл все деньги, все деньги моих детей… Помоги, помоги мне встать, Таня… Я должен видеть… Я должен видеть… Дай мне халат…
Когда солнце поднималось
к зениту, попадья наглухо закрывала ставни
в своей
комнате и
в темноте напивалась пьяная,
в каждой рюмке черпая острую тоску и жгучее воспоминание о погибшем
сыне.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно-победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел
в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему
сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
Не останавливаясь и не торопясь, Наталья Николаевна убиралась, и
к приезду мужа и
сына все было готово: сундуков уж не было
в комнатах;
в спальне Пьера все было так же, как было десятки лет
в Иркутске: халат, трубка, табакерка, вода с сахаром, Евангелие, которое он читал на ночь, и даже образок прилип как-то над кроватью на пышных обоях
комнат Шевалье, который не употреблял этого украшения, но которое явилось
в этот вечер во всех
комнатах третьего отделения гостиницы.
Через месяц Праша пришла звать меня
к себе на новоселье. Я пошел с другим моим литературным товарищем, теперь уже умершим (из всей нашей тогдашней компании теперь
в живых остается только трое: Тимирязев, Всев. Крестовский и я). Праша устроилась хорошо: у нее была одна действительно очень большая
комната с плитяным полом, а за ней еще маленькая
комната,
в которой у нее стояла ее кровать и деревянная колыбелька писательского
сына.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя
к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета
сына, вделанного
в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла
к комнате графини и остановилась.