Неточные совпадения
Раскольников был деятельным и бодрым
адвокатом Сони против Лужина, несмотря на то, что сам носил столько собственного ужаса и страдания
в душе.
— Поболталась я
в Москве,
в Питере. Видела и слышала
в одном купеческом доме новоявленного пророка и водителя умов. Помнится, ты мне рассказывал о нем: Томилин, жирный, рыжий, весь
в масляных пятнах, как блинник из обжорки. Слушали его поэты,
адвокаты, барышни всех сортов, раздерганные умы, растрепанные
души. Начитанный мужик и крепко обозлен: должно быть, честолюбие не удовлетворено.
— Уж очень он меня измучал — ужасный негодяй. Хотелось
душу отвести, — сказал
адвокат, как бы оправдываясь
в том, что говорит не о деле. — Ну-с, о вашем деле… Я его прочел внимательно и «содержания оной не одобрил», как говорится у Тургенева, т. е. адвокатишко был дрянной и все поводы кассации упустил.
Булычов. Ты примирился, когда тебя староста, Алексей Губин, обидел? Ты —
в суд подал на него, Звонцова
адвокатом пригласил, за тебя архиерей вступился! А вот я
в какой суд подам жалобу на болезнь мою? На преждевременную смерть? Ты — покорно умирать будешь? С тихой
душой, да? Нет, — заорешь, застонешь.
Души моей он не знал, а весь внешний распорядок моей жизни возмущал его, ибо не вкладывался
в его понимание.
В гимназии я хорошо учился, и это его огорчало. Когда приходили гости —
адвокаты, литераторы и художники, — он тыкал
в меня пальцем и говорил...
— Так-то,
душа ты моя, тяжело вести крестьянские дела! — говорят он трактирщику, застегивая под столом пуговки, которые то и дело расстегиваются. — Да, милаша! Крестьянские дела это такая политика, что Бисмарка мало. Чтобы вести их, нужно иметь особую умственность, сноровку. Почему вот меня мужики любят? Почему они ко мне, как мухи, льнут? А? По какой это причине я ем кашу с маслом, а другие
адвокаты без масла? А потому, что
в моей голове талант есть, дар.
Слушай меня, франт-адвокат, слушай… коли
в тебе
душа, а не пар, гляди на меня, и гляди
в оба и страшись расплаты с самим собою.
Захотелось напиться и Палтусову; за обедом это ему не удалось. Но не затем ли, чтоб не шевелить
в душе никаких лишних вопросов? Когда хмель вступит
в свои права, легко и сладко со всеми целоваться: и с чистым юношей, и с пройдохой
адвокатом, и с ожирелым клубным игроком, с кем хочешь! Не разберешь — кто был студентом, кто нет.
— Добрая вы
душа, сочувственная. Не бойтесь. Я волноваться не желаю. С
адвокатом я виделся. Выбрал не краснобая, а честного чудака… Я вижу… вам хочется подробностей. Зачем копаться
в этих дрязгах? Для меня — это партия
в шахматы… На одном осекся, на другом выплыву!..
Фабрикант Фролов, красивый брюнет с круглой бородкой и с мягким, бархатным выражением глаз, и его поверенный,
адвокат Альмер, пожилой мужчина, с большой жесткой головой, кутили
в одной из общих зал загородного ресторана. Оба они приехали
в ресторан прямо с бала, а потому были во фраках и
в белых галстуках. Кроме них и лакеев у дверей,
в зале не было ни
души: по приказанию Фролова никого не впускали.
Адвокату «по неволе» сразу повезло счастье, и кроме очутившегося у него
в руках крупного родственного процесса, доставившего ему громадный гонорар, дела его, вообще, на первых порах пошли весьма ходко. Как артист
в душе, Яков Осипович собрал вокруг себя музыкальный кружок и делил свое время между письменным столом и роялем.
Флегонт Никитич Сироткин, как будто бы дожидался только видеть своего сына
в возможном для него почетном положении, и недели через две после того, как Иван Флегонтович сделался
адвокатом, а жена его артисткой лучшего театра
в Москве, слег
в постель и отдал Богу
душу.
Бойкий, умный молодой
адвокат — быть может, будущая известность, — но
в душу ему его призывы не западали.
Молодой князь был без ума от своего друга и руководителя элегантного
адвоката, и мечтал о том времени, когда, достигнув совершеннолетия, он,
в гвардейском мундире, будет кутить вместе с Гиршфельдом
в Петербурге, куда он стремился всей
душой.
Что же: так тогда и пропадать всей этой земле, которая называется Россией? Жутко. Всеми силами
души борюсь против этой мысли, не допускаю ее… а на сердце такая жуть, такой холод, такая гнетущая тоска. Но что я могу? Здесь нужны Самсоны и герои, а что такое я с моей доблестью? Стою я, как голый грешник на Страшном суде, трясущийся от озноба и страха, и слова не могу промолвить
в свое оправдание… на Страшном суде не солжешь и
адвоката защищать не возьмешь, кончены все твои земные хитрости и уловки, кончены!