Неточные совпадения
В этот момент
в первом ряду кресел взвился белый дымок, и звонко грянул выстрел. Катерина Ивановна, схватившись одной рукой за левый бок, жалко присела у самой суфлерской
будки, напрасно стараясь сохранить равновесие при помощи свободной руки.
В первых рядах кресел происходила страшная суматоха: несколько человек крепко держали какого-то молодого человека за руки и за плечи, хотя он и не думал вырываться.
На сцене без всякого толку суетились Лепешкин и Данилушка, а Иван Яковлич как-то растерянно старался приподнять лежавшую
в обмороке девушку. На белом корсаже ее платья блестели струйки крови, обрызгавшей
будку и помост. Притащили откуда-то заспанного старичка доктора, который как-то равнодушно проговорил...
Толстый булочник и переплетчик, коего лицо казалось
в красненьком сафьянном переплете, под руки отвели Юрку
в его
будку, наблюдая
в сем случае русскую пословицу: долг платежом красен.
На другой день, придя
в «Развлечение» просить аванс по случаю ограбления, рассказывал финал своего путешествия: огромный будочник, босой и
в одном белье, которому он назвался дворянином, выскочил из
будки, повернул его к себе спиной и гаркнул: «Всякая сволочь по ночам будет беспокоить!» — и так наподдал ногой — спасибо, что еще босой был, — что Епифанов отлетел далеко
в лужу…
Чуть показывался с Тверской, или из Столешникова переулка, или от гостиницы «Дрезден», или из подъезда генерал-губернаторского дома генерал, часовой два раза ударял
в колокол, и весь караул — двадцать человек с офицером и барабанщиком во главе — стремглав, прыгая со ступенек, выстраивался фронтом рядом с
будкой и делал ружьями «на караул» под барабанный бой…
На Трубе у бутаря часто встречались два любителя его бергамотного табаку — Оливье и один из братьев Пеговых, ежедневно ходивший из своего богатого дома
в Гнездниковском переулке за своим любимым бергамотным, и покупал он его всегда на копейку, чтобы свеженький был. Там-то они и сговорились с Оливье, и Пегов купил у Попова весь его громадный пустырь почти
в полторы десятины. На месте
будок и «Афонькина кабака» вырос на земле Пегова «Эрмитаж Оливье», а непроездная площадь и улицы были замощены.
Полицейская
будка ночью была всегда молчалива — будто ее и нет.
В ней лет двадцать с лишком губернаторствовал городовой Рудников, о котором уже рассказывалось. Рудников ночными бездоходными криками о помощи не интересовался и двери
в будке не отпирал.
Я еще тройной свисток — и мне сразу откликнулись с двух разных сторон. Послышались торопливые шаги: бежал дворник из соседнего дома, а со стороны бульвара — городовой, должно быть, из
будки… Я спрятался
в кусты, чтобы удостовериться, увидят ли человека у решетки. Дворник бежал вдоль тротуара и прямо наткнулся на него и засвистал. Подбежал городовой… Оба наклонились к лежавшему. Я хотел выйти к ним, но опять почувствовал боль
в ноге: опять провалился ножик
в дырку!
Они выплывают во время уж очень крупных скандалов и бьют направо и налево, а
в помощь им всегда становятся завсегдатаи — «болдохи», которые дружат с ними, как с нужными людьми, с которыми «дело делают» по сбыту краденого и пользуются у них приютом, когда опасно ночевать
в ночлежках или
в своих «хазах». Сюда же никакая полиция никогда не заглядывала, разве только городовые из соседней
будки, да и то с самыми благими намерениями — получить бутылку водки.
— Вот проклятущие! Чужих со своим ведром не пущают к фанталу, а за ихнее копейку выплачивай сторожу
в будке. А тот с начальством делится.
В главном здании, с колоннадой и красивым фронтоном, помещалась
в центре нижнего этажа гауптвахта, дверь
в которую была среди колонн, а перед ней — плацдарм с загородкой казенной окраски, черными и белыми угольниками. Около полосатой, такой же окраски
будки с подвешенным колоколом стоял часовой и нервно озирался во все стороны, как бы не пропустить идущего или едущего генерала, которому полагалось «вызванивать караул».
В сентябре 1861 года город был поражен неожиданным событием. Утром на главной городской площади, у костела бернардинов,
в пространстве, огражденном небольшим палисадником, публика, собравшаяся на базар, с удивлением увидела огромный черный крест с траурно — белой каймой по углам, с гирляндой живых цветов и надписью: «
В память поляков, замученных
в Варшаве». Крест был высотою около пяти аршин и стоял у самой полицейской
будки.
А по ночам —
в простынях пойдут, попа напугали, он бросился на
будку, а будочник, тоже испугавшись, давай караул кричать.
В первые минуты, когда въезжаешь на улицу, Дуэ дает впечатление небольшой старинной крепости: ровная и гладкая улица, точно плац для маршировки, белые чистенькие домики, полосатая
будка, полосатые столбы; для полноты впечатления не хватает только барабанной дроби.
Нечего и говорить уже о разных его выходках, которые везде повторялись; например, однажды
в Царском Селе Захаржевского медвежонок сорвался с цепи от столба, [После этого автором густо зачеркнуто
в рукописи несколько слов.] на котором устроена была его
будка, и побежал
в сад, где мог встретиться глаз на глаз,
в темной аллее, с императором, если бы на этот раз не встрепенулся его маленький шарло и не предостерег бы от этой опасной встречи.
Острог помещался на самом конце города
в частном доме и отличался от прочих зданий только тем, что имел около себя
будку с солдатом и все окна его были с железными решетками.
Все эти насмешки и глумления доходили, разумеется, и до Вихрова, и он
в душе страдал от них, но, по наружности, сохранял совершенно спокойный вид и, нечего греха таить, бесконечно утешался мыслью, что он, наконец, будет играть
в настоящем театре, выйдет из настоящим образом устроенных декораций, и суфлер будет сидеть
в будке перед ним, а не сбоку станет суфлировать из-за декораций.
Признайтесь, Гуго Альбертович, ведь вы до сих пор своей роли ни
в зуб толкнуть и будете удить рыбу из суфлерской
будки?..
Правда, действующая
в кварталах, представлялась обязательною, но никому не приходило
в голову утверждать, что нет солнца, кроме солнца, сияющего из
будки, и что правду высшую, человеческую, следует заковать
в кандалы.
— Да вот как-с. Теперь я, например, Монмартрским бульваром совсем овладел, так верьте или не верьте, а даже сию минуту могу сказать,
в какой
будке есть гость и
в какой — нет!
А
в этой нашей проклятой
будке ужасно как платье дерется по тому самому, что нечистота… сырость… ужасно-с!
На выезде главной Никольской улицы, вслед за маленькими деревянными домиками,
в окнах которых виднелись иногда цветы и детские головки, вдруг показывался, неприятно поражая, огромный серый острог с своей высокой стеной и железной крышей. Все
в нем, по-видимому, обстояло благополучно: ружья караула были
в козлах, и у пестрой
будки стоял посиневший от холода солдат. Наступили сумерки. По всему зданию то тут, то там замелькали огоньки.
Строительная комиссия по преимуществу бросалась
в глаза штаб-офицером, который, по словам зубоскала Козленева, был первоначально делан на шоссейную
будку, но потом, когда увидели, что он вышел очень неуклюж, так повернули его
в настоящее звание…
Подле него кокетливо красуется дикенький дом лекаря, раскинувшийся полукружием, с двумя похожими на
будки флигелями, а этот весь спрятался
в зелени; тот обернулся на улицу задом, а тут на две версты тянется забор, из-за которого выглядывают с деревьев румяные яблоки, искушение мальчишек.
— Ведите меня
в ту
будку, где можно надеть коньки, — сказала Зиночка, нежно опуская левую руку на обшлаг серой шинели Александрова. — Боже,
в какую жесткую шерсть вас одевают. Это верблюжья шерсть?
— Я обратился к уряднику, — рассказывал он мне через десять лет, — караулившему вход, с просьбой доложить следователю обо мне, как вдруг отворилась дверь
будки, из нее быстро вышел кто-то — лица я не рассмотрел —
в белой блузе и высоких сапогах, прямо с крыльца прыгнул
в пролетку, крикнул извозчику — лихач помчался, пыля по дороге.
Праздник над трупами начался!
В дальних
будках еще раздавались подарки. Программа выполнялась: на эстраде пели хоры песенников и гремели оркестры.
Я не бросился за народом, упирался и шел прочь от
будок, к стороне скачек, навстречу безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест
в стремлении за кружками.
Первая публикация появилась
в Петербурге, куда я послал сообщение А.А. Соколову для «Петербургского листка», а потом его перепечатала провинция, а
в Москве появились только краткие известия без упоминания о городовом и разнесенной
будке.
Ударил ли он шашкой слона или только замахнулся, но Мамлик остервенел и бросился за городовым, исчезнувшим
в двери
будки. Подняв хобот, слон первым делом сорвал навес крыльца, сломал столбы и принялся за крышу, по временам поднимая хобот и трубя. Городовой пытался спастись
в заднее окно, но не мог вылезть: его толстая фигура застряла, и он отчаянно вопил о помощи.
В поисках сенсаций для «Голоса Москвы»
В.М. Дорошевич узнал, что
в сарае при железнодорожной
будке, близ Петровско-Разумовского, зарезали сторожа и сторожиху. Полный надежд дать новинку, он пешком бросился на место происшествия. Отмахав верст десять по июльской жаре, он застал еще трупы на месте. Сделав описание обстановки, собрав сведения, он попросил разрешения войти
в будку, где судебный следователь производил допрос.
Нашлись смельчаки, протащившие его сквозь маленькое окно не без порчи костюма. А слон разносил
будку и ревел. Ревела и восторженная толпа,
в радости, что разносит слон
будку, а полиция ничего сделать не может. По Москве понеслись ужасные слухи. Я
в эти часы мирно сидел и писал какие-то заметки
в редакции «Русской газеты». Вдруг вбегает издатель-книжник И.М. Желтов и с ужасом на лице заявляет...
И заплакала сквозь смех. Потом повела меня к ручью, вымыла, перевязала раны своей рубашкой, приложив каких-то листьев, утоливших боль, и отвела
в железнодорожную
будку, — до дому я не мог дойти, сильно ослабев.
Несколько мужчин, женщин и девушек,
в странных костюмах, с обнаженными руками и ногами до колен, появились из маленьких деревянных
будок, построенных на берегу, и, взявшись за руки, кинулись со смехом
в волны, расплескивая воду, которая брызгала у них из-под ног тяжелыми каплями, точно расплавленное золото.
На 303-й версте общество вышло из вагонов и длинной пестрой вереницей потянулось мимо сторожевой
будки, по узкой дорожке, спускающейся
в Бешеную балку… Еще издали на разгоряченные лица пахнуло свежестью и запахом осеннего леса… Дорожка, становясь все круче, исчезала
в густых кустах орешника и дикой жимолости, которые сплелись над ней сплошным темным сводом. Под ногами уже шелестели желтые, сухие, скоробившиеся листья. Вдали сквозь пустую сеть чащи алела вечерняя заря.
В нескольких шагах от осининского дома он увидел остановившуюся перед полицейскою
будкой щегольскую двуместную карету. Ливрейный, тоже щегольской лакей, небрежно нагнувшись с козел, расспрашивал будочника из чухонцев, где здесь живет князь Павел Васильевич Осинин. Литвинов заглянул
в карету:
в ней сидел человек средних лет, геморроидальной комплексии, с сморщенным и надменным лицом, греческим носом и злыми губами, закутанный
в соболью шубу, по всем признакам важный сановник.
Первое, что я увидел среди кучки артистов, — это суфлера Модестова, задом влезавшего
в будку, а около
будки стоят Свободина, Далматов, Казанцев и еще кое-кто из артистов.
Все так же я хожу с отцом
в театр, сижу с ним
в будке, любуюсь блеском декораций, сверкающими костюмами артистов; слушаю и не понимаю, а сама не только спросить, а пошевелиться боюсь, чтоб отцу не помешать.
Перед самым выходом на сцену я прошел
в дальнюю, глухую аллею сада, пробежался, сделал пяток сальто-мортале и, вернувшись, встал между кулисами, запыхавшись, с разгоревшимися глазами. Оглянул сцену, изображавшую разбойничий стан
в лесу. Против меня, поправее суфлерской
будки, атаман Карл с главарями, остальные разбойники — группами. Пятеро посредине сцены, между мной и Карлом, сидят около костра.
Я уже знал от Петра Платоновича, что пятилетняя Ермолова, сидя
в суфлерской
будке со своим отцом, была полна восторгов среди сказочного мира сцены; увлекаясь каким-нибудь услышанным монологом, она, выучившись грамоте, учила его наизусть по пьесе, находившейся всегда у отца, как у суфлера, и, выучив, уходила
в безлюдный угол старого, заброшенного кладбища, на которое смотрели окна бедного домишки, где росла Ермолова.
— А может быть, еще не хватились, может, и смена не приходила, — вскрикнул Воронов и выбежал на опушку кладбища, на вал и, раздвинув кусты, посмотрел вперед. Далеко перед ним раскинулся горизонт. Налево, весь утопающий
в зелени садов, город с сияющими на солнце крестами церквей, веселый, радостный, не такая темная масса, какой он казался ночью… направо мелкий лесок, левей его дерновая, зеленая горка, а рядом с ней выкрашенная
в казенный цвет, белыми и черными угольниками,
будка, подле порохового погреба.
Было жарко, пахло известкой, и рабочие вяло бродили по кучам щепы и мусора; около своей
будки спал стрелочник, и солнце жгло ему прямо
в лицо.
Впрочем, Патрикей ручался, что княжна весела и здорова, потому что он, подкупив швейцара, постоянно прокрадывался
в его
будку и наблюдал оттуда княжну Анастасию, когда она с другими девицами выходила гулять.
Фекла. А вот как поворотишь
в проулок, так будет тебе прямо
будка, и как
будку минешь, свороти налево, и вот тебе прямо
в глаза — то есть, так вот тебе прямо
в глаза и будет деревянный дом, где живет швея, что жила прежде с сенатским обер-секлехтарем. Ты к швее-то не заходи, а сейчас за нею будет второй дом, каменный — вот этот дом и есть ее,
в котором, то есть, она живет, Агафья Тихоновна-то, невеста.
В ту самую минуту, как он
в модном фраке, с бадинкою [тросточкой (от фр. badine).]
в руке, расхаживал под аркадами Пале-Рояля и прислушивался к милым французским фразам, загремел на грубом русском языке вопрос: «Кто едет?» Зарецкой очнулся, взглянул вокруг себя: перед ним деревенская околица, подле ворот соломенный шалаш
в виде
будки,
в шалаше мужик с всклоченной рыжей бородою и длинной рогатиной
в руке; а за околицей, перед большим сараем, с полдюжины пик
в сошках.
В будке сторожа вспыхивал огонек.
Девушка положила небольшой чемодан на платформу и быстро прошла через полотно дороги на противоположный откос, к
будке сторожа. Я на мгновение потерял ее из вида, и затем ее тонкая фигура показалась
в приотворенной двери.
Спускались сумерки. По линии,
в направлении к Москве, виднелись огоньки. Целое созвездие огоньков мерцало неопределенно и смутно. Один передвигался — это шел товарный поезд. Беременная сторожиха выползла из
будки. Больной ребенок был у нее на одной руке, сигнальный фонарь
в другой… Заговорили рельсы, тихо, тонко, чуть слышно, как будто что-то переливалось под землей. Потом это перешло
в клокотание, и через две минуты тяжелый поезд прогромыхал мимо платформы.
Баба ушла
в будку. Тусклым светляком приполз сторож, возвращавшийся с линии. Он поставил фонарик на скамейку, огнем к стенке и тоже скрылся
в избушке. Огонь погас. На линии все стихло. Только огоньки по направлению к Москве тихо мерцали, смешиваясь и переливаясь.