Неточные совпадения
Хозяйка начала свою отпустительную речь очень длинным пояснением гнусности мыслей и поступков Марьи Алексевны и сначала требовала, чтобы Павел Константиныч прогнал жену от себя; но он умолял, да и она сама сказала это больше для блезиру, чем для дела; наконец, резолюция вышла такая. что Павел Константиныч остается управляющим, квартира на улицу отнимается, и переводится он на задний
двор с тем, чтобы жена его не смела и показываться
в тех местах первого
двора, на которые может упасть взгляд хозяйки, и обязана выходить на улицу не иначе, как воротами
дальними от хозяйкиных окон.
Затем она обратила внимание на месячину. Сразу уничтожить ее она не решалась, так как обычай этот существовал повсеместно, но сделала
в ней очень значительные сокращения. Самое главное сокращение заключалось
в том, что некоторые дворовые семьи держали на барском корму по две и по три коровы и по нескольку овец, и она сразу сократила число первых до одной, а число последних до пары, а лишних, без
дальних разговоров, взяла на господский скотный
двор.
Был тихий летний вечер. Дядя Максим сидел
в саду. Отец, по обыкновению, захлопотался где-то
в дальнем поле. На
дворе и кругом было тихо; селение засыпало,
в людской тоже смолк говор работников и прислуги. Мальчика уже с полчаса уложили
в постель.
Кроме того, она держала кур с беспощадно остриженными крыльями, чтобы они не залетали
в садик, держала несколько индеек, петух которых постоянно расхаживал у нее на
дворе с налитыми кровью балаболками над носом, и, наконец,
в дальнем хлевушке провизгивал по временам юный поросенок, купленный Миропою Дмитриевною для домашнего откорма
в последнее воскресенье недели православия, — вообще, надобно отдать честь Миропе Дмитриевне, она была опытная, расчетливая и умная хозяйка.
Исправник жил на одной из
дальних городских улиц.
В воротах, распахнутых настежь, попался Передонову городовой, — встреча, наводившая
в последние дни на Передонова уныние. На
дворе видно было несколько мужиков, но не таких, как везде, — эти были какие-то особенные, необыкновенно смирные и молчаливые. Грязно было во
дворе. Стояли телеги, покрытые рогожею.
Когда они проходили
двором, то возов и подводчиков уже не было, все они еще рано утром уехали на пристань.
В дальнем углу
двора темнела знакомая бричка; возле нее стояли гнедые и ели овес.
Он постоял среди
двора, прислушиваясь к шороху и гулу фабрики.
В дальнем углу светилось жёлтое пятно — огонь
в окне квартиры Серафима, пристроенной к стене конюшни. Артамонов пошёл на огонь, заглянул
в окно, — Зинаида
в одной рубахе сидела у стола, пред лампой, что-то ковыряя иглой; когда он вошёл
в комнату, она, не поднимая головы, спросила...
Сначала, несколько дней подряд, воздух стоял неподвижно и был тепел. Тяжелые сизые облака медленно и низко сгруживались к земле. Тощие горластые петухи орали не переставая по
дворам в деревне. Галки с тревожным криком носились по темному небу.
Дальние леса густо посинели. Людей клонило днем ко сну.
Но лишь только дверь скрипнула за ними, я с ловкостью кошки бросилась
в сад, обежала его кругом, очутилась во
дворе и по черному ходу пробралась
в самую
дальнюю комнату.
По
двору, больше влево, на булыжнике мостовой расселись с котомками бабы и мужики;
в разных направлениях сновала чистая публика — грузные купчихи, старушки барыни, подростки, приезжие из
дальних губерний купцы
в сапогах бутылками, кое-где выцветший военный сюртук отставного.
Мужицкой нищеты мы не видали.
В нашей подгородной усадьбе крестьяне жили исправно, избы были новые и выстроенные по одному образцу,
в каждом
дворе по три лошади, бабы даже франтили, имея доход с продажи
в город молока, ягод, грибов. Нищенство или голытьбу
в деревне мы даже с трудом могли себе представать. Из
дальних округ приходили круглый год обозы с хлебом, с холстом, с яблоками, свиными тушами, живностью, грибами.
Они простились. Когда Антон выезжал со
двора, слуга его, недокрещенец, подошел к нему, чтобы также проститься: он ехал с своим наставником и покровителем
в дальние земли. Молодой человек умел и
в этом случае оценить тонкое чувство еврея. Не легко было б иметь
в услугах еретика, отступника от Христова имени! Возвращаясь домой, он разбирал благородные чувства жида с особенною благодарностью, но обещал себе сделать приличное омовение от нечистоты, которою его отягчили руки, распинавшие Спасителя.
— Да, Кузя, беда неминучая; не исполню воли господской, сошлют меня
в дальнюю вотчину, на скотный
двор, да еще, пожалуй, и исполосуют как Сидорову козу…
Привратника не было,
двор был пуст и Кузьма Терентьев тотчас же направился
в дальний угол сада — место обычных его свиданий с Фимкой. Так ее не было, но он не ошибся, предположив, что уже несколько раз
в этот день побывала она там и должна скоро прийти туда. Не прошло и четверти часа, как
в полуразрушенную беседку, где обыкновенно они с Фимкой крадучи проводили счастливые минуты взаимной любви, и где на скамейке сидел теперь Кузьма, вбежала молодая девушка.
За дверьми подслушивал карла Перокина. Этот хотя и наружностью поприятнее был карлы Щурхова, но не менее лукав и зол. Подобравшись на цыпочках к замочной щели и затаив дыхание, повиснул на ней слухом. Хотя Зуда выходил
в прихожую наведаться, не подслушивает ли кто, но застал его дремлющим
в дальнем углу на залавке — так умел он мастерски спастись от всякого подозрения! Узнав о замыслах друзей, уродец-слуга тихонько, бочком, выполз из прихожей на
двор и — к приятелю своему, безобразному карле Щурхова.
Раз,
в ночные часы, случилось ему остановиться с своим обозом на деревенском постоялом
дворе, куда, почти вместе с ним, въехал на двух лошадях купец из
дальней стороны.