Неточные совпадения
Настоящий Гегель был тот скромный профессор
в Иене, друг Гельдерлина, который спас под полой свою «Феноменологию», когда Наполеон входил
в город; тогда его философия не вела ни к индийскому квиетизму, ни к оправданию существующих
гражданских форм, ни к прусскому христианству; тогда он не читал своих лекций о философии религии, а писал гениальные вещи, вроде статьи «О палаче и о смертной казни», напечатанной
в Розенкранцевой биографии.
Один из самых печальных результатов петровского переворота — это развитие чиновнического сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме «служения», ничего не знающий, кроме канцелярских
форм, он составляет какое-то
гражданское духовенство, священнодействующее
в судах и полициях и сосущее кровь народа тысячами ртов, жадных и нечистых.
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного
в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него
в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала
в карету, — до гостиной губернского предводителя,
в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться
гражданской форме, как
в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя
в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить
в кавалерии и заниматься устройством имения, играют
в карты, держат француженок и ездят
в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Крискент заявился
в пятовский дом, когда не было самого Нила Поликарпыча, и повел душеспасительную речь о значении и святости брака вообще как таинства, потом о браке как неизбежной
форме нескверного
гражданского жития и, наконец, о браке как христианском подвиге,
в котором человек меньше всего должен думать о себе, а только о своем ближнем.
Вот такой суд — с застывшими
формами и вековой неподвижностью — всего лучше выказывал, до какой степени
в Англии добро и зло переплетены
в деле общей правды и справедливости. Суд — свободный и независимый; но с варварским нагромождением старых законов, с жестокими наказаниями, с виселицей; а
в гражданских процессах — с возмутительной дороговизной; да и
в уголовных — с такими же адскими ценами стряпчим и адвокатам.