Неточные совпадения
В Левинском, давно пустынном доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь зa стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах
гостей и
детей выходило очень много.
Дойдя по узкой тропинке до нескошенной полянки, покрытой с одной стороны сплошной яркой Иван-да-Марьей, среди которой часто разрослись темнозеленые, высокие кусты чемерицы, Левин поместил своих
гостей в густой свежей тени молодых осинок, на скамейке и обрубках, нарочно приготовленных для посетителей пчельника, боящихся пчел, а сам пошел на осек, чтобы принести
детям и большим хлеба, огурцов и свежего меда.
Всё семейство сидело за обедом.
Дети Долли с гувернанткой и Варенькой делали планы о том, куда итти за грибами. Сергей Иванович, пользовавшийся между всеми
гостями уважением к его уму и учености, доходившим почти до поклонения, удивил всех, вмешавшись
в разговор о грибах.
Кроме Облонских со всеми
детьми и гувернанткой,
в это лето
гостила у Левиных еще старая княгиня, считавшая своим долгом следить за неопытною дочерью, находившеюся
в таком положении.
Самые разнообразные предположения того, о чем он сбирается говорить с нею, промелькнули у нее
в голове: «он станет просить меня переехать к ним
гостить с
детьми, и я должна буду отказать ему; или о том, чтобы я
в Москве составила круг для Анны… Или не о Васеньке ли Весловском и его отношениях к Анне? А может быть, о Кити, о том, что он чувствует себя виноватым?» Она предвидела всё только неприятное, но не угадала того, о чем он хотел говорить с ней.
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые были
в тех летах, когда сажают уже
детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села за свою суповую чашку;
гость был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал
детям на шею салфетки.
Но вот багряною рукою
Заря от утренних долин
Выводит с солнцем за собою
Веселый праздник именин.
С утра дом Лариной
гостямиВесь полон; целыми семьями
Соседи съехались
в возках,
В кибитках,
в бричках и
в санях.
В передней толкотня, тревога;
В гостиной встреча новых лиц,
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье
гостей,
Кормилиц крик и плач
детей.
Гостиная и зала понемногу наполнялись
гостями;
в числе их, как и всегда бывает на детских вечерах, было несколько больших
детей, которые не хотели пропустить случая повеселиться и потанцевать, как будто для того только, чтобы сделать удовольствие хозяйке дома.
Как там отец его, дед,
дети, внучата и
гости сидели или лежали
в ленивом покое, зная, что есть
в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное
в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов
в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
— Нет, двое
детей со мной, от покойного мужа: мальчик по восьмому году да девочка по шестому, — довольно словоохотливо начала хозяйка, и лицо у ней стало поживее, — еще бабушка наша, больная, еле ходит, и то
в церковь только; прежде на рынок ходила с Акулиной, а теперь с Николы перестала: ноги стали отекать. И
в церкви-то все больше сидит на ступеньке. Вот и только. Иной раз золовка приходит
погостить да Михей Андреич.
— Викентьев: их усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только сто душ. У них
в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой
гостить, да бабушка одних не пускает. Мы однажды только на один день ездили… А Николай Андреич один сын у нее — больше
детей нет. Он учился
в Казани,
в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
Я очень пристально вглядывался
в лица наших
гостей: как хотите, а это все
дети одного семейства, то есть китайцы, японцы, корейцы и ликейцы.
Войдя
в избу, где собрался причт и пришли
гости и, наконец, сам Федор Павлович, явившийся лично
в качестве восприемника, он вдруг заявил, что
ребенка «не надо бы крестить вовсе», — заявил не громко,
в словах не распространялся, еле выцеживал по словечку, а только тупо и пристально смотрел при этом на священника.
В одной комнате помещаются женщины с
детьми,
в других — мужчины и
гости.
Сверх дня рождения, именин и других праздников, самый торжественный сбор родственников и близких
в доме княжны был накануне Нового года. Княжна
в этот день поднимала Иверскую божию матерь. С пением носили монахи и священники образ по всем комнатам. Княжна первая, крестясь, проходила под него, за ней все
гости, слуги, служанки, старики,
дети. После этого все поздравляли ее с наступающим Новым годом и дарили ей всякие безделицы, как дарят
детям. Она ими играла несколько дней, потом сама раздаривала.
Несколько испуганная и встревоженная любовь становится нежнее, заботливее ухаживает, из эгоизма двух она делается не только эгоизмом трех, но самоотвержением двух для третьего; семья начинается с
детей. Новый элемент вступает
в жизнь, какое-то таинственное лицо стучится
в нее,
гость, который есть и которого нет, но который уже необходим, которого страстно ждут. Кто он? Никто не знает, но кто бы он ни был, он счастливый незнакомец, с какой любовью его встречают у порога жизни!
Впрочем, я лично знал только быт оброчных крестьян, да и то довольно поверхностно. Матушка охотно отпускала нас
в гости к заболотским богатеям, и потому мы и насмотрелись на их житье. Зато
в Малиновце нас не только
в гости к крестьянам не отпускали, но
в праздники и на поселок ходить запрещали. Считалось неприличным, чтобы дворянские
дети приобщались к грубому мужицкому веселью. Я должен, однако ж, сказать, что
в этих запрещениях главную роль играли гувернантки.
— Так по-людски не живут, — говорил старик отец, — она еще
ребенок, образования не получила, никакого разговора, кроме самого обыкновенного, не понимает, а ты к ней с высокими мыслями пристаешь, молишься на нее. Оттого и глядите вы
в разные стороны. Только уж что-то рано у вас нелады начались; не надо было ей позволять
гостей принимать.
Она рассказала мне, что ей совсем не скучно, а ежели и случится соскучиться, то она уходит к соседским
детям, которые у нее бывают
в гостях; что она, впрочем, по будням и учится, и только теперь, по случаю моего приезда, бабушка уволила ее от уроков.
Но вот
гости с шумом отодвигают стулья и направляются
в гостиную, где уже готов десерт: моченые яблоки, финики, изюм, смоква, разнообразное варенье и проч. Но солидные
гости и сами хозяева не прикасаются к сластям и скрываются на антресоли, чтобы отдохнуть часика два вдали от шума. Внизу,
в парадных комнатах, остаются только молодые люди, гувернантки и
дети. Начинается детская кутерьма.
Ровно
в девять часов
в той же гостиной подают завтрак. Нынче завтрак обязателен и представляет подобие обеда, а во время оно завтракать давали почти исключительно при
гостях, причем ограничивались тем, что ставили на стол поднос, уставленный закусками и эфемерной едой, вроде сочней, печенки и т. п. Матушка усердно потчует деда и ревниво смотрит, чтоб
дети не помногу брали.
В то время она накладывает на тарелку целую гору всякой всячины и исчезает с нею из комнаты.
А то представитель конкурса, узнав об отлучке должника из долгового отделения, разыскивает его дома, врывается, иногда ночью,
в семейную обстановку и на глазах жены и
детей вместе с полицией сам везет его
в долговое отделение. Ловили должников на улицах,
в трактирах,
в гостях, даже при выходе из церкви!
[
В Верхнем Армудане у татарина Тухватулы я записал сожительницей Екатерину Петрову; она имеет от него
детей; работник
в этой семье магометанин,
гости тоже.
Г-н Сузуки не скрывал своего восторга и оглядывал орден со всех сторон блестящими глазами, как
ребенок игрушку; на его «красивом и мужественном» лице я читал борьбу; ему хотелось поскорее побежать к себе и показать орден своей молоденькой жене (он недавно женился), и
в то же время вежливость требовала, чтобы он оставался с
гостями.
Марья Дмитриевна,
в сущности, не много больше мужа занималась Лизой, хотя она и хвасталась перед Лаврецким, что одна воспитала
детей своих: она одевала ее, как куколку, при
гостях гладила ее по головке и называла
в глаза умницей и душкой — и только: ленивую барыню утомляла всякая постоянная забота.
Детей Дросиды Ивановны недавно разрешено родным покойного Вильгельма взять к себе на воспитание с тем, чтоб они назывались Васильевыми.
В августе приезжала сестра его Устинья Карловна Глинка и повезла их
в Екатеринбург, где она
гостит у Владимира Андреевича. Она теперь хлопочет, чтоб сюда перевели М. Кюхельбекера из Баргузина. Это будет большое утешение для Дросиды Ивановны, которая поручает тебе очень кланяться.
Мы с сестрицей каждый день ходили к бабушке только здороваться, а вечером уже не прощались; но меня иногда после обеда призывали
в гостиную или диванную, и Прасковья Ивановна с коротко знакомыми
гостями забавлялась моими ответами, подчас резкими и смелыми, на разные трудные и, должно признаться, иногда нелепые и неприличные для
дитяти вопросы; иногда заставляла она меня читать что-нибудь наизусть из «Россиады» или сумароковских трагедий.
Наконец мы совсем уложились и собрались
в дорогу. Дедушка ласково простился с нами, перекрестил нас и даже сказал: «Жаль, что уж время позднее, а то бы еще с недельку надо вам
погостить. Невестыньке с
детьми было беспокойно жить; ну, да я пристрою ей особую горницу». Все прочие прощались не один раз; долго целовались, обнимались и плакали. Я совершенно поверил, что нас очень полюбили, и мне всех было жаль, особенно дедушку.
От него я узнал, что все
гости и родные на другой же день моей болезни разъехались; одна только добрейшая моя крестная мать, Аксинья Степановна, видя
в мучительной тревоге и страхе моих родителей, осталась
в Багрове, чтоб при случае
в чем-нибудь помочь им, тогда как ее собственные
дети, оставшиеся дома, были не очень здоровы.
Ему дали выпить стакан холодной воды, и Кальпинский увел его к себе
в кабинет, где отец мой плакал навзрыд более часу, как маленькое
дитя, повторяя только иногда: «Бог судья тетушке! на ее душе этот грех!» Между тем вокруг него шли уже горячие рассказы и даже споры между моими двоюродными тетушками, Кальпинской и Лупеневской, которая на этот раз
гостила у своей сестрицы.
Наконец
гости уехали, взяв обещание с отца и матери, что мы через несколько дней приедем к Ивану Николаичу Булгакову
в его деревню Алмантаево, верстах
в двадцати от Сергеевки, где
гостил Мансуров с женою и
детьми. Я был рад, что уехали
гости, и понятно, что очень не радовался намерению ехать
в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень обрадовалась, что увидит маленьких своих городских подруг и знакомых: с девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
По окончании годичного траура бабушка оправилась несколько от печали, поразившей ее, и стала изредка принимать
гостей,
в особенности
детей — наших сверстников и сверстниц.
В приятном семействе главную роль обыкновенно играет maman, к которой и
гости и
дети обращаются.
Войдя
в двери парадного крыльца, которые, как водится, были не заперты, наши
гости увидали, что за длинным столом
в зале завтракало все семейство хозяина, то есть его жена, бывшая цыганка, сохранившая, несмотря на свои сорок пять лет, здоровый и красивый вид, штуки четыре
детей, из которых одни были черномазенькие и с курчавыми волосами, а другие более белокурые, и около них восседали их гувернантки — француженка с длинным носом и немка с скверным цветом лица.
— Что? — сказал Морозов, будто не расслышан, — угорела? эка невидаль! Прошу вас, государи, подходите, не слушайте жены! Она еще
ребенок; больно застенчива, ей
в новинку обряд! Да к тому еще угорела! Подходите, дорогие
гости, прошу вас!
Гостей не мог терпеть; со двора выходил только учить
детей; косился даже на нее, старуху, когда она, раз
в неделю, приходила хоть немножко прибрать
в его комнате, и почти никогда не сказал с нею ни единого слова
в целых три года.
Слушая чудесные сказки отца, мальчик вспоминал его замкнутую жизнь: кроме лекаря Маркова и молодого дьячка Коренева, никто из горожан не ходил
в гости, а старик Кожемякин почти никогда не гулял по городу, как гуляют все другие жители, нарядно одетые, с жёнами и
детьми.
Кожемякин сидел около него
в кресле, вытянув ноги, скрестив руки на груди и молча присматривался, как играет, изменяется красивое, лицо
гостя: оно казалось то простым и ясным, словно у
ребёнка, то вдруг морщилось, брезгливо и сердито. И было странно видеть, что лицо всё время менялось, а глаза оставались неизменно задумчивы.
Встречает
гостей, которые попроще, и занимает их, представляя лицо хозяина; ездит
в гостиный двор за игрушками для губошлеповских
детей; показывает Губошлепову, как надевают на шею орден св.
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев,
гостил у Бактеевой
в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное
дитя, начала бегать и прыгать по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть
в куклы, не маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот
в каком состоянии находилась голова бедной невесты.
Она предоставила своему мужу полную свободу заниматься чем ему угодно, и Алексей Степаныч, посидев сначала несколько дней дома и увидев, что Софья Николавна не обращает на него внимания, даже выгоняет из маленькой детской для того, чтобы передышанный воздух не был вреден
дитяти, а сама от малютки не отходит, — стал один выезжать
в гости, сначала изредка, потом чаще, наконец каждый день, и принялся играть от скуки
в рокамболь и бостон.
Внутри ограды монастырской, посреди толпящегося народа, мелькали высокие шапки бояр русских; именитые
гости московские с женами и
детьми своими переходили из храма
в храм, служили молебны, сыпали золотом и многоценными вкладами умножали богатую казну монастырскую.
Ужинать накрыли на террасе; было тепло и тихо, но Юлия куталась
в платок и жаловалась на сырость. Когда потемнело, ей почему-то стало не по себе, она вся вздрагивала и упрашивала
гостей посидеть подольше; она угощала их вином и после ужина приказала подать коньяку, чтобы они не уходили. Ей не хотелось оставаться одной с
детьми и прислугой.
Гости поняли и стали собираться. Помню, Грузин, охмелевший от вина, одевался
в этот раз томительно долго. Он надел свое пальто, похожее на те капоты, какие шьют
детям в небогатых семьях, поднял воротник и стал что-то длинно рассказывать; потом, видя, что его не слушают, перекинул через плечо свой плед, от которого пахло детской, и с виноватым, умоляющим лицом попросил меня отыскать его шапку.
Родителям был ты советник,
Работничек
в поле ты был,
Гостям хлебосол и приветник,
Жену и
детей ты любил…
— И вот, сударь ты мой,
в некотором царстве,
в некотором государстве жили-были муж да жена, и были они бедные-пребедные!.. Уж такие-то разнесчастные, что и есть-то им было нечего. Походят это они по миру, дадут им где черствую, завалящую корочку, — тем они день и сыты. И вот родилось у них
дите… родилось
дите — крестить надо, а как они бедные, угостить им кумов да
гостей нечем, — не идет к ним никто крестить! Они и так, они и сяк, — нет никого!.. И взмолились они тогда ко господу: «Господи! Господи!..»
Васса. Вот, вот. Именно — так. Ты попробуй, Натка, испытай. Выходи замуж за Онегина и поживи. Он будет подпоручиком
в пехоте, ты — полковой дамой, есть такие. Приданого я тебе не дам, и жить будете вы на сорок целковых
в месяц. На эти деньги: одеться, обуться, попить, поесть и
гостей принять да покормить.
Детей заведете на эти же деньги, да…
В жалованных войскам грамотах, по окончании походов, иноземные генералы и полковники упоминались ниже городовых дворян, жильцов и
детей боярских; при торжественных выходах они занимали место ниже
гостей и купцов».
И вот наступил для Петра большой, трудный день. Пётр сидит
в переднем углу горницы, зная, что брови его сурово сдвинуты, нахмурены, чувствуя, что это нехорошо, не красит его
в глазах невесты, но развести бровей не может, очи точно крепкой ниткой сшиты. Исподлобья поглядывая на
гостей, он встряхивает волосами, хмель сыплется на стол и на фату Натальи, она тоже понурилась, устало прикрыв глаза, очень бледная, испугана, как
дитя, и дрожит от стыда.
Последние курортные
гости потянулись
в Севастополь со своими узлами, чемоданами, корзинами, баулами, золотушными
детьми и декадентскими девицами.