Неточные совпадения
Изложив таким манером нечто
в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш
город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и,
в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих
в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно
лошадей побивается. Разница
в том только состоит, что
в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость,
в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники.
Чичиков занялся с Николашей. Николаша был говорлив. Он рассказал, что у них
в гимназии не очень хорошо учат, что больше благоволят к тем, которых маменьки шлют побогаче подарки, что
в городе стоит Ингерманландский гусарский полк; что у ротмистра Ветвицкого лучше
лошадь, нежели у самого полковника, хотя поручик Взъемцев ездит гораздо его почище.
Старушка вскоре после отъезда нашего героя
в такое пришла беспокойство насчет могущего произойти со стороны его обмана, что, не поспавши три ночи сряду, решилась ехать
в город, несмотря на то что
лошади не были подкованы, и там узнать наверно, почем ходят мертвые души и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, может быть, втридешева.
— Случилось это у них утром, — продолжала, торопясь, Пульхерия Александровна. — После того она тотчас же приказала заложить
лошадей, чтоб сейчас же после обеда и ехать
в город, потому что она всегда
в таких случаях
в город ездила; кушала за обедом, говорят, с большим аппетитом…
День собрания у патрона был неприятен, холодный ветер врывался
в город с Ходынского поля, сеял запоздавшие клейкие снежинки, а вечером разыгралась вьюга. Клим чувствовал себя уставшим, нездоровым, знал, что опаздывает, и сердито погонял извозчика, а тот, ослепляемый снегом, подпрыгивая на козлах, философски отмалчиваясь от понуканий седока, уговаривал
лошадь...
В одной из трещин
города появился синий отряд конных, они вместе с
лошадями подскакивали на мостовой, как резиновые игрушки, над ними качались, точно удилища, тоненькие древки, мелькали
в воздухе острия пик, похожие на рыб.
—
В сущности,
город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было на крыше, он незаметно ушел. По улице, над серым булыжником мостовой, с громом скакали черные
лошади, запряженные
в зеленые телеги, сверкали медные головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин спустился с крыши, вошел
в дом,
в прохладную тишину. Макаров сидел у стола с газетой
в руке и читал, прихлебывая крепкий чай.
По улицам мчались раскормленные
лошади в богатой упряжке, развозя солидных москвичей
в бобровых шапках, женщин, закутанных
в звериные меха, свинцовых генералов;
город удивительно разбогател людями, каких не видно было на улицах последнее время.
Клим, слушая ее, думал о том, что провинция торжественнее и радостней, чем этот холодный
город, дважды аккуратно и скучно разрезанный вдоль: рекою, сдавленной гранитом, и бесконечным каналом Невского, тоже как будто прорубленного сквозь камень. И ожившими камнями двигались по проспекту люди, катились кареты, запряженные машиноподобными
лошадями. Медный звон среди каменных стен пел не так благозвучно, как
в деревянной провинции.
Город с утра сердито заворчал и распахнулся, открылись окна домов, двери, ворота, солидные люди поехали куда-то на собственных
лошадях, по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками
в руках, нахлобучив шляпы и фуражки на глаза, готовые к бою; но к вечеру пронесся слух, что «союзники» собрались на Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна закрылись,
город уныло притих.
Он простился с ней и так погнал
лошадей с крутой горы, что чуть сам не сорвался с обрыва. По временам он, по привычке, хватался за бич, но вместо его под руку попадали ему обломки
в кармане; он разбросал их по дороге. Однако он опоздал переправиться за Волгу, ночевал у приятеля
в городе и уехал к себе рано утром.
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но отсылала на другой день
в больницу, а больше к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и ногами на неоседланной
лошади,
в город, за доктором.
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих
лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать
в город, возмутить тишину сонного
города такой громадной пирушкой, что дрогнет все
в городе, потом пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
— Еще что Татьяна Марковна скажет! — говорила раздражительно, как будто с досадой уступая, Марья Егоровна, когда уже
лошади были поданы, чтобы ехать
в город. — Если она не согласится, я тебе никогда не прощу этого срама! Слышишь?
— Бог его знает — бродит где-нибудь;
в гости,
в город ушел, должно быть; и никогда не скажет куда — такая вольница! Не знаешь, куда
лошадь послать за ним!
— Погоди, я велю
лошадь заложить, а пока скажу отчего;
в городе уж все знают. Я только для Марфеньки секретничаю. А Вера уж узнала от кого-то…
«А там есть какая-нибудь юрта, на том берегу, чтоб можно было переждать?» — спросил я. «Однако нет, — сказал он, — кусты есть… Да почто вам юрта?» — «Куда же чемоданы сложить, пока
лошадей приведут?» — «А на берегу: что им доспеется? А не то так
в лодке останутся: не азойно будет» (то есть: «Не тяжело»). Я задумался: провести ночь на пустом берегу вовсе не занимательно; посылать ночью
в город за
лошадьми взад и вперед восемь верст — когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
Один из якутов вызвался сходить
в город за
лошадьми.
«А если я опоздаю
в город, — еще холоднее сказал я, — да меня спросят, отчего я опоздал, а я скажу, оттого, мол, что у тебя
лошадей не было…» Хотя казак не знал, кто меня спросит
в городе и зачем, я сам тоже не знал, но, однако ж, это подействовало.
Посьет видел, как два всадника, возвращаясь из
города в лагерь, проехали по земле, отведенной для прогулок англичанам, и как английский офицер с «Спартана» поколотил их обоих палкой за это, так что один свалился с
лошади.
Город Олекма. — Лена. — Станции по ней. — Сорок градусов мороза. — Вино и щи
в кусках. — Юрты с чувалами. — Леса. — Тунгусы. — Витима. — Киренск. —
Лошади и ямщики.
«Однако есть
лошади?» — спросил я на Ыргалахской станции… «Коней нету», — был ответ. «А если я опоздаю, да
в городе спросят» и т. д. — «Коней нет», — повторил русский якут.
Смотритель опять стал разговаривать с якутами и успокоил меня, сказав, что они перевезут меньше, нежели
в два часа, но что там берегом четыре версты ехать мне будет не на чем, надо посылать за
лошадьми в город.
Этот тон смутил Зосю. Несколько дней она казалась спокойнее, но потом началась старая история. Привалова удивляло только то, что Половодов совсем перестал бывать у них, и Зося, как казалось, совсем позабыла о нем. Теперь у нее явилось новое развлечение: она часов по шести
в сутки каталась
в санях по
городу, везде таская за собой Хину. Она сама правила
лошадью и даже иногда сама закладывала свой экипаж.
У него уже была своя пара
лошадей и кучер Пантелеймон
в бархатной жилетке. Светила луна. Было тихо, тепло, но тепло по-осеннему.
В предместье, около боен, выли собаки. Старцев оставил
лошадей на краю
города,
в одном из переулков, а сам пошел на кладбище пешком. «У всякого свои странности, — думал он. — Котик тоже странная, и — кто знает? — быть может, она не шутит, придет», — и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его.
Грушеньку наконец отпустили, причем Николай Парфенович стремительно заявил ей, что она может хоть сейчас же воротиться
в город и что если он с своей стороны чем-нибудь может способствовать, например, насчет
лошадей или, например, пожелает она провожатого, то он… с своей стороны…
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло
в голову: не лучше ли мне самому съездить
в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды
в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения
в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был
в Туле барышник знакомый; я мог купить у него
лошадь на место охромевшего коренника.
—
В ближний
город, — отвечал француз, — оттуда отправляюсь к одному помещику, который нанял меня за глаза
в учители. Я думал сегодня быть уже на месте, но господин смотритель, кажется, судил иначе.
В этой земле трудно достать
лошадей, господин офицер.
Он думал, что я шучу, но когда я ему наскоро сказал,
в чем дело, он вспрыгнул от радости. Быть шафером на тайной свадьбе, хлопотать, может, попасть под следствие, и все это
в маленьком
городе без всяких рассеяний. Он тотчас обещал достать для меня карету, четверку
лошадей и бросился к комоду смотреть, есть ли чистый белый жилет.
— Вы спросите, кому здесь не хорошо-то? Корм здесь вольный, раза четыре
в день едят. А захочешь еще поесть — ешь, сделай милость! Опять и свобода дана. Я еще когда встал; и
лошадей успел убрать, и
в город с Акимом, здешним кучером, сходил, все закоулки обегал. Большой здесь
город, народу на базаре, барок на реке — страсть! Аким-то, признаться, мне рюмочку
в трактире поднес, потому у тетеньки насчет этого строго.
Полосатое бревно шлагбаума заскрипело
в гнезде, и тонкий конец его ушел высоко кверху. Ямщик тронул
лошадей, и мы въехали
в черту уездного
города Ровно.
Магнату пришлось выбраться из
города пешком. Извозчиков не было, и за
лошадь с экипажем сейчас не взяли бы горы золота. Важно было уже выбраться из линии огня, а куда — все равно. Когда Стабровские уже были за чертой
города, произошла встреча с бежавшими
в город Галактионом, Мышниковым и Штоффом. Произошел горячий обмен новостей. Пани Стабровская, истощившая последний запас сил, заявила, что дальше не может идти.
Он занял лучшую квартиру
в городе, завел выездных
лошадей, целый штат прислуги и зажил на широкую ногу.
Один год сильно морозен был, и стали
в город заходить волки с поля, то собаку зарежут, то
лошадь испугают, пьяного караульщика заели, много суматохи было от них!
Между тем как
в кибитке моей
лошадей переменяли, я захотел посетить высокую гору, близ Бронниц находящуюся, на которой, сказывают,
в древние времена до пришествия, думаю, славян, стоял храм, славившийся тогда издаваемыми
в оном прорицаниями, для слышания коих многие северные владельцы прихаживали. На том месте, повествуют, где ныне стоит село Бронницы, стоял известный
в северной древней истории
город Холмоград. Ныне же на месте славного древнего капища построена малая церковь.
В течение двух недель Федор Иваныч привел домик Глафиры Петровны
в порядок, расчистил двор, сад; из Лавриков привезли ему удобную мебель, из
города вино, книги, журналы; на конюшне появились
лошади; словом, Федор Иваныч обзавелся всем нужным и начал жить — не то помещиком, не то отшельником.
Такими-то рассуждениями старался помочь Лаврецкий своему горю, но оно было велико и сильно; и сама, выжившая не столько из ума, сколько изо всякого чувства, Апраксея покачала головой и печально проводила его глазами, когда он сел
в тарантас, чтобы ехать
в город.
Лошади скакали; он сидел неподвижно и прямо и неподвижно глядел вперед на дорогу.
На следующее утро, за чаем, Лемм попросил Лаврецкого дать ему
лошадей для того, чтобы возвратиться
в город.
Не успеет, бывало, Бахарев, усевшись у двери, докурить первой трубки, как уже вместо беспорядочных облаков дыма выпустит изо рта стройное, правильное колечко, что обыкновенно служило несомненным признаком, что Егор Николаевич ровно через две минуты встанет, повернет обратно ключ
в двери, а потом уйдет
в свою комнату, велит запрягать себе
лошадей и уедет дня на два, на три
в город заниматься делами по предводительской канцелярии и дворянской опеке.
Подъехал
в саночках Помада, возвратившийся из
города. Доктор повидался с ним и вспрыгнул на
лошадь.
И все эти Генриетты
Лошади, Катьки Толстые, Лельки Хорьки и другие женщины, всегда наивные и глупые, часто трогательные и забавные,
в большинстве случаев обманутые и исковерканные дети, разошлись
в большом
городе, рассосались
в нем. Из них народился новый слой общества слой гулящих уличных проституток-одиночек. И об их жизни, такой же жалкой и нелепой, но окрашенной другими интересами и обычаями, расскажет когда-нибудь автор этой повести, которую он все-таки посвящает юношеству и матерям.
Не дождавшись еще отставки, отец и мать совершенно собрались к переезду
в Багрово. Вытребовали оттуда
лошадей и отправили вперед большой обоз с разными вещами. Распростились со всеми
в городе и, видя, что отставка все еще не приходит, решились ее не дожидаться. Губернатор дал отцу отпуск,
в продолжение которого должно было выйти увольнение от службы; дяди остались жить
в нашем доме: им поручили продать его.
Он, например, очень хорошо знал, что кучер Петр мастерски ездит и правит
лошадьми; Кирьян, хоть расторопен и усерден, но плут: если пошлют
в город, то уж, наверно, мест
в пять заедет по своим делам.
Было часов шесть вечера. По главной улице уездного городка шибко ехала на четверке почтовых
лошадей небольшая, но красивая дорожная карета. Рядом с кучером, на широких козлах, помещался благообразный лакей
в военной форме. Он, как только еще въехали
в город, обернулся и спросил ямщика...
Вихров, отобрав все допросы и написав со священником подробное постановление о захвате раскольников
в моленной, хотел было сейчас же и уехать
в город — и поэтому послал за земскими почтовыми
лошадьми; но тех что-то долго не приводили.
Село Учня стояло
в страшной глуши. Ехать к нему надобно было тридцативерстным песчаным волоком, который начался верст через пять по выезде из
города, и сразу же пошли по сторонам вековые сосны, ели, березы, пихты, — и хоть всего еще был май месяц, но уже целые уймы комаров огромной величины садились на
лошадей и ездоков. Вихров сначала не обращал на них большого внимания, но они так стали больно кусаться, что сейчас же после укуса их на лице и на руках выскакивали прыщи.
И вдруг неслыханнейшая оргия взволновала наш скромный
город. Словно молния, блеснула всем
в глаза истина: требуется до двадцати тысяч ратников! Сколько тут сукна, холста, кожевенного товара, полушубков, обозных
лошадей, провианта, приварочных денег! И сколько потребуется людей, чтобы все это сшить, пригнать
в самый короткий срок!
"Однако ж это, черт возьми, скверно!" — подумал я, прочитавши прошение, и приказал закладывать
лошадей, чтоб ехать немедленно
в город.
Я знаю Потапыча, потому что он кует и часто даже заковывает моих
лошадей. Потапыч старик очень суровый, но весьма бедный и живущий изо дня
в день скудными заработками своих сильных рук. Избенка его стоит на самом краю
города и вмещает
в себе многочисленную семью, которой он единственная поддержка, потому что прочие члены мал мала меньше.
Действительность представляется
в таком виде: стройка валится; коровы запущены, — не дают достаточно молока даже для продовольствия; прислуга, привезенная из
города, извольничалась, а глядя на нее, и местная прислуга начинает пошаливать;
лошади тощи, никогда не видят овса.