Неточные совпадения
Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались
в воздух; богатство костюма выказывало
в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без
шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что?
Взлетела
в воздух широкая соломенная
шляпа, упала на землю и покатилась к ногам Самгина, он отскочил
в сторону, оглянулся и вдруг понял, что он бежал не прочь от катастрофы, как хотел, а задыхаясь, стоит
в двух десятках шагов от безобразной груды дерева и кирпича;
в ней вздрагивают, покачиваются концы досок, жердей.
Самгин, насыщаясь и внимательно слушая, видел вдали, за стволами деревьев, медленное движение бесконечной вереницы экипажей,
в них яркие фигуры нарядных женщин, рядом с ними покачивались всадники на красивых лошадях; над мелким кустарником
в сизоватом
воздухе плыли головы пешеходов
в соломенных
шляпах,
в котелках, где-то далеко оркестр отчетливо играл «Кармен»; веселая задорная музыка очень гармонировала с гулом голосов, все было приятно пестро, но не резко, все празднично и красиво, как хорошо поставленная опера.
Его встретил мягкий, серебряный день.
В воздухе блестела снежная пыль, оседая инеем на проводах телеграфа и телефона, — сквозь эту пыль светило мутноватое солнце. Потом обогнал человек
в новеньком светло-сером пальто,
в серой пуховой
шляпе, надетой так глубоко, что некрасиво оттопырились уши.
— И только с
воздухом… А
воздухом можно дышать и
в комнате. Итак, я еду
в шубе… Надену кстати бархатную ермолку под
шляпу, потому что вчера и сегодня чувствую шум
в голове: все слышится, будто колокола звонят; вчера
в клубе около меня по-немецки болтают, а мне кажется, грызут грецкие орехи… А все же поеду. О женщины!
Европейцы ходят… как вы думаете,
в чем?
В полотняных шлемах! Эти шлемы совершенно похожи на шлем Дон Кихота. Отчего же не видать соломенных
шляп? чего бы, кажется, лучше: Манила так близка, а там превосходная солома. Но потом я опытом убедился, что солома слишком жидкая защита от здешнего солнца. Шлемы эти делаются двойные с пустотой внутри и маленьким отверстием для
воздуха. Другие, особенно шкипера, носят соломенные
шляпы, но обвивают поля и тулью ее белой материей,
в виде чалмы.
Одна рука уперлась
в бок, другая полукругом застыла
в воздухе, голова склонена набок, роскошные плечи чуть вздрагивают, ноги каблучками притопывают, и вот она, словно павушка-лебедушка, истово плывет по хороводу, а парни так и стонут кругом, не «калегварды», а настоящие русские парни,
в синих распашных сибирках,
в красных александрийских рубашках,
в сапогах навыпуск,
в поярковых
шляпах, утыканных кругом разноцветными перьями…
Луша теперь ненавидела даже
воздух, которым дышала: он, казалось ей, тоже был насыщен той бедностью, какая обошла флигелек Прозорова со всех сторон, пряталась
в каждой складке более чем скромных платьев Луши, вместе с пылью покрывала полинялые цветы ее летней соломенной
шляпы, выглядывала
в отверстия проносившихся прюнелевых ботинок и сквозила
в каждую щель,
в каждое отверстие.
Не успели загонщики «отлепортовать» по порядку слушавшему их служащему, как дальний конец Студеной улицы точно дрогнул, и
в воздухе рассеянной звуковой волной поднялось тысячеголосое «ура». Но это был еще не барин, а только вихрем катилась кибитка Родиона Антоныча, который, без
шляпы, потный и покрытый пылью, отчаянно махал обеими руками, выкрикивая охрипшим голосом...
Над многотысячной толпой точно пронесся ветер, и бесчисленные
шляпы внезапно замелькали
в воздухе. Головы обнажились. Складки знамени рванулись и заплескались среди гробовой тишины печально и глухо. Потом Гомперс начал опять свою речь.
Из арки улицы, как из трубы, светлыми ручьями радостно льются песни пастухов; без
шляп, горбоносые и
в своих плащах похожие на огромных птиц, они идут играя, окруженные толпою детей с фонарями на высоких древках, десятки огней качаются
в воздухе, освещая маленькую круглую фигурку старика Паолино, ого серебряную голову, ясли
в его руках и
в яслях, полных цветами, — розовое тело Младенца, с улыбкою поднявшего вверх благословляющие ручки.
Качаются знамена, летят
шляпы и цветы, над головами взрослых людей выросли маленькие детские головки, мелькают крошечные темные лапы, ловя цветы и приветствуя, и всё гремит
в воздухе непрерывный мощный крик!
Началась борьба, возня, но — вдруг вся серая, пыльная толпа зрителей покачнулась, взревела, взвыла, хлынула на рельсы, — человек
в панаме сорвал с головы свою
шляпу, подбросил ее
в воздух и первый лег на землю рядом с забастовщиком, хлопнув его по плечу и крича
в лицо его ободряющим голосом.
Я был одет
в пиджак, красную рубаху и высокие сапоги. Корсиков являл жалкую фигуру
в лаковых ботинках, шелковой, когда-то белой стеганой
шляпе и взятой для тепла им у сердобольной или зазевавшейся кухарки ватной кацавейки с турецкими цветами. Дорогой питались желтыми огурцами у путевых сторожей, а иногда давали нам и хлебца. Шли весело. Ночевали на
воздухе. Погода стояла на наше счастье, теплая и ясная.
Надежда Федоровна надела свою соломенную
шляпу и бросилась наружу
в море. Она отплыла сажени на четыре и легла на спину. Ей были видны море до горизонта, пароходы, люди на берегу, город, и все это вместе со зноем и прозрачными нежными волнами раздражало ее и шептало ей, что надо жить, жить… Мимо нее быстро, энергически разрезывая волны и
воздух, пронеслась парусная лодка; мужчина, сидевший у руля, глядел на нее, и ей приятно было, что на нее глядят…
(Бросает
шляпу в воздух.)
В зале начинается что-то невообразимое. Рев: «Да здравствует король!» Пламя свечей ложится. Бутон и Шарлатан машут
шляпами, кричат, но слов их не слышно.
В реве прорываются ломаные сигналы гвардейских труб. Лагранж стоит неподвижно у своего огня, сняв
шляпу. Овация кончается, и настает тишина.
Мы вышли на паперть, звук колес густо раздался под сводом церкви, свежим
воздухом пахнуло
в лицо, он надел
шляпу и за руку подсадил меня
в карету.
— До свидания, monsieur Ферапонтов, — говорила она, приветливо кивая ему головою, и Иосаф несколько раз снимал свою
шляпу, поводил ее
в воздухе, но сказать ничего не нашелся и скрылся за калитку.
На груди висела цепочка с брелоками. Сапоги гармоникой были вычищены самой настоящей ваксой. Кучерская
шляпа с павлиньим пером едва касалась его завитых белокурых волос. На лице его были написаны тупая покорность и
в то же время ярое бешенство, жертвою которого были лошади…
В коляске, развалясь всеми членами, сидела барыня и широкой грудью вдыхала
в себя здоровый
воздух. На щеках ее играл молодой румянец… Она чувствовала, что она наслаждается жизнью…
На крыльце садика, куда выходил фасад здания, Теркин, только что надевший
шляпу в сенях, опять снял ее, как делают невольно, выходя из духоты на свежий
воздух.
Ему нравились его приятели — один
в помятой широкополой
шляпе с претензией на художественный беспорядок, другой
в котиковой шапочке, человек не бедный, но с претензией на принадлежность к ученой богеме; нравился ему снег, бледные фонарные огни, резкие, черные следы, какие оставляли по первому снегу подошвы прохожих; нравился ему
воздух и особенно этот прозрачный, нежный, наивный, точно девственный тон, какой
в природе можно наблюдать только два раза
в году: когда всё покрыто снегом и весною
в ясные дни или
в лунные вечера, когда на реке ломает лед.
Наступает вечер. Из-за кустов выползает отвратительная луна.
В воздухе тишина и неприятно пахнет свежим сеном. Беру
шляпу и хочу уходить.