Неточные совпадения
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся
в воду. Работы было немного: утопленницу несло
водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за
шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум
в темную щель, прорванную ею
в нагромождении каменных домов. На черной
воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней
в окнах. Черная баржа прилепилась к берегу, на борту ее стоял человек, щупая
воду длинным
шестом, с реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
Лед скрипел под коньками, черные фигуры людей мчались к полынье, человек
в полушубке совал
в воду длинный
шест и орал...
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным
шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился
шестом в отражение огня на
воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с
шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Я стал
в ванну, под дождь, дернул за снурок —
воды нет; еще — все нет; я дернул из всей мочи — на меня упало пять капель счетом, четыре скоро, одна за другой, пятая немного погодя,
шестая показалась и повисла.
В другой чашке была похлебка с рыбой, вроде нашей селянки. Я открыл, не помню, пятую или
шестую чашку:
в ней кусочек рыбы плавал
в чистом совершенно и светлом бульоне, как горячая
вода. Я думал, что это уха, и проглотил ложки четыре, но мне показалось невкусно. Это действительно была горячая
вода — и больше ничего.
А где Витул, где Фаддеев? марш
в воду! позвать всех коков (поваров) сюда и перекупать их!»
В шестом часу, по окончании трудов и сьесты, общество плавателей выходило наверх освежиться, и тут-то широко распахивалась душа для страстных и нежных впечатлений, какими дарили нас невиданные на севере чудеса.
— На стол положили… сами… вон они лежат. Забыли? Подлинно деньги у вас точно сор аль
вода. Вот ваши пистолеты. Странно,
в шестом часу давеча заложил их за десять рублей, а теперь эвона у вас, тысяч-то. Две или три небось?
Наконец хромой таза вернулся, и мы стали готовиться к переправе. Это было не так просто и легко, как казалось с берега. Течение
в реке было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по
воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил
шестом в дно реки, и все же течением его сносило к самому устью.
Я уже собрался было это сделать, как вдруг у Чан Лина сломался
шест и он полетел головой
в воду.
В команде нашлись 2 человека (Мурзин и Мелян), которые умели нырять. До самых сумерек они бродили по
воде, щупали
шестами, закидывали веревки с крючьями, но все было напрасно.
То лодка наша натыкалась на мели, то проходила по глубоким местам, так что без малого весь
шест погружался
в воду.
Идя вдоль берега моря, я издали видел, как у противоположного берега
в полосе мелководья, по колено
в воде, с
шестами в руках бродили китайцы.
Один из них стоял на берегу и изо всей силы упирал
шест в дно реки, а другой опускался по нему
в воду.
Но имя доктора она успела поймать и отыскала глазами Яшу Кормилицына, который сидел
в шестом ряду; этот простец теперь растворялся
в море блаженства, как соль растворяется
в воде, потому что Луша, которая еще так недавно его гнала, особенно после несчастного эпизода с «маринованной глистой», теперь относилась к, нему с особенным вниманием.
Там кипела деятельность: полоскали на плотах прачки белье;
в нескольких местах поили лошадей; водовозы наливались
водой; лодочник вез
в ялике чиновника; к огромному дому таскали на тачках дикий камень сухопарые солдаты; двое чухонцев отпихивали
шестом от моста огромную лайбу с дровами.
«6-я, курхайский лов бывает обыкновенно весною и только
в море, или, лучше сказать, на взморье. Он производится посредством сетей, которые
в перпендикулярном к поверхности
воды положении привязываются на концах и средине к трем
шестам, вбитым
в дно морское. Рыбу, идущую из моря и запутывающуюся
в сии сети, снимают
в лодки, на коих разъезжает промышленник около своих снастей.
Возьмешь два
шеста, просунешь по пути следования по болоту один
шест, а потом параллельно ему, на аршин расстояния — другой, станешь на четвереньки — ногами на одном
шесте, а руками на другом — и ползешь боком вперед, передвигаешь ноги по одному
шесту и руки, иногда по локоть
в воде, по другому. Дойдешь до конца
шестов — на одном стоишь, а другой вперед двигаешь. И это был единственный путь
в раскольничьи скиты, где уж очень хорошими пряниками горячими с сотовым медом угощала меня мать Манефа.
Если же по прошествии долгого времени рыба не отпутывается и слышно по руке, что она крепко затянулась и задела на дне за корни травы или корягу, то надобно лезть
в воду и отцепить руками: тут сохранится иногда и удочка и рыба, или надобно достать длинный
шест, вырезать на тонком конце его углубление (род рогульки) и, дойдя им по лесе до крючка и до корня травы, за которую он зацепил, легонько вырвать траву из дна или отцепить от коряги;
в этом случае рыбу уже трудно сохранить.
За неимением кольца можно довольно успешно отдевать удочки
шестом, точно так, как я говорил об отдеванье запутавшейся
в траве рыбы. Но может случиться, что нет ни кольца, ни
шеста и некому лезть
в воду, чтобы отцепить крючок — потеря его неизбежна; остается оторвать и сколько можно сохранить лесу; для этого нет другого средства, как навивать ее на удилище до тех пор, пока она лопнет.
Часто следом за ними стремился одинокий
шест, торчавший перпендикулярно из
воды; на верхнем конце его сидела ворона и, покачиваясь из стороны
в сторону вместе с
шестом, поглядывая с любопытством на все стороны, преспокойно совершала свою водяную прогулку.
Они брызгали на него
водой, тыкали
в пламя длинными
шестами, вырывая из зубов пылающие снопы, топтали их ногами и тоже кашляли, фыркали, чихали, задыхаясь
в жирном дыму.
Я сажусь «
в тую ж фигуру», то есть прилаживаюсь к правому веслу так же, как Евстигней у левого. Команда нашего судна, таким образом, готова. Иванко, на лице которого совершенно исчезло выражение несколько гнусавой беспечности, смотрит на отца заискрившимися, внимательными глазами. Тюлин сует
шест в воду и ободряет сына: «Держи, Иванко, не зевай, мотри». На мое предложение — заменить мальчика у руля — он совершенно не обращает внимания. Очевидно, они полагаются друг на друга.
Мужик ожесточенно сунул свой
шест и чуть не бултыхнулся
в воду, — его чегéнь тоже не достал до дна, Евстигней остановился и сказал выразительно...
Отдохнув, Николай Матвеич разыскал спрятанное
в кустах «ботало» — длинный деревянный
шест с железной воронкой на одном конце, потом распустил мережку и пошел с ней
в воду обметывать траву.
Повернувшись и сильно взволновав
воду, щука бросилась сначала как стрела, но потом пошла тише;
шест в наклоненном положении до половины торчал из
воды: собственная тяжесть и крепкая бечевка, привязанная к верхнему концу, склоняли его набок.
Сойдя
в материк, она сначала не один раз погружала
в воду весь с лишком четырехаршинный
шест, но потом начала утомляться: металась, всплывала наверх, пыталась бросаться
в камыш, чтобы вырвать из себя острогу, но напрасно; рыба видимо изнемогала.
Шест положили ко мне на плечо; я придерживал его обеими руками, чтобы он не свалился
в воду и не мешал плыть.
Очевидно, что тут, кроме ловкости, надо много силы: быстрое течение сносит наметку вниз, для чего иногда нужно конец
шеста положить на плечо, чтоб на упоре легче было прямо погрузить наметку
в воду: ибо наметка должна идти прямо поперек реки и разом всеми тремя сторонами рамы прикоснуться к стенам берега, чтоб захватить стоящую возле него рыбу.
Я помню у одного охотника ястреба шести осеней; это была чудная птица, брал все что ни попало, даже грачей;
в разное время поймал более десяти вальдшнепов; один раз вцепился
в серую дикую утку (полукрякву) и долго плавал с ней по пруду, несмотря на то, что утка ныряла и погружала его
в воду; наконец, она бросилась
в камыш, и ястреб отцепился; уток-чирят ловил при всяком удобном случае;
в шестое лето он стал не так резов и умер на седьмую зиму внезапно, от какой-то болезни.
В середине этого плетня оставляются одни, иногда двое ворот, или дверей (
в аршин или аршин с четвертью шириною),
в которые вставляются морды, прикрепленные к
шестам; два хода, или отверстия, оставляются иногда для того, чтобы было ставить одну морду по течению, а другую против течения
воды: рыба идет сначала вверх, а потом, дойдя до края разлива, возвращается назад и будет попадать
в морды
в обоих случаях.
Острога опускается
в воду не прямо над рыбою, не отвесно, потому что
в этом положении
шест остроги и рука человеческая закрыли бы рыбу, и уметить
в нее было бы не возможно.
Часу ко второму пополудни все это было употреблено дочиста, а затем, пообедав, насколько достало сил, Бахтиаров под пасмурную погоду заснул и часу
в шестом проснулся уже
в совершенно дурном состоянии духа и с неимоверною жаждой, которую он и решился утолить холодным шампанским с сельтерскою
водой.
Владимир Сергеич побежал на крик. Он нашел Ипатова на берегу пруда; фонарь, повешенный на суку, ярко освещал седую голову старика. Он ломал руки и шатался как пьяный; возле него женщина, лежа на траве, билась и рыдала; кругом суетились люди. Иван Ильич уже вошел по колена
в воду и щупал дно
шестом; кучер раздевался, дрожа всем телом; два человека тащили вдоль берега лодку; слышался резкий топот копыт по улице деревни… Ветер несся с визгом, как бы силясь задуть фонари, а пруд плескал и шумел, чернея грозно.
Никита между тем, допив пятый стакан чаю, все-таки не перевернул его, а положил боком, надеясь, что ему нальют еще
шестой. Но
воды в самоваре уже не было, и хозяйка не налила ему еще, да и Василий Андреич стал одеваться. Нечего было делать. Никита тоже встал, положил назад
в сахарницу свой обкусанный со всех сторон кусочек сахару, обтер полою мокрое от пота лицо и пошел надевать халат.
Когда плывут на лодке и хотят плыть скорее, то возьмут, на середине лодки, вставят
в дыру большой
шест, к
шесту этому приделана поперек перекладина. К этой перекладине прикрепят холстинный парус, к низу паруса привяжут веревку и держат ее
в руках. Потом поставят паруса против ветра. И тогда ветер надует парус так крепко, что лодка нагибается набок, веревка рвется из рук, и лодка поплывет по ветру так скоро, что под носом лодки забурчит
вода, и берега точно бегут назад мимо лодки.
Один древний христианский пустынник сподобился видеть «райскую жизнь блаженных»: они живут без греха, не употребляя одежд, не вкушая ни вина, ни хлеба печеного, храня чистоту, питаясь одной
водою и плодом, который ежедневно исходит из дерева
в шестой час дня.
Пусть читатель представит себе узкий коридор с совершенно отвесными стенками, по которому
вода идет с головокружительной быстротой,
шесты не достают дна, и упираться надо
в выступы скал или подтягиваться на руках, хватаясь за расщелины камней.
Когда лодка у поворота попадала
в струю быстро идущей
воды, где
шесты не доставали дна, они брались за весла и гребли что есть силы.
Часа через полтора мы покинули стойбище Котофу Датани и опять пошли на
шестах против
воды.
В этих местах Анюй имеет широтное течение с легким склонением к северу. С левой стороны находятся два урочища, а выше их протока Колдони. Около устья последней приютилась еще одна гольдская фанзочка Сира. Я думал, что мы пройдем дальше, но усиливавшееся ненастье позволило дойти лишь до последней гольдской фанзы Тахсале.
Земной мир снова принял ликующий вид. На ветвях деревьев и на каждой былинке дрожали капли дождевой
воды, превращаемой лучами солнца
в искрящиеся алмазы. На лодках тоже заметно движение. Люди снимают с себя намокшие покрывала, разбирают
шесты и снова идут вперед вверх по Анюю.