Неточные совпадения
В какой-то дикой задумчивости бродил он по улицам, заложив руки за спину и бормоча под нос невнятные слова. На пути встречались ему обыватели, одетые
в самые разнообразные лохмотья, и кланялись
в пояс. Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор
в лохмотья и произносил...
Львов
в домашнем сюртуке с
поясом,
в замшевых ботинках сидел на кресле и
в pince-nez с синими стеклами читал книгу, стоявшую на пюпитре, осторожно на отлете держа красивою рукой до половины испеплившуюся сигару.
Брат сел под кустом, разобрав удочки, а Левин отвел лошадь, привязал ее и вошел
в недвижимое ветром огромное серо-зеленое море луга. Шелковистая с выспевающими семенами трава была почти по
пояс на заливном месте.
Невидная еще без солнечного света роса
в душистой высокой конопле, из которой выбраны были уже замашки, мочила ноги и блузу Левина выше
пояса.
Когда старая княгиня пред входом
в залу хотела оправить на ней завернувшуюся ленту
пояса, Кити слегка отклонилась. Она чувствовала, что всё само собою должно быть хорошо и грациозно на ней и что поправлять ничего не нужно.
Усталый, голодный, счастливый, Левин
в десятом часу утра, исходив верст тридцать, с девятнадцатью штуками красной дичи и одною уткой, которую он привязал за
пояс, так как она уже не влезала
в ягдташ, вернулся на квартиру. Товарищи его уж давно проснулись и успели проголодаться и позавтракать.
Солнце уже спускалось к деревьям, когда они, побрякивая брусницами, вошли
в лесной овражек Машкина Верха. Трава была по
пояс в середине лощины, и нежная и мягкая, лопушистая, кое-где по лесу пестреющая Иваном-да-Марьей.
Священник беспрестанно высылал то дьячка, то дьякона узнать, не приехал ли жених, и сам,
в лиловой рясе и шитом
поясе, чаще и чаще выходил к боковым дверям, ожидая жениха.
На голове у нее,
в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте
пояса между белыми кружевами.
— Ах, ужаснее всего мне эти соболезнованья! — вскрикнула Кити, вдруг рассердившись. Она повернулась на стуле, покраснела и быстро зашевелила пальцами, сжимая то тою, то другою рукой пряжку
пояса, которую она держала. Долли знала эту манеру сестры перехватывать руками, когда она приходила
в горячность; она знала, как Кити способна была
в минуту горячности забыться и наговорить много лишнего и неприятного, и Долли хотела успокоить ее; но было уже поздно.
«Ты видел, — отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по
пояс свесились из лодки; ее волосы касались воды; минута была решительная. Я уперся коленкою
в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее
в волны.
Скоро показалась вдали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек
в татарской шапке, но стрижен он был по-казацки, и за ременным
поясом его торчал большой нож.
Вдруг что-то шумно упало
в воду: я хвать за
пояс — пистолета нет.
Все чиновное собрание поклонилось, многие —
в пояс.
«Эх я Аким-простота, — сказал он сам
в себе, — ищу рукавиц, а обе за
поясом!
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за
пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Чай, все губернии исходил с топором за
поясом и сапогами на плечах, съедал на грош хлеба да на два сушеной рыбы, а
в мошне, чай, притаскивал всякий раз домой целковиков по сту, а может, и государственную [Государственная — ассигнация
в тысячу рублей.] зашивал
в холстяные штаны или затыкал
в сапог, — где тебя прибрало?
Человек двадцать, по
пояс, по плеча и по горло
в воде, тянули к супротивному берегу невод.
Он же,
в пестром ваточном халате, подпоясанном
поясом из той же материи,
в красной вязаной ермолке с кисточкой и
в мягких козловых сапогах, продолжал ходить около стен, прицеливаться и хлопать.
Доезжачий, прозывавшийся Турка, на голубой горбоносой лошади,
в мохнатой шапке, с огромным рогом за плечами и ножом на
поясе, ехал впереди всех.
Потом вновь пробился
в кучу, напал опять на сбитых с коней шляхтичей, одного убил, а другому накинул аркан на шею, привязал к седлу и поволок его по всему полю, снявши с него саблю с дорогою рукоятью и отвязавши от
пояса целый черенок [Черенок — кошелек.] с червонцами.
Так распоряжал кошевой, и все поклонились ему
в пояс и, не надевая шапок, отправились по своим возам и таборам и, когда уже совсем далеко отошли, тогда только надели шапки. Все начали снаряжаться: пробовали сабли и палаши, насыпали порох из мешков
в пороховницы, откатывали и становили возы и выбирали коней.
И наплечники
в золоте, и нарукавники
в золоте, и зерцало [Зерцало — два скрепленных между собой щита, которыми
в старину воины предохраняли спину и грудь.]
в золоте, и шапка
в золоте, и по
поясу золото, и везде золото, и все золото.
И польстился корыстью Бородатый: нагнулся, чтобы снять с него дорогие доспехи, вынул уже турецкий нож
в оправе из самоцветных каменьев, отвязал от
пояса черенок с червонцами, снял с груди сумку с тонким бельем, дорогим серебром и девическою кудрею, сохранно сберегавшеюся на память.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по
пояс в теплое колыхание волн, крича...
Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная
в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук,
пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком — выказывали горожанина.
— Бог простит, — ответил Раскольников, и как только произнес это, мещанин поклонился ему, но уже не земно, а
в пояс, медленно повернулся и вышел из комнаты. «Все о двух концах, теперь все о двух концах», — твердил Раскольников и более чем когда-нибудь бодро вышел из комнаты.
— Да чего с ним толковать, — крикнул другой дворник, огромный мужик
в армяке нараспашку и с ключами за
поясом. — Пшол!.. И впрямь выжига… Пшол!
И всплыл Петрополь, как тритон,
По
пояс в воду погружен.
Этот заячий тулуп мог, наконец, не на шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поскакали; народ на улице останавливался и кланялся
в пояс. Пугачев кивал головою на обе стороны. Через минуту мы выехали из слободы и помчались по гладкой дороге.
Он услышал: «А кто это у тебя охает, старуха?» Я вору
в пояс: «Племянница моя, государь; захворала, лежит, вот уж другая неделя».
Самгин следил, как соблазнительно изгибается
в руках офицера с черной повязкой на правой щеке тонкое тело высокой женщины с обнаженной до
пояса спиной, смотрел и привычно ловил клочки мудрости человеческой. Он давно уже решил, что мудрость, схваченная непосредственно у истока ее, из уст людей, — правдивее, искренней той, которую предлагают книги и газеты. Он имел право думать, что особенно искренна мудрость пьяных, а за последнее время ему казалось, что все люди нетрезвы.
В дверях буфетной встала Алина, платье на ней было так ослепительно белое, что Самгин мигнул; у
пояса — цветы, гирлянда их спускалась по бедру до подола, на голове — тоже цветы,
в руках блестел веер, и вся она блестела, точно огромная рыба. Стало тихо, все примолкли, осторожно отодвигаясь от нее. Лютов вертелся, хватал стулья и бормотал...
Запевали «Дубинушку» двое: один — коренастый,
в красной, пропотевшей, изорванной рубахе без
пояса,
в растоптанных лаптях, с голыми выше локтей руками, точно покрытыми железной ржавчиной. Он пел высочайшим, резким тенором и, удивительно фокусно подсвистывая среди слов, притопывал ногою, играл всем телом, а железными руками играл на тугой веревке, точно на гуслях, а пел — не стесняясь выбором слов...
Туробоев отошел
в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего,
в пышной шапке сивых волос,
в красной рубахе без
пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами.
В одной руке он держал нож,
в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
За каторжниками враздробь шагали разнообразно одетые темные люди, с узелками под мышкой, с котомками за спиной; шел высокий старик
в подряснике и скуфье с чайником и котелком у
пояса; его посуда брякала
в такт кандалам.
Клим протягивал правую руку
в воздухе, левой держался за
пояс штанов и читал, нахмурясь...
Через плетень на улицу перевалился человек
в красной рубахе, без
пояса, босой,
в подсученных до колен штанах; он забежал вперед толпы и, размахивая руками, страдальчески взвизгнул...
Любу Сомову схватил и увлек ее знакомый, исключенный из гимназии Иноков, кавалер, неказисто и легко одетый
в суконную рубаху, заправленную за
пояс штанов, слишком широких для него,
в лохматой, овчинной шапке набекрень.
В полуверсте от города из кустарника вышел солдат
в синей рубахе без
пояса, с длинной, гибкой полосой железа на плече, вслед за ним — Харламов.
На ней серое платье, перехваченное
поясом, соломенная шляпа, подвязанная белой вуалью;
в таком виде английские дамы путешествуют по Египту.
Клим отодвинулся за косяк. Солдат было человек двадцать; среди них шли тесной группой пожарные, трое — черные,
в касках, человек десять серых —
в фуражках, с топорами за
поясом. Ехала зеленая телега, мотали головами толстые лошади.
Затем он
в пояс кланялся зрителям и слушателям, ожидавшим его, влезал на кладку и раскачивал пятипудовый язык большого колокола.
В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой, старуха
в клетчатой юбке и с палкой
в руках, бородатый монах с кружкой на груди, трое оборванных мальчишек и педагог
в белом кителе — молча смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов
в синей блузе, без
пояса,
в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши.
—
В Крыму был один социалист, так он ходил босиком,
в парусиновой рубахе, без
пояса, с расстегнутым воротом; лицо у него детское, хотя с бородкой, детское и обезьянье. Он возил воду
в бочке, одной старушке толстовке…
Когда он, очнувшись, возвратился
в свою комнату, Макаров, голый по
пояс, лежал на его постели, над ним наклонился незнакомый, седой доктор и, засучив рукава, ковырял грудь его длинной, блестящей иглой, говоря...
Около полуночи, после скучной игры с Варавкой и матерью
в преферанс, Клим ушел к себе, а через несколько минут вошла мать уже
в лиловом капоте,
в ночных туфлях, села на кушетку и озабоченно заговорила, играя кистями
пояса...
Он посмотрел, стоя на коленях, а потом, встретив губернаторшу глаз на глаз, сказал, поклонясь ей
в пояс: «Простите, Христа ради, ваше превосходительство, дерзость мою, а красота ваша воистину — божеская, и благодарен я богу, что видел эдакое чудо».
Сидя на скамье, Самгин пытался снять ботики, они как будто примерзли к ботинкам, а пальцы ног нестерпимо ломило. За его усилиями наблюдал, улыбаясь ласково, старичок
в желтой рубахе. Сунув большие пальцы рук за [
пояс], кавказский ремень с серебряным набором, он стоял по-солдатски, «пятки — вместе, носки — врозь», весь гладенький, ласковый, с аккуратно подстриженной серой бородкой, остроносый, быстроглазый.