Неточные совпадения
У
выходов люди теснились, давили друг друга,
в особенности женщины, которые заранее причитали по своим животам и пожиткам.
Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы и пути открывает пред ним война? Она поставила под ружье такое количество
людей, что, конечно, продлится недолго, — не хватит средств воевать года. Разумеется, Антанта победит австро-германцев. Россия получит
выход в Средиземное море, укрепится на Балканах. Все это — так, а — что выиграет он? Твердо, насколько мог, он решил: поставить себя на видное место. Давно пора.
—
Люди почувствуют себя братьями только тогда, когда поймут трагизм своего бытия
в космосе, почувствуют ужас одиночества своего во вселенной, соприкоснутся прутьям железной клетки неразрешимых тайн жизни, жизни, из которой один есть
выход —
в смерть.
Дойдя до конца проспекта, он увидал, что
выход ко дворцу прегражден двумя рядами мелких солдат. Толпа придвинула Самгина вплоть к солдатам, он остановился с края фронта, внимательно разглядывая пехотинцев, очень захудалых, несчастненьких. Было их, вероятно, меньше двух сотен, левый фланг упирался
в стену здания на углу Невского, правый —
в решетку сквера. Что они могли сделать против нескольких тысяч
людей, стоявших на всем протяжении от Невского до Исакиевской площади?
Звон колокольчика и крик швейцара, возвестив время отхода поезда, прервал думы Самгина о
человеке, неприятном ему. Он оглянулся,
в зале суетились пассажиры, толкая друг друга, стремясь к
выходу на перрон.
Одинаковые экипажи катятся по всем направлениям, и легко представить, что это один и тот же экипаж суется во все стороны
в поисках
выхода с тесной, маленькой площади, засоренной мелкими фигурками
людей.
Но один потерпел при
выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с
людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за тем английский военный корабль дал об этом знать на Сандвичевы острова и
в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с судном, где-то
в Новой Зеландии.
Тогда он был бодрый, свободный
человек, перед которым раскрывались бесконечные возмояжости, — теперь он чувствовал себя со всех сторон пойманным
в тенетах глупой, пустой, бесцельной, ничтожной жизни, из которых он не видел никакого
выхода, да даже большей частью и не хотел выходить.
Сторговав яиц, связку бубликов, рыбы и свежего пшеничного хлеба, Маслова укладывала всё это
в мешок, а Марья Павловна рассчитывалась с торговками, когда среди арестантов произошло движение. Всё замолкло, и
люди стали строиться. Вышел офицер и делал последние перед
выходом распоряжения.
Но мировая роль России предполагает пробуждение
в ней творческой активности
человека,
выход из состояния пассивности и растворенности.
Сартр хочет найти
выход в признании свободы
человека, которая не определяется его свободой.
Митя вздрогнул, вскочил было, но сел опять. Затем тотчас же стал говорить громко, быстро, нервно, с жестами и
в решительном исступлении. Видно было, что
человек дошел до черты, погиб и ищет последнего
выхода, а не удастся, то хоть сейчас и
в воду. Все это
в один миг, вероятно, понял старик Самсонов, хотя лицо его оставалось неизменным и холодным как у истукана.
В келье еще раньше их дожидались
выхода старца два скитские иеромонаха, один — отец библиотекарь, а другой — отец Паисий,
человек больной, хотя и не старый, но очень, как говорили про него, ученый.
Накануне отъезда, часа
в два, я сидел у него, когда пришли сказать, что
в приемной уже тесно.
В этот день представлялись ему члены парламента с семействами и разная nobility и gentry, [знать и дворянство (англ.).] всего, по «Теймсу», до двух тысяч
человек, — это было grande levee, [большое вставание (фр.).] царский
выход, да еще такой, что не только король виртембергский, но и прусский вряд натянет ли без профессоров и унтер-офицеров.
Я могу сказать, что у меня был опыт изначальной свободы, и,
в связи с ней, и творческой новизны, и зла, был острый опыт о личности и ее конфликте с миром общего, миром объективации, опыт
выхода из власти общего, был опыт человечности и сострадания, был опыт о
человеке, который есть единственный предмет философии.
При поимке вора, положим, часов
в семь утра, его, полуголого и босого, привязывали к такому столбу поближе к
выходу. Между приходившими
в баню бывали
люди, обкраденные
в банях, и они нередко вымещали свое озлобление на пойманном…
Когда же этому конец?» «Поймут ли, оценят ли грядущие
люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования?»
В последней записи «Дневника» написано: «Страшная эпоха для России,
в которой мы живем и не видим никакого
выхода».
С трудом можно напомнить современным
людям, что догматы — видения, встречи, что догматы раскрываются лишь
в мистическом озарении, что через них дан
выход в мир иной.
Шаховской, заведовавший
в семидесятых годах дуйскою каторгой, высказывает мнение, которое следовало бы теперешним администраторам принять и к сведению и к руководству: «Вознаграждение каторжных за работы дает хотя какую-нибудь собственность арестанту, а всякая собственность прикрепляет его к месту; вознаграждение позволяет арестантам по взаимном соглашении улучшать свою пищу, держать
в большей чистоте одежду и помещение, а всякая привычка к удобствам производит тем большее страдание
в лишении их, чем удобств этих более; совершенное же отсутствие последних и всегда угрюмая, неприветливая обстановка вырабатывает
в арестантах такое равнодушие к жизни, а тем более к наказаниям, что часто, когда число наказываемых доходило до 80 % наличного состава, приходилось отчаиваться
в победе розог над теми пустыми природными потребностями
человека, ради выполнения которых он ложится под розги; вознаграждение каторжных, образуя между ними некоторую самостоятельность, устраняет растрату одежды, помогает домообзаводству и значительно уменьшает затраты казны
в отношении прикрепления их к земле по
выходе на поселение».
Я слыхал также от достоверных
людей, что перепелок нахаживали случайно зимою, именно под наклоном густой, высокой травы, растущей по межам и даже
в сурочьих норах, изнутри всегда плотно затыкаемых самими сурками не близко к
выходу; перепелки были живы, но находились
в каком-то полусонном состоянии; будучи внесены
в теплое жилье и посажены
в клетку, они скоро принимались за корм и совсем оправлялись.
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «
в страхе да
в добродетели», по словам Русакова, дурных книг не читала,
людей почти вовсе не видела,
выход имела только
в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к старшим и о правах сердца не могла ниоткуда набраться, от претензий на личную самостоятельность была далека, как от мысли — поступить
в военную службу…
Из того самого бокового
выхода из воксала, близ которого помещались князь и вся компания Епанчиных, вдруг показалась целая толпа,
человек по крайней мере
в десять.
Андрей Федотыч был добродушный и веселый
человек и любил пошутить, вызывая скрытую зависть Кишкина: хорошо шутить, когда
в банке тысяч пятьдесят лежит. Старший брат, Илья Федотыч, наоборот, был очень мрачный субъект и не любил болтать напрасно. Он являлся главной силой, как старый делец, знавший все ходы и
выходы сложного горного хозяйства. Кишкина он принимал всегда сухо, но на этот раз отвел его
в соседнюю комнату и строго спросил...
Вихров надел вицмундир; потом все они уселись
в почтовые телеги и поехали. Вихров и стряпчий впереди; полицейские солдаты и жандармы сзади. Стряпчий толковал солдатам: «Как мы
в селенье-то въедем, вы дом его сейчас же окружите, у каждого
выхода — по
человеку; дом-то у него крайний
в селении».
Солдаты обогнали ее, она остановилась, оглянулась.
В конце улицы редкою цепью стояли они же, солдаты, заграждая
выход на площадь. Площадь была пуста. Впереди тоже качались серые фигуры, медленно двигаясь на
людей…
— Пора нам, старикам, на погост, Ниловна! Начинается новый народ. Что мы жили? На коленках ползали и все
в землю кланялись. А теперь
люди, — не то опамятовались, не то — еще хуже ошибаются, ну — не похожи на нас. Вот она, молодежь-то, говорит с директором, как с равным… да-а! До свидания, Павел Михайлов, хорошо ты, брат, за
людей стоишь! Дай бог тебе, — может, найдешь ходы-выходы, — дай бог!
Казалось,
в воздухе поет огромная медная труба, поет и будит
людей, вызывая
в одной груди готовность к бою,
в другой — неясную радость, предчувствие чего-то нового, жгучее любопытство, там — возбуждая смутный трепет надежд, здесь — открывая
выход едкому потоку годами накопленной злобы. Все заглядывали вперед, где качалось и реяло
в воздухе красное знамя.
В конце улицы, — видела мать, — закрывая
выход на площадь, стояла серая стена однообразных
людей без лиц. Над плечом у каждого из них холодно и тонко блестели острые полоски штыков. И от этой стены, молчаливой, неподвижной, на рабочих веяло холодом, он упирался
в грудь матери и проникал ей
в сердце.
Раздражение, всегда дремотно таившееся
в усталых грудях, просыпалось, требовало
выхода, торжествуя, летало по воздуху, все шире расправляя темные крылья, все крепче охватывая
людей, увлекая их за собой, сталкивая друг с другом, перерождаясь
в пламенную злобу.
С наступлением времени
выхода в замужество — приданое готово; остается только выбрать корову или телку, смотря по достаткам. Если бы мужичок не предусмотрел загодя всех этих мелочей, он, наверное, почувствовал бы значительный урон
в своем хозяйстве. А теперь словно ничего не случилось; отдали любимое детище
в чужие
люди, отпировали свадьбу, как быть надлежит, — только и всего.
Я согласился и жил отлично целые три года, не как раб и наемник, а больше как друг и помощник, и если, бы не
выходы меня одолели, так я мог бы даже себе капитал собрать, потому что, по ремонтирскому заведению, какой заводчик ни приедет, сейчас сам с ремонтером знакомится, а верного
человека подсылает к конэсеру, чтобы как возможно конэсера на свою сторону задобрить, потому что заводчики знают, что вся настоящая сила не
в ремонтере, а
в том, если который имеет при себе настоящего конэсера.
Завтра, нынче же, может быть, каждый из этих
людей весело и гордо пойдет навстречу смерти и умрет твердо и спокойно; но одна отрада жизни
в тех ужасающих самое холодное воображение условиях отсутствия всего человеческого и безнадежности
выхода из них, одна отрада есть забвение, уничтожение сознания.
Как и каждый страдальчески мнительный
человек, Андрей Антонович всяческий раз бывал чрезвычайно и радостно доверчив
в первую минуту
выхода из неизвестности.
Что было дальше? к какому мы пришли
выходу? — пусть догадываются сами читатели. Говорят, что Стыд очищает
людей, — и я охотно этому верю. Но когда мне говорят, что действие Стыда захватывает далеко, что Стыд воспитывает и побеждает, — я оглядываюсь кругом, припоминаю те изолированные призывы Стыда, которые от времени до времени прорывались среди масс Бесстыжества, а затем все-таки канули
в вечность… и уклоняюсь от ответа.
Начал же он заселяться с сей поры единственно только арестантами военного ведомства, стало быть,
людьми, не лишенными прав состояния, теми же солдатами, как и все солдаты, только наказанными, приходившими на короткие сроки (до шести лет наибольше) и по
выходе из острога поступавшими опять
в свои батальоны рядовыми, какими были они прежде.
Судья Дикинсон вскочил со своего места и наступил при этом на свою новую шляпу. Какой-то дюжий немец, Келли и еще несколько
человек схватили Матвея сзади, чтобы он не искусал судью, выбранного народом Дэбльтоуна;
в камере водворилось волнение, небывалое
в летописях городя. Ближайшие к дверям кинулись к
выходу, толпились, падали и кричали, а внутри происходило что-то непонятное и страшное…
Отпустив Бибикова, Николай с сознанием хорошо исполненного долга потянулся, взглянул на часы и пошел одеваться для
выхода. Надев на себя мундир с эполетами, орденами и лентой, он вышел
в приемные залы, где более ста
человек мужчин
в мундирах и женщин
в вырезных нарядных платьях, расставленные все по определенным местам, с трепетом ожидали его
выхода.
Так что, как сведения, полученные мною после
выхода моей книги о том, как не переставая понималось и понимается меньшинством
людей христианское учение
в его прямом и истинном смысле, так и критики на нее, и церковные и светские, отрицающие возможность понимать учение Христа
в прямом смысле, убедили меня
в том, что тогда как, с одной стороны, никогда для меньшинства не прекращалось, но всё яснее и яснее становилось истинное понимание этого учения, так, с другой стороны, для большинства смысл его всё более и более затемнялся, дойдя, наконец, до той степени затемнения, что
люди прямо уже не понимают самых простых положений, самыми простыми словами выраженных
в Евангелии.
Казалось бы, пчелам нет из этого положения никакого
выхода, как это кажется
людям мирским, запутавшимся
в тенета общественного миросозерцания.
Но опьянение, испытываемое
людьми при таких явлениях, как парады,
выходы, церковные торжества, коронации, суть состояния временные и острые, но есть другие — хронические, постоянные состояния опьянения, которые одинаково испытывают и
люди, имеющие какую бы то ни было власть, от власти царя до полицейского, стоящего на улице, и
люди, подчиняющиеся власти и находящиеся
в состоянии опьянения подобострастием, для оправдания этого своего состояния всегда приписывающие, как это проявлялось и проявляется у всех рабов, наибольшее значение и достоинство тем, кому они повинуются.
Завидев сквозь сети зелени зоркие окна кельи старца, Кожемякин снимал картуз, подойдя к
людям, трижды
в пояс кланялся им, чувствуя себя грешнее всех; садился на одну из трёх скамей у крыльца или отходил
в сторону, под мачтовую сосну, и, прижавшись к ней, благоговейно ждал
выхода старца, простеньких его слов, так легко умягчавших душу миром и покорностью судьбе.
Иногда кто-нибудь из них вставал и, опустив голову, осторожно пробирался к
выходу из трактира, думалось, что
человек пошёл бить кого-то, а может — каяться
в великом грехе.
Измена же хотя и казалась наиболее практическим
выходом, но ведь и ее прежде надобно доказать или, по малой мере, доложить об ней, а это тоже почти невозможно, потому что «веяния времени» обращают
человека в пепел прежде, нежели он успеет разинуть рот…
Это я, брат твой, Степан Михайлович, ничего не бойся!» Он послал кучера, лакея и старого слугу Прасковьи Ивановны заложить коляску,
в которой она приехала из Чурасова, поставил шесть
человек с ружьями, саблями и рогатинами у входа
в выход, а сам с остальными, с помощью топоров и железного лома, принялся отбивать дверь.
— Есть случаи,
в которых принимающие участие помогают, а не читают диссертации. Может быть, все то, что вы говорите, правда, — я не стану возражать; будущее — дело темное; я знаю одно: мне теперь два
выхода, — куда они ведут, трудно сказать, но третьего нет: или броситься
в воду, или быть счастливейшим
человеком.
Действительно, странные вещи приходят
в голову
человеку, когда у него нет
выхода, когда жажда деятельности бродит болезненным началом
в мозгу,
в сердце и надобно сидеть сложа руки… а мышцы так здоровы, а крови
в жилах такая бездна…
Умному, образованному, гордому, свободолюбивому
человеку, подобию Божию, нет другого
выхода, как идти лекарем
в грязный, глупый городишко, и всю жизнь банки, пиявки, горчишники!
— Уважаемый, не верьте! — зашептал он, прикладывая руку к сердцу. — Не верьте им! Это обман! Болезнь моя только
в том, что за двадцать лет я нашел во всем городе одного только умного
человека, да и тот сумасшедший. Болезни нет никакой, а просто я попал
в заколдованный круг, из которого нет
выхода. Мне все равно, я на все готов.
Когда мыслящий
человек достигает возмужалости и приходит
в зрелое сознание, то он невольно чувствует себя как бы
в ловушке, из которой нет
выхода.
Вихрь ужаса охватил
людей, с криком и воплями все бросились к
выходу, многие упали без чувств на кафли пола, многие плакали, как дети, а Серафина стояла с топором
в руке над беднягой Донато и бесчувственной дочерью своей, как Немезида деревни, богиня правосудия
людей с прямою душой.