Неточные совпадения
Пошли не в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали в
окнах домов, точно в ложах театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал в хвосте демонстрации, потому что она направлялась в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез
за углом улицы и там его встретил свист,
вой, рев.
За окном буйно кружилась,
выла и свистела вьюга, бросая в стекла снегом, изредка в белых вихрях появлялся, исчезал большой, черный, бородатый царь на толстом, неподвижном коне, он сдерживал коня, как бы потеряв путь, не зная, куда ехать.
Потом, как-то не памятно, я очутился в Сормове, в доме, где всё было новое, стены без обоев, с пенькой в пазах между бревнами и со множеством тараканов в пеньке. Мать и вотчим жили в двух комнатах на улицу
окнами, а я с бабушкой — в кухне, с одним
окном на крышу. Из-за крыш черными кукишами торчали в небо трубы завода и густо, кудряво дымили, зимний ветер раздувал дым по всему селу, всегда у нас, в холодных комнатах, стоял жирный запах гари. Рано утром волком
выл гудок...
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в маленькой, тесной комнате. Мертвая ночь
за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в детской плачут младенцы, — хочется сесть в темный угол и, съежившись,
выть волком.
Настал вечер. Тоскливый ветер
выл в трубе. Медленный дождь тихо, настойчиво стучал в окошки.
За окнами было совсем черно. У Передоновых был Володин, Передонов еще утром позвал его пить чай.
Вдруг хлынул дождь,
за окном раздался
вой, визг, железо крыш гудело, вода, стекая с них, всхлипывала, и в воздухе как бы дрожала сеть толстых нитей стали.
Когда случилось внезапное появление Плодомасова у дверей молодой бранки Байцуровой, на дворе, по причине короткого осеннего дня, стояла уже густая, непроницаемая тьма; моросил мелкий, частый дождик, и тихий, но упругий ветер уныло
выл и шумел
за выходящими в сад
окнами боярышниной опочивальни.
За окнами вьюга бесприютная по полю мечется, в стены стучит, стонет и
воет, озябшая.
Он вдруг длинно, с присвистом выругался отборно скверными словами. Лицо его вздрогнуло, как овсяный кисель от внезапного толчка, и по всему телу прошла судорога гнева; шея и лицо налились кровью, глаз дико выкатился. Василий Семенов, хозяин, завизжал тихо и странно, точно подражая
вою вьюги
за окном, где как будто вся земля обиженно плакала...
За окнами трактира дождь идет, дико
воет холодный ветер.
— Чего хуже! Поверите: иной раз ночью проснешься, опомнишься: «А где-то ты рожден, Василий Спиридонов, в коих местах юность свою провел?.. А ныне где жизнь влачишь?..» Морозище трещит
за стеной или вьюга
воет… К
окну, в
окне — слепая льдина… Отойдешь и сейчас к шкапу. Наливаю, пью…
Холодная осенняя мгла сгустилась круче.
За окнами сильнее
воет и стонет ветер. Гудит словно эхом в трубах его зычный неприятный вопль.
Рождество… Сочельник… Целый день бушевала метелица
за окнами, пела,
выла, и ветер крутил и плакался в старом приютском саду… К вечеру вызвездило прояснившееся морозное небо… Ярче и красивее всех других звезд показалась голубовато-золотистая Вифлеемская звезда.
Какая-то победительная сила гонялась
за кем-то по полю, бушевала в лесу и на церковной крыше, злобно стучала кулаками по
окну, метала и рвала, а что-то побежденное
выло и плакало…
Катя побежала
за свечкой. Токарев остановился у стола. Ветер
выл на дворе. В черном
окне отражался свет лампы. На газетном листе желтел сушившийся хмель. Прусак пробежал по столу, достиг газетного листа, задумчиво пошевелил усиками и побежал вдоль листа к стене.
За окном в ночных потемках шумела буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. Злобно
выл ветер и болезненно стонали гнувшиеся деревья. Одно стекло в
окне было заклеено бумагой, и слышно было, как срывавшиеся листья стучали по этой бумаге.