Неточные совпадения
Самгин вернулся домой и, когда подходил к воротам, услышал первый
выстрел пушки, он
прозвучал глухо и не внушительно, как будто хлопнуло полотнище ворот, закрытое порывом ветра. Самгин даже остановился, сомневаясь — пушка ли? Но вот снова мягко и незнакомо бухнуло. Он приподнял плечи и вошел в кухню. Настя, работая у плиты, вопросительно обернулась к нему, открыв рот.
Выстрелы,
прозвучав очень скромно, не удивили, — уж если построены баррикады, так, разумеется, надо стрелять.
Но, несмотря на голоса из темноты, огромный город все-таки вызывал впечатление пустого, онемевшего. Окна ослепли, ворота закрыты, заперты, переулки стали более узкими и запутанными. Чутко настроенный слух ловил далекие щелчки
выстрелов, хотя Самгин понимал, что они
звучат только в памяти. Брякнула щеколда калитки. Самгин приостановился. Впереди его знакомый голос сказал...
Но вдруг шарахнуло в ветвях над головою и
прозвучал выстрел — что это?
Но когда остались вдвоем и попробовали заснуть — Саша на лавке, матрос на полу, — стало совсем плохо: шумел в дожде лес и в жуткой жизни своей казался подстерегающим, полным подкрадывающихся людей; похрипывал горлом на лавке Колесников, может быть, умирал уже — и совсем близко вспомнились
выстрелы из темноты, с яркостью галлюцинации
прозвучали в ушах.
Варвара. Нет? Ну, это, конечно, штучки Шуры и Тятина. Конечно, — присутствие Тятина в доме — гарантия от разных неожиданностей со стороны его товарищей, но… Вообще, в доме чёрт знает что делается! Александра страшно компрометирует меня и Андрея… Я не знаю, что делать с ней… (Глухо
звучит выстрел, второй.) Боже мой… Андрей… (Бежит.)
После боя Пьер спит на постоялом дворе; в ушах все еще
звучат выстрелы, крики.
Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и
выстрел по нему
прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, все смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой.
На потолке около шкапа тускло светилось пятно от горевшего на дворе фонаря; порывистый ветер хлестал дождем в окно; телефонные проволоки на крыше гудели однообразно и заунывно, словно отдаленный благовест. В воздухе один за другим глухо
прозвучали три пушечных
выстрела: начиналось наводнение… Зина, спавшая на сундуке, слабо стонала сквозь сон.
Но вдалеке особенно громко
прозвучал первый
выстрел, и исчезло очарование мгновенной тишины; с тою же внезапностью, с какою люди прятались, они начали вылезать из-под своих прикрытий; на кого-то закричал толстый фейерверкер; грохнуло орудие, за ним второе, снова кровавый неразрывный туман заволок измученные мозги.
Ружейная трескотня слилась в один могучий, несмолкаемый рев, среди которого орудийные
выстрелы, как русских, так и неприятельских батарей,
звучали низкими нотами, как
звучит густая струна контрабаса в большом оркестре, когда на фортиссимо все звуки отдельных инструментов сливаются в одно могучее, потрясающее целое.