Неточные совпадения
Анна жадно оглядывала его; она видела, как он
вырос и переменился в ее отсутствие. Она узнавала и не узнавала его
голые, такие большие теперь ноги, выпроставшиеся из одеяла, узнавала эти похуделые щеки, эти обрезанные, короткие завитки волос
на затылке, в который она так часто
целовала его. Она ощупывала всё это и не могла ничего говорить; слезы душили ее.
Однажды, часу в седьмом утра, Базаров, возвращаясь с прогулки, застал в давно отцветшей, но еще густой и зеленой сиреневой беседке Фенечку. Она сидела
на скамейке, накинув по обыкновению белый платок
на голову; подле нее лежал
целый пук еще мокрых от
росы красных и белых роз. Он поздоровался с нею.
— Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я
поцелую тебя! Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты
вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою
на голове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что сделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорил Данило отцу Катерины, который стоял
на одном месте, не выражая
на лице своем ни гнева, ни примирения.
Против роскошного дворца Шереметевской больницы
вырастали сотни палаток, раскинутых за ночь
на один только день. От рассвета до потемок колыхалось
на площади море
голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толклось множество народа, и у всякого была своя
цель.
Снова поток слез оросил его пылающие щеки. Любонька жала его руку; он облил слезами ее руку и осыпал
поцелуями. Она взяла письмо и спрятала
на груди своей. Одушевление его
росло, и не знаю, как случилось, но уста его коснулись ее уст; первый
поцелуй любви — горе тому, кто не испытал его! Любонька, увлеченная, сама запечатлела страстный, долгий, трепещущий
поцелуй… Никогда Дмитрий Яковлевич не был так счастлив; он склонил
голову себе
на руку, он плакал… и вдруг… подняв ее, вскрикнул...
Посередине в ряд
выросла целая фаланга высоких, длинных дощатых балаганов с ужасающими вывесками:
на одной громадный удав пожирал оленя,
на другой негры-людоеды завтракали толстым европейцем в клетчатых брюках,
на третьей какой-то богатырь гигантским мечом отсекал сотни
голов у мирно стоявших черкесов. Богатырь был изображен
на белом коне. Внизу красовалась надпись: «Еруслан богатырь и Людмила прекрасная».
Елена легла
на низкое ложе, и сладостные мечтания проносились в ее
голове, — мечтания о безгрешных ласках, о невинных
поцелуях, о нестыдливых хороводах
на орошенных сладостной
росой лугах, под ясными небесами, где сияет кроткое и благостное светило.
Его шея, которую только что обхватывали мягкие пахучие руки, казалось ему, была вымазана маслом;
на щеке около левого уса, куда
поцеловала незнакомка, дрожал легкий, приятный холодок, как от мятных капель, и чем больше он тер это место, тем сильнее чувствовался этот холодок; весь же он от
головы до пят был полон нового, странного чувства, которое всё
росло и
росло…