Неточные совпадения
Мысли о том, куда она поедет теперь, — к тетке ли, у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна
за границу, и о том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще
примирение, и о том, что теперь
будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что
будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову, но она не всею душой отдавалась этим мыслям.
Чувствуя, что
примирение было полное, Анна с утра оживленно принялась
за приготовление к отъезду. Хотя и не
было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут днем раньше или позже. Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошел к ней.
Весь день этот,
за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или
есть надежда
примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он
был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар
будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну,
за то что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята
примирением Облонских.
Как он тревожился, когда,
за небрежное объяснение, взгляд ее становился сух, суров, брови сжимались и по лицу разливалась тень безмолвного, но глубокого неудовольствия. И ему надо
было положить двои, трои сутки тончайшей игры ума, даже лукавства, огня и все свое уменье обходиться с женщинами, чтоб вызвать, и то с трудом, мало-помалу, из сердца Ольги зарю ясности на лицо, кротость
примирения во взгляд и в улыбку.
— Да, тут вышла серьезная история… Отец, пожалуй бы, и ничего, но мать — и слышать ничего не хочет о
примирении. Я пробовал
было замолвить словечко; куда, старуха на меня так поднялась, что даже ногами затопала. Ну, я и оставил. Пусть сами мирятся… Из-за чего только люди кровь себе портят, не понимаю и не понимаю. Мать не скоро своротишь: уж если что поставит себе — кончено, не сдвинешь. Она ведь тогда прокляла Надю… Это какой-то фанатизм!.. Вообще старики изменились: отец в лучшую сторону, мать — в худшую.
Мне кажется, что Пий IX и конклав очень последовательно объявили неестественное или, по их, незапятнанное зачатие богородицы. Мария, рожденная, как мы с вами, естественно заступается
за людей, сочувствует нам; в ней прокралось живое
примирение плоти и духа в религию. Если и она не по-людски родилась, между ней и нами нет ничего общего, ей не
будет нас жаль, плоть еще раз проклята; церковь еще нужнее для спасения.
Как ни велика
была готовность Тетюева идти
за Альфреда Осипыча в огонь и в воду, но эта «маленькая дипломатическая миссия» повергла его сразу в уныние, потому что он отлично понимал невозможность
примирения двух враждовавших женщин. В ответ на предложение Прейна Тетюев только пробормотал что-то совсем бессвязное.
— Пармен Семенович, много слышу, сударь, нынче об этом
примирении. Что
за мир с тем, кто пардона не просит. Не гож этот мир, и деды недаром нам завещали «не побивши кума, не
пить мировой».
Примирению же этому выставлялась та причина, что Варнава стал (по словам Ахиллы) человек жестоко несчастливый, потому что невдавнях женился на здешней барышне, которая гораздо всякой дамы строже и судит все против брака, а Варнаву, говорят, нередко бьет, и он теперь уже совсем не такой: сам мне открылся, что если бы не опасался жены, то готов бы даже
за бога в газете заступиться, и ругательски ругает госпожу Бизюкину, а особливо Термосесова, который чудесно
было себя устроил и получал большое жалованье на негласной службе для надзора
за честными людьми, но враг его смутил жадностью; стал фальшивые бумажки перепущать и теперь в острог сел».
«А старики?» — пронеслось над душою каждого. Начались толки; предложения следовали одни
за другими. Одни говорили, что ежели привлечь на свою сторону Гремикина, то дело
будет выиграно наверное; другие говорили, что надобно ближе сойтись с «маркизами» и ополчиться противу деспотизма «крепкоголовых»; один голос даже предложил подать руку
примирения «плаксам», но против этой мысли вооружились решительно все.
Несмотря на совершенное неумение держать себя, на смешные позы и еще более смешные жесты одной правой рукой, тогда как левая точно
была привязана у него
за спиной, несмотря на положительно дурное исполнение обыкновенных разговоров с своим слугою и бедным стариком, — Дмитриев в сцене с другом, которому рассказывает свои несчастия, и в
примирении с женой выражал столько силы внутреннего чувства, что все зрители, в том числе и я,
были совершенно увлечены, и общее восхищение выражалось неистовыми рукоплесканиями.
— Я не знаю, — сказал Иван Никифорович, пыхтя от усталости (заметно
было, что он
был весьма не прочь от
примирения), — я не знаю, что я такое сделал Ивану Ивановичу;
за что же он порубил мой хлев и замышлял погубить меня?
История деяния духа — так сказать, личность его, ибо «он
есть то, что делает» [«Philos. des Rechts»] — стремление безусловного
примирения, осуществление всего, что
есть за душою, освобождение от естественных и искусственных пут.
— О, я думаю! — отвечала, так же улыбаясь и пожав плечами, Аврора. — Ведь это только мы, упрямые немки, и имеем дурную привычку доделывать до конца свое дело. He-немка наделала бы совсем другое, — у нее тут
были бы и слезы, и угрозы, и sacrifice [Жертва (франц.).] или
примирение ни на чем, до первого нового случая ни из-за чего. Да, я немка, мой милый Johann!… [Иоганн (нем.).] я упрямая немка...
Она молчала, но — она знала зачем, знала, что теперь её, избитую и оскорблённую, ожидают его ласки, страстные и нежные ласки
примирения.
За это она готова
была ежедневно платить болью в избитых боках. И она плакала уже от одной только радости ожидания, прежде чем муж успевал прикоснуться к ней.
Она отвёртывалась от его взглядов, искавших
примирения с ней, ожидавших её улыбки, и вся
была полна трепетного чувства боязни, что он вновь рассердится на неё
за эту игру с ним. Но в то же время сердиться на него и видеть его стремление к миру с ней для неё
было приятно, — ведь это значило жить, думать, волноваться…
Ахмет и Сумбат-Магома последовали
было за своим господином, как вдруг глаза их, пронзительные и зоркие, как у кошек в темноте, заприметили погибшего коня с дорогим седлом, под расшитой шелками попоной. Сумбат-Магома, не раздумывая, устремился
за добычей. Седло он взял себе, а попону подарил Ахмету — в знак
примирения.
Искупление
есть прежде всего
примирение человека с Богом и Творцом, т. е. победа над атеизмом, над естественным отрицанием Бога из-за зла и мук мира.
После таким образом состоявшегося
примирения отступления
быть не могло и
за ним невольно последовало объяснение.
Николай Леопольдович действительно выдал ей такую бумагу, обеспокоенный известиями, полученными им стороной из суда о положении его дел. Эта
было вскоре после
примирения с князем. Он просил ее повлиять на последнего в смысле дачи им благоприятных для него показаний, как по своему делу, так и по делу Луганского, и обещал ей
за это, по благополучном окончании обоих дел, выдать згу сумму. Об этой бумаге знал и князь.
Иван Андреевич Прозоровский начал со своей стороны хлопоты о
примирении своей дочери с мужем. Слухи об этом дошли до Александра Васильевича и сильно его встревожили. Он вступил в переписку с одним из своих поверенных, которому даже поручил переговорить лично с московским митрополитом, который, по тем же слухам, стоял
за примирение супругов и по просьбе князя Прозоровского взялся
быть посредником в этом деле.
Месяца через три после его
примирения с Гиршфельдом, последний захватил его с собой в загородную поездку — поужинать в холостой компании. Кроме Николая Леопольдовича и князя, поехали Арефьев и Неведомый. После ужина,
за которым
было достаточно выпито, компания возвращалась в город. Полупьяный князь повздорил
за что-то с Дмитрием Вячеславовичем и назвал его прихлебателем. Взбешенный Неведомый моментально схватил князя
за шиворот и несколько раз ударил лицом в дверцу ландо, в котором они ехали.
Наташа взялась
за дело
примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не
будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.