Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему
было тридцать два года,
были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор
банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен
был казаться для других)
был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то
есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий,
по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
— Я несогласен, что нужно и можно поднять еще выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и у меня
есть средства, а я ничего не мог сделать.
Банки не знаю кому полезны. Я,
по крайней мере, на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.
Любимым развлечением Ассоль
было по вечерам или в праздник, когда отец, отставив
банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть с трубкой в зубах, — забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении.
—
Был на закрытом докладе Озерова. Думцы. Редактора. Папаша Суворин и прочие, иже во святых. Промышленники,
по производствам, связанным с сельским хозяйством, — настроены празднично. А пшеница в экспорт идет
по 91 копейке, в восьмом году продавали
по рубль двадцать. — Он вытащил из кармана записную книжку и прочитал: — «В металлургии капитал
банков 386 миллионов из общей суммы 439, в каменноугольной — 149 из 199». Как это понимать надо?
— Вот — сорок две тысячи в
банке имею. Семнадцать выиграл в карты, девять — спекульнул кожей на ремни в армию, четырнадцать накопил
по мелочам. Шемякин обещал двадцать пять. Мало, но все-таки… Семидубов дает. Газета —
будет. Душу продам дьяволу, а газета
будет. Ерухимович — фельетонист. Он всех Дорошевичей в гроб уложит. Человек густого яда. Газета —
будет, Самгин. А вот Тоська… эх, черт… Пойдем, поужинаем где-нибудь, а?
Прежде
был принят в здешних государственных кассах, между прочим в
банке, какой-то тоже неотпираемый замок;
по крайней мере он долго слыл таким.
Она шевелилась в жестяном ящике; ее хотели пересадить оттуда в большую стеклянную
банку со спиртом; она долго упрямилась, но когда выгнали, то и сами не рады
были: она вдруг заскользила
по полу, и ее поймали с трудом.
Курсы Василия Назарыча в среде узловской денежной братии начали быстро падать, и его векселя, в первый раз в жизни, Узловско-Моховский
банк отказался учитывать Василий Назарыч этим не особенно огорчился, но он хорошо видел, откуда
был брошен в него камень; этот отказ
был произведением Половодова, который
по своей натуре способен
был наносить удары только из-за угла.
— Ты бы, Верочка, сходила в кладовую, — проговорила она, усаживаясь на диван. — Там
есть в
банке варенье… Да скажи
по пути Досифеюшке, чтобы нам подали самоварчик.
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого
была поставлена глухая двускатная палатка. Потом в стороне на кострах накалили камни, а у китайцев в большом котле и 2 керосиновых
банках согрели воды. Когда все
было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли в нее раскаленные камни и стали поддавать пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда, в палатке
было тесно и приходилось мыться
по очереди. Пока одни мылись, другие калили камни.
Деньги, которые прежде откладывала она из прибыли, теперь
были приняты назад в кассу,
по ее просьбе, кроме того, что следовало ей, как закройщице; остальные пошли на устройство
банка.
За учреждением этого
банка последовало основание комиссионерства для закупок: девушки нашли выгодным покупать чай, кофе, сахар, обувь, многие другие вещи через посредство мастерской, которая брала товары не
по мелочи, стало
быть, дешевле.
Пили по-обыкновенному, то
есть очень много; после обеда стали мы уговаривать хозяина прометать нам
банк.
Сам Прудон попробовал
было раз свою патологию и срезался на Народном
банке, — несмотря на то, что сама
по себе взятая, идея его верна.
У цирюльников
было правило продержать десять минут
банку, чтобы лучше натянуло, но выходило на деле по-разному. В это время цирюльник уходил курить, а жертва его искусства спокойно лежала, дожидаясь дальнейших мучений. Наконец терпения не хватало, и жертва просила окружающих позвать цирюльника.
По настоянию Стабровского, управляющим
банка был избран Драке.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в конце концов он должен
был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью,
по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый
банк является здесь страшною силой, как хорошая паровая машина.
Появление Полуянова произвело в Заполье известную сенсацию. Он нарочно пришел среди бела дня и медленно шагал
по Московской улице, останавливаясь перед новыми домами. Такая остановка
была сделана, между прочим, перед зданием Зауральского коммерческого
банка.
Все отлично понимали, что жить попрежнему невозможно и что жить по-новому без
банка, то
есть без кредита, тоже невозможно.
— Как это он мне сказал про свой-то
банк, значит, Ермилыч, меня точно осенило. А возьму, напримерно, я, да и открою ссудную кассу в Заполье, как ты полагаешь? Деньжонок у меня скоплено тысяч за десять, вот рухлядишку побоку, — ну, близко к двадцати набежит.
Есть другие мелкие народы, которые прячут деньжонки
по подпольям… да. Одним словом, оборочусь.
Дела Галактиона шли попрежнему. Бубновский конкурс мог тянуться бесконечно. Но его интересовал больше всех устав нового
банка, который писал Штофф.
По этому делу Галактион несколько раз
был у Стабровского, где велись предварительные обсуждения этого устава, причем Стабровский обязательно вызывал Ечкина. Этот странный человек делал самые ценные замечания, и Стабровский приходил в восторг.
Они
по целым часам ждали его в
банке, теряя дорогое время, выслушивали его грубости и должны
были заискивающе улыбаться, когда на душе скребли кошки и накипала самая лютая злоба.
Впрочем, Галактион почти не жил дома, а все разъезжал
по делам
банка и делам Стабровского. Прохоров не хотел сдаваться и вел отчаянную борьбу. Стороны зашли уже слишком далеко, чтобы помириться на пустяках. Стабровский с каждым годом развивал свои операции все шире и начинал теснить конкурента уже на его территории. Весь вопрос сводился только на то, которая сторона выдержит дольше. О пощаде не могло
быть и речи.
— А вы тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший
был человек. Тоже вот и про
банк ваш наслышались. Что же, в добрый час…
По другим городам везде
банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
Недоразумение выходило все из-за того же дешевого сибирского хлеба. Компаньоны рассчитывали сообща закупить партию, перевести ее
по вешней воде прямо в Заполье и поставить свою цену. Теперь благодаря пароходству хлебный рынок окончательно
был в их руках. Положим, что наличных средств для такой громадной операции у них не
было, но ведь можно
было покредитоваться в своем
банке. Дело
было вернее смерти и обещало страшные барыши.
— А затем, сватушка, что три сына у меня. Хотел каждому
по меленке оставить, чтобы родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники наши в
банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез.
По деревням везде ситцы да самовары пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все за легким хлебом гонятся да за своим лакомством. Что только и
будет!..
— Давай серебро-то, а ворочу золотом. Понимаешь,
банк будет выдавать
по ассигновкам золотыми, и я тебе до последней копеечки золотом отдам… Нá, да не поминай Кишкина лихом!..
И вот как раз теперь этот давно ожидаемый срок подошел: только что кончилась большая контрактовая ярмарка, и все нотариальные конторы совершали ежедневно сделки на громадные суммы. Тамара знала, что нотариус отвозил обычно залоговые и иные деньги в
банк по субботам, чтобы в воскресенье
быть совершенно свободным. И вот потому-то в пятницу днем нотариус получил от Тамары следующее письмо...
— Так, так, так, Гаврила Петрович.
Будем продолжать в том же духе. Осудим голодного воришку, который украл с лотка пятачковую булку, но если директор
банка растратил чужой миллион на рысаков и сигары, то смягчим его участь. — Простите, не понимаю этого сравнения, — сдержанно ответил Ярченко. — Да
по мне все равно; идемте.
— Он самый-с. В земстве-с, да-с. Шайку себе подобрал… разночинцев разных… все места им роздал, — ну, и держит уезд в осаде. Скоро дождемся, что
по большим дорогам разбойничать
будут. Артели,
банки, каммуны… Это дворянин-с! Дворянин, сударь, а какими делами занимается! Да вот батюшка лучше меня распишет!
По произведенному под рукой дознанию оказалось, что Подгоняйчиков приходится родным братом Катерине Дементьевне,
по муже Шилохвостовой и что,
по всем признакам, он действительно имел какие-то темные посягательства на сердечное спокойствие княжны Признаки эти
были: две
банки помады и стклянка духов, купленные Подгоняйчиковым в тот самый период времени, когда сестрица его сделалась наперсницей княжны; гитара и бронзовая цепочка, приобретенная в то же самое время, новые брюки и, наконец, найденные в секретарском столе стихи к ней, писанные рукой Подгоняйчикова и, как должно полагать, им самим сочиненные.
Однако Полозов проснулся,
по собственному замечанию, раньше обыкновенного, — он поспал всего полтора часика и,
выпив стакан зельтерской воды со льдом да проглотив ложек с восемь варенья, русского варенья, которое принес ему камердинер в темно-зеленой, настоящей «киевской»
банке и без которого он,
по его словам, жить не мог, — он уставился припухшими глазами на Санина и спросил его, не хочет ли он поиграть с ним в дурачки?
— У меня на вечере; человек пятьдесят гостей
было. Я,
по твоему доброму совету, не играю больше в
банк, а хожу только около столов и наблюдаю, чтобы в порядке все
было.
Мирон всё чаще говорил: рабочие бунтуют не ради того, чтоб улучшить своё положение, но потому, что им со стороны внушается нелепейшая, безумнейшая мысль: они должны взять в свою волю
банки, фабрики и вообще всё хозяйство страны. Говоря об этом, он вытягивался, выпрямлялся, шагал
по комнате длинными ногами и вертел шеей, запуская палец за воротник, хотя шея у него
была тонкая, а воротник рубашки достаточно широк.
Он ехал за одним: выпросить место в пять тысяч жалованья. Он уже не держался никакого министерства, направления или рода деятельности. Ему нужно только
было место, место с пятью тысячами,
по администрации,
по банкам,
по железным дорогам,
по учреждениям императрицы Марии, даже таможни, но непременно пять тысяч и непременно выйти из министерства, где не умели оценить его.
Этого мало.
По концам стола стояли две стеклянные
банки, завязанные золотою бумагою. Но что в
банках было? Прелесть. Вода, правда и простая, но в этой воде плавало несколько живых разных рыбок. Премило
было смотреть ка это украшение.
В это время Михайла Николаевич Загоскин,
по 14 году,
был отправлен отцом в Петербург, где и начал свою службу в канцелярии государственного казначея, куда определился канцеляристом в 1802 году 15 мая; оттуда перешел он служить в Горный департамент; потом
был перемещен в Государственный заемный
банк, и в 1811 году опять перешел в Департамент горных и соляных дел, помощником столоначальника, в чине губернского секретаря.
Аким (вздыхая). Эх, посмотрю я, тае, и без денег, тае, горе, а с деньгами, тае, вдвое. Как же так. Бог трудиться велел. А ты, значит, тае, положил в
банку деньги, да и спи, а деньги тебя, значит, тае, поваля кормить
будут. Скверность это, значит, не
по закону это.
Гуров рассказал, что он москвич,
по образованию филолог, но служит в
банке; готовился когда-то
петь в частной опере, но бросил, имеет в Москве два дома…
И
по какому-то странному стечению обстоятельств,
быть может случайному, все, что
было для него важно, интересно, необходимо, в чем он
был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, все же, что
было его ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в
банке, споры в клубе, его «низшая раса», хождение с женой на юбилеи, — все это
было явно.
Смирнов. Ваш покойный супруг, с которым я имел честь
быть знаком, остался мне должен
по двум векселям тысячу двести рублей. Так как завтра мне предстоит платеж процентов в земельный
банк, то я просил бы вас, сударыня, уплатить мне деньги сегодня же.
Маленькая спальня Верочки выходила в сад, и, кроме чистенькой ее кровати, да умывального столика с зеркальцем, да одного кресла, в ней тоже мебели не
было; зато везде
по углам стояли бутылки с наливками и
банки с вареньями, перемеченные рукою самой Верочки.
Татьяна Алексеевна. Превосходно. Кланяются тебе мама и Катя. Василий Андреич велел тебя поцеловать. (Целует.) Тетя прислала тебе
банку варенья, и все сердятся, что ты не пишешь. Зина велела тебя поцеловать. (Целует.) Ах, если б ты знал, что
было! Что
было! Мне даже страшно рассказывать! Ах, что
было! Но я вижу
по глазам, что ты мне не рад!
В столовой, куда они вошли, все
было готово для ужина. Холодный ростбиф возвышался розовой горой.
Банки с консервами пестрели разноцветными английскими надписями и яркими рисунками. Целый ряд бутылок воздвигался на столе. Приятели
выпили по рюмке водки и приступили к ужину. Кудряшов
ел медленно и с расстановкою; он совершенно углубился в свое занятие.
«Сколько, должно
быть, здесь ненужного балласта! — подумал Свойкин. — Сколько рутины в этих
банках, стоящих тут только
по традиции, и в то же время как всё это солидно и внушительно!»
Лейтенант Поленов, который должен
был ехать на баркасе, получив от капитана соответствующие инструкции, приказал баркасным садиться на баркас. Один за одним торопливо спускались
по веревочному трапу двадцать четыре гребца, прыгали в качающуюся у борта большую шлюпку и рассаживались
по банкам.
Было взято несколько одеял, пальто, спасательных кругов и буйков, бочонок пресной воды и три бутылки рома. Приказано
было и ром и воду давать понемногу.
В первый же день Ашанин с партией своих спутников, решивших осматривать Лондон вместе, небольшой группой, состоящей из четырех человек (доктор, жизнерадостный мичман Лопатин, гардемарин Иволгин и Володя), побродил
по улицам,
был в соборе св. Павла, в Тоуэре, проехал под Темзой
по железной дороге
по сырому туннелю,
был в громадном здании
банка, где толпилась масса посетителей, и где царил тем не менее образцовый порядок, и после сытного обеда в ресторане закончил свой обильный впечатлениями день в Ковентгарденском театре, слушая оперу и поглядывая на преобладающий красный цвет дамских туалетов.
— А вот, к примеру сказать, уговорились бы мы с вами тысяч
по двадцати даром получить, — стал говорить Веденеев. — У меня наличных полтины нет, а товару всего на какую-нибудь тысячу, у вас то же. Вот и пишем мы друг на дружку векселя, каждый тысяч
по двадцати, а не то и больше. И ежели в
банках по знакомству с директорами имеем мы доверие, так вы под мой вексель деньги получаете, а я под ваш. Вот у нас с вами гроша не
было, а вдруг стало
по двадцати тысяч.
— Видишь ли, Топпи: пока мы, то
есть Магнус занят тем, что все мое состояние превращает в золото и распихивает его
по банкам — на свое имя, ты понимаешь?
Жена директора
банка тяжко стонала
по ночам от ревматизма. Лица у всех
были бело-серые, платья грязные, живые от вшей. Голод, бессветие, дурной воздух. В душах неизбывно жили ужас и отчаяние.