Неточные совпадения
Городничий. Две недели! (В сторону.)Батюшки, сватушки!
Выносите, святые угодники! В эти две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам не выдавали провизии!.
На улицах кабак, нечистота! Позор! поношенье! (Хватается за голову.)
Вынесет сам его Яков, уложит,
Сам
на долгушке свезет до сестры,
Сам до старушки добраться поможет,
Так они жили ладком — до поры…
Нет великой оборонушки!
Кабы знали вы да ведали,
На кого вы дочь покинули,
Что без вас я
выношу?
Ночь — слезами обливаюся,
День — как травка пристилаюся…
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу!..
«Пей, вахлачки, погуливай!»
Не в меру было весело:
У каждого в груди
Играло чувство новое,
Как будто
выносила их
Могучая волна
Со дна бездонной пропасти
На свет, где нескончаемый
Им уготован пир!
Скотинин. Да с ним
на роду вот что случилось. Верхом
на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь
вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли
на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Человек,
на котором останавливался этот взор, не мог
выносить его.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог
вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и
на этом жить было бы очень весело.
— Чего же бабенкам делать?
Вынесут кучки
на дорогу, а телега подъедет.
Полюбовавшись
на приплод нынешнего года, который был необыкновенно хорош, — ранние телята были с мужицкую корову, Павина дочь, трех месяцев, была ростом с годовых, — Левин велел
вынести им наружу корыто и задать сено за решетки.
Вот и она, — прибавила она, взглянув в окно
на красавицу Итальянку-кормилицу, которая
вынесла ребенка в сад, и тотчас же незаметно оглянувшись
на Вронского.
Грушницкий не
вынес этого удара; как все мальчики, он имеет претензию быть стариком; он думает, что
на его лице глубокие следы страстей заменяют отпечаток лет. Он
на меня бросил бешеный взгляд, топнул ногою и отошел прочь.
По причине толщины, он уже не мог ни в каком случае потонуть и как бы ни кувыркался, желая нырнуть, вода бы его все
выносила наверх; и если бы село к нему
на спину еще двое человек, он бы, как упрямый пузырь, остался с ними
на верхушке воды, слегка только под ними покряхтывал да пускал носом и ртом пузыри.
А Петрушка между тем
вынес на коридор панталоны и фрак брусничного цвета с искрой, который, растопыривши
на деревянную вешалку, начал бить хлыстом и щеткой, напустивши пыли
на весь коридор.
Пора: перо покоя просит;
Я девять песен написал;
На берег радостный
выноситМою ладью девятый вал —
Хвала вам, девяти каменам, и проч.».
Испуганный жид припустился тут же во все лопатки, как только могли
вынести его тонкие, сухие икры. Долго еще бежал он без оглядки между козацким табором и потом далеко по всему чистому полю, хотя Тарас вовсе не гнался за ним, размыслив, что неразумно вымещать запальчивость
на первом подвернувшемся.
И те, которые отправились с кошевым в угон за татарами, и тех уже не было давно: все положили головы, все сгибли — кто положив
на самом бою честную голову, кто от безводья и бесхлебья среди крымских солончаков, кто в плену пропал, не
вынесши позора; и самого прежнего кошевого уже давно не было
на свете, и никого из старых товарищей; и уже давно поросла травою когда-то кипевшая козацкая сила.
Казалось, как будто, не
вынося мучений в домах, многие нарочно выбежали
на улицу: не ниспошлется ли в воздухе чего-нибудь, питающего силы.
Шесть дней уходили козаки проселочными дорогами от всех преследований; едва
выносили кони необыкновенное бегство и спасали козаков. Но Потоцкий
на сей раз был достоин возложенного поручения; неутомимо преследовал он их и настиг
на берегу Днестра, где Бульба занял для роздыха оставленную развалившуюся крепость.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря
на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не
вынес и
на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
Мало было ему, что муку
вынес, когда за дверью сидел, а в дверь ломились и колокольчик звонил, — нет, он потом уж
на пустую квартиру, в полубреде, припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось….
И почему именно сейчас, как только он
вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он
на разговор о старухе?..
Это ночное мытье производилось самою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два раза в неделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья уже совсем почти не было, и было у каждого члена семейства по одному только экземпляру, а Катерина Ивановна не могла
выносить нечистоты и лучше соглашалась мучить себя по ночам и не по силам, когда все спят, чтоб успеть к утру просушить мокрое белье
на протянутой веревке и подать чистое, чем видеть грязь в доме.
В передней было очень темно и пусто, ни души, как будто все
вынесли; тихонько,
на цыпочках прошел он в гостиную: вся комната была ярко облита лунным светом; все тут по-прежнему: стулья, зеркало, желтый диван и картинки в рамках.
Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками
на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его, наконец, и
выносит из толпы.
Знаю, что не веруется, — а вы лукаво не мудрствуйте; отдайтесь жизни прямо, не рассуждая; не беспокойтесь, — прямо
на берег
вынесет и
на ноги поставит.
Больше я его
на том не расспрашивал, — это Душкин-то говорит, — а
вынес ему билетик — рубль то есть, — потому-де думал, что не мне, так другому заложит; все одно — пропьет, а пусть лучше у меня вещь лежит: дальше-де положишь, ближе возьмешь, а объявится что аль слухи пойдут, тут я и преставлю».
Фенечка вскочила со стула,
на котором она уселась со своим ребенком, и, передав его
на руки девушки, которая тотчас же
вынесла его вон из комнаты, торопливо поправила свою косынку.
Он
вынес на улицу чувство острого раздражения, которое даже удивило его.
— Из-за этой любви я и не женился, потому что, знаете, третий человек в доме — это уже помеха! И — не всякая жена может
вынести упражнения
на скрипке. А я каждый день упражняюсь. Мамаша так привыкла, что уж не слышит…
В больнице, когда
выносили гроб, он взглянул
на лицо Варвары, и теперь оно как бы плавало пред его глазами, серенькое, остроносое, с поджатыми губами, — они поджаты криво и оставляют открытой щелочку в левой стороне рта, в щелочке торчит золотая коронка нижнего резца. Так Варвара кривила губы всегда во время ссор, вскрикивая...
Переходя
на другую сторону улицы, он оглянулся, к магазину подъехал грузовик, люди, стоявшие у витрины,
выносили из магазина ящики.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел в сад, заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал
на постели у окна, почти упираясь подбородком в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие в темных ямах, непонятливо смотрит
на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты
вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
— Я не
выношу праздничных улиц и людей, которые в седьмой день недели одевают
на себя чистенькие костюмы, маски счастливцев.
— Драма, — повторил поручик, раскачивая фляжку
на ремне. — Тут — не драма, а — служба! Я театров не
выношу. Цирк — другое дело, там ловкость, сила. Вы думаете — я не понимаю, что такое — революционер? — неожиданно спросил он, ударив кулаком по колену, и лицо его даже посинело от натуги. — Подите вы все к черту, довольно я вам служил, вот что значит революционер, — понимаете? За-ба-стовщик…
— Ночью
на бульвар
вынесете. И Васю — тоже, — сказал, пропуская их мимо себя, Яков, — сказал негромко, в нос, и ушел во двор.
Круг все чаще разрывался, люди падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали в сторону, в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную воду в чане, брызгали ею в лицо друг другу и, сбитые с ног, падали. Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то поднял ее
на руки,
вынес из круга и погрузил в темноту, точно в воду.
— Не
выношу кротких! Сделать бы меня всемирным Иродом, я бы как раз объявил поголовное истребление кротких, несчастных и любителей страдания. Не уважаю кротких! Плохо с ними, неспособные они, нечего с ними делать. Не гуманный я человек, я как раз железо произвожу, а —
на что оно кроткому? Сказку Толстого о «Трех братьях» помните?
На что дураку железо, ежели он обороняться не хочет? Избу кроет соломой, землю пашет сохой, телега у него
на деревянном ходу, гвоздей потребляет полфунта в год.
Но из его рассказов Самгин
выносил впечатление, что дядя Миша предлагает звать народ
на помощь интеллигенции, уставшей в борьбе за свободу народа.
Самгин простился со стариком и ушел, убежденный, что хорошо, до конца, понял его.
На этот раз он
вынес из уютной норы историка нечто беспокойное. Он чувствовал себя человеком, который не может вспомнить необходимое ему слово или впечатление, сродное только что пережитому. Шагая по уснувшей улице, под небом, закрытым одноцветно серой массой облаков, он смотрел в небо и щелкал пальцами, напряженно соображая: что беспокоит его?
Прошло еще минут пять, прежде чем явились санитары с носилками,
вынесли ее, она уже молчала, и
на потемневшем лице ее тускло светились неприятно зеленые, как бы злые глаза.
— Да, разумеется, — лучше под крышей, чем
на улицах! Но — газеты! Они все
выносят на улицу.
—
На вот, выколоти-ко ковер, — хрипел он повелительно, или: — Ты бы перебрала вон, что там в углу навалено, да лишнее
вынесла бы в кухню, — говорил он.
Но тот же странный взгляд с него переносили господа и госпожи и
на Ольгу. От этого сомнительного взгляда
на нее у него вдруг похолодело сердце; что-то стало угрызать его, но так больно, мучительно, что он не
вынес и ушел домой, и был задумчив, угрюм.
Он велел
вынести вон несколько дрянных картин, которые навязал ему какой-то покровитель бедных артистов; сам поправил штору, которая давно не поднималась, позвал Анисью и велел протереть окна, смахнул паутину, а потом лег
на бок и продумал с час — об Ольге.
Смерть у них приключалась от вынесенного перед тем из дома покойника головой, а не ногами из ворот; пожар — от того, что собака выла три ночи под окном; и они хлопотали, чтоб покойника
выносили ногами из ворот, а ели все то же, по стольку же и спали по-прежнему
на голой траве; воющую собаку били или сгоняли со двора, а искры от лучины все-таки сбрасывали в трещину гнилого пола.
Но это помогло только
на время: надо же было выздороветь, — а за этим в перспективе было опять ежедневное хождение в должность. Обломов не
вынес и подал в отставку. Так кончилась — и потом уже не возобновлялась — его государственная деятельность.
— А завтра воскресенье, — сказал он, — надо ехать к Ольге, целый день мужественно
выносить значительные и любопытные взгляды посторонних, потом объявить ей, когда намерен говорить с теткой. А он еще все
на той же точке невозможности двинуться вперед.
Андрей не налагал педантических оков
на чувства и даже давал законную свободу, стараясь только не терять «почвы из-под ног», задумчивым мечтам, хотя, отрезвляясь от них, по немецкой своей натуре или по чему-нибудь другому, не мог удержаться от вывода и
выносил какую-нибудь жизненную заметку.
И после такой жизни
на него вдруг навалили тяжелую обузу
выносить на плечах службу целого дома! Он и служи барину, и мети, и чисть, он и
на побегушках! От всего этого в душу его залегла угрюмость, а в нраве проявилась грубость и жесткость; от этого он ворчал всякий раз, когда голос барина заставлял его покидать лежанку.
Юношей он инстинктивно берег свежесть сил своих, потом стал рано уже открывать, что эта свежесть рождает бодрость и веселость, образует ту мужественность, в которой должна быть закалена душа, чтоб не бледнеть перед жизнью, какова бы она ни была, смотреть
на нее не как
на тяжкое иго, крест, а только как
на долг, и достойно
вынести битву с ней.