Неточные совпадения
У Собашникова, несмотря на его опьянение и
гнев, все-таки стучалась
в голову заманчивая мысль, что теперь ему удобнее и легче перед товарищами
вызвать потихоньку Женю и уединиться с нею.
Она сильно ударила по клавишам, и раздался громкий крик, точно кто-то услышал ужасную для себя весть, — она ударила его
в сердце и вырвала этот потрясающий звук. Испуганно затрепетали молодые голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова закричал громкий, гневный голос, все заглушая. Должно быть — случилось несчастье, но
вызвало к жизни не жалобы, а
гнев. Потом явился кто-то ласковый и сильный и запел простую красивую песнь, уговаривая, призывая за собой.
И горе этого дня было, как весь он, особенное, — оно не сгибало голову к земле, как тупой, оглушающий удар кулака, оно кололо сердце многими уколами и
вызывало в нем тихий
гнев, выпрямляя согнутую спину.
Этот парень всегда
вызывал у Кожемякина презрение своей жестокостью и озорством; его ругательство опалило юношу
гневом, он поднял ногу, с размаху ударил озорника
в живот и, видя, что он, охнув, присел, молча пошёл прочь. Но Кулугуров и Маклаков бросились на него сзади, ударами по уху свалили на снег и стали топтать ногами, приговаривая...
Не теряя ни минуты, я поспешил рассказать ему весь мой разговор с Настенькой, мое сватовство, ее решительный отказ, ее
гнев на дядю за то, что он смел меня
вызывать письмом; объяснил, что она надеется его спасти своим отъездом от брака с Татьяной Ивановной, — словом, не скрыл ничего; даже нарочно преувеличил все, что было неприятного
в этих известиях. Я хотел поразить дядю, чтоб допытаться от него решительных мер, — и действительно поразил. Он вскрикнул и схватил себя за голову.
Его можно бить, рубить на части, жечь
в печке, и он останется безмолвным: динамитный патрон разорвет его, но не
вызовет гнева.
— А разве не о нем я говорил? Разве история этого куска мыла не есть история вашего человека, которого можно бить, жечь, рубить, бросать под ноги лошадей, отдавать собакам, разрывать на части, не
вызывая в нем ни ярости, ни разрушающего
гнева? Но кольните его чем-то — и его взрыв будет ужасен… как вам это известно, мой милый Вандергуд!
Такое принижение человека, такой отказ от своего первородства
вызывает в Достоевском
гнев.
Неужели он не переселит ее завтра же
в отель? Соседство этих женщин невыносимо для него, просто опасно, припадки
гнева вызовут непременно серьезный рецидив. У него и без того пошаливает сердце. Надо сделать это завтра же. Но ведь Леонтина может упереться? Она теперь
в его доме, под одною кровлей с ним; это ей дает новые права.