Неточные совпадения
— Да. И без всякой пощады. Вам, однако, нечего опасаться меня. Я сама
выбираю мужчин. Самых глупых, самых
красивых, самых богатых и самых важных, но ни к одной из вас я потом их не пущу. О! я разыгрываю перед ними такие страсти, что ты бы расхохоталась, если бы увидела. Я кусаю их, царапаю, кричу и дрожу, как сумасшедшая. Они, дурачье, верят.
— Значит, идет! — проговорил он и тотчас же, достав пачку почтовой бумаги,
выбрал из нее самый чистый, лучший лист и принялся, надев очки, писать на нем своим старинным, круглым и очень
красивым почерком, по временам останавливаясь, потирая лоб и постоянно потея. Изготовленное им письмо было такого содержания...
Хорошо было бы
выбрать полк, стоящий в губернском городе или, по крайней мере, в большом и богатом уездном, где хорошее общество,
красивые женщины, знакомства, балы, охота и мало ли чего еще из земных благ.
Нового Гнедка, наконец,
выбрали и купили. Это была славная лошадка, молоденькая,
красивая, крепкая и с чрезвычайно милым, веселым видом. Уж, разумеется, по всем другим статьям она оказалась безукоризненною. Стали торговаться: просили тридцать рублей, наши давали двадцать пять. Торговались горячо и долго, сбавляли и уступали. Наконец, самим смешно стало.
«За меня, — думала она, — всякий посватается, раз — что я с деньгами, и я могу
выбрать кого захочу. Вот хоть этого юношу возьму», — думала она и не без удовольствия остановила свой взор на зеленоватом, нахальном, но все-таки
красивом лице Виткевича, который говорил мало, ел много, посматривал на Вершину и нагло при этом улыбался.
«Мерзавец! — думал он. — За мои деньги привёл мне урода, а себе
красивую выбрал».
«Почему — эту
выбрал я? — спрашивал он себя. — Есть —
красивее. Хорош буду, когда сын узнает про неё».
Девицы,
выбирая из корзины моей сдобные булки, подсовывали мне записочки, и нередко на
красивых листочках бумаги я с изумлением читал циничные слова, написанные полудетским почерком.
Когда Цыбукины женились, то для них, как для богатых,
выбирали самых
красивых невест.
Первые три года по окончании университета я прожил в деревне, хозяйничал и все ждал, что меня куда-нибудь
выберут, главное же, я был сильно влюблен в одну необыкновенно
красивую, обаятельную девушку.
Вечер прошел — и моя блондинка сама отыскала меня глазами и сама
выбрала для нас скромное место, устроив предварительно несколько пар для моих товарищей, у которых все-таки не оказалось ни одной такой
красивой дамы, как моя, а что всего важнее: я не думаю, чтобы чья-нибудь другая дама умела вести такой оживленный разговор.
Совсем схожая история произошла и с одним из моих товарищей, Скрутковским. Он также усердно посещал лекции Васильевского, также объявил себя специалистом по средней истории, также сморозил что-то совсем несуразное на экзамене и, несмотря на это, также получил пятерку. Но поступил он
красивее и изящнее, чем я. Из тем, объявленных на медали,
выбрал одну из предложенных Васильевским, написал блестящую работу и, по отзыву Васильевского, получил за нее золотую медаль.
Потом он подошел к столу, где лежала стопка ученических тетрадей, и,
выбрав тетрадь Бабкина, сел и погрузился в созерцание
красивого детского почерка…
— Особенно оставались довольны солдатики, получившие ящики с сапожным товаром и инструментами, обрадовались очень книгам и кисетам с табаком. Некоторые кисеты были сшиты из бархата и шёлковой материи. Солдаты обыкновенно брали эти кисеты и говорили: «Так что, ваше благородие, дозвольте фельдфебелю отдать… Оченно нарядный». Я конечно дозволял, а затем уже сам обыкновенно
выбирал самый
красивый кисет и говорил: «Отдайте этот фельдфебелю»…
Новый приходский ксендз вполне соответствовал своей цели.
Красивой наружности, вкрадчивый, образованный, с увлекательным красноречием, словом, человек одаренный способностью обаять все окружающее, каких, по иезуитскому воспитанию, мастерски умела
выбирать польская пропаганда, он явился со всей обстановкой богатого барича, сорил деньгами, и шляхта предалась ему и его ученьям; а пани и паненки всего соседства были без ума от миловидного ксендза.
— И чего ты кручинишься? Парень ты из себя видный,
красивый, мало ли девок на дворне, любую
выбирай, отдам за тебя.
— Подлинные чудеса… Приехала такая радостная, довольная. Софье Дмитриевне — так звали грамотную, почти образованную дворянку, состоявшую при Глафире Петровне в качестве секретарши — приказала приглашения писать и сказала ей: «Невесту Глебушка
выбрал хоть куда… Злые люди только ее обносят…
Красивая такая, умная, скромная, почтительная».