Неточные совпадения
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх, в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате попались
всё старые приятели, попадающиеся всякому в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные
пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
(Из записной книжки Н.В. Гоголя.)] жбаны с рыльцами и без рылец, побратимы, лукошки, мыкольники, [Мыкольник — лукошко для
пучков льна.] куда бабы кладут свои мочки и прочий дрязг, коробья́ из тонкой гнутой осины, бураки из плетеной берестки и много
всего, что идет на потребу богатой и бедной Руси.
Самгин видел, как за санями взорвался
пучок огня, похожий на метлу, разодрал воздух коротким ударом грома, взметнул облако снега и зеленоватого дыма;
все вокруг дрогнуло, зазвенели стекла, — Самгин пошатнулся от толчка воздухом в грудь, в лицо и крепко прилепился к стене, на углу.
— Да здравствует свобода! — мрачно, угрожающе пропел писатель, и вслед за ним каждый из певцов, снова фальшивя, разноголосо повторил эти слова. Получился хаотический
пучок звуков, которые однако
все же слились в негромкий, разочарованный и жалобный вой. Так же растрепанно и разочарованно были пропеты слова «учредительный собор».
В комнату вошел, или, вернее, вскочил — среднего роста, свежий, цветущий, красиво и крепко сложенный молодой человек, лет двадцати трех, с темно-русыми, почти каштановыми волосами, с румяными щеками и с серо-голубыми вострыми глазами, с улыбкой, показывавшей ряд белых крепких зубов. В руках у него был
пучок васильков и еще что-то бережно завернутое в носовой платок. Он
все это вместе со шляпой положил на стул.
Волосы они зачесывают, как ликейцы, со
всех сторон кверху в один
пучок, на который надевают шляпу.
— Петр Ильич, кажется, нарочно поскорей прогнал Мишу, потому что тот как стал пред гостем, выпуча глаза на его кровавое лицо и окровавленные руки с
пучком денег в дрожавших пальцах, так и стоял, разиня рот от удивления и страха, и, вероятно, мало понял изо
всего того, что ему наказывал Митя.
В другой комнате послышались голоса, и кузнец не знал, куда деть свои глаза от множества вошедших дам в атласных платьях с длинными хвостами и придворных в шитых золотом кафтанах и с
пучками назади. Он только видел один блеск и больше ничего. Запорожцы вдруг
все пали на землю и закричали в один голос...
В Оренбургской губернии ловят дроздов на
пучки спелой рябины или калины, далеко краснеющиеся, особенно на яркой белизне первых снегов; дрозды попадают в силья, которыми опутывают со
всех сторон повешенные на дерево ягодные кисти; их даже кроют лучками из сетки, приманивая на приваду тою же рябиной или калиной.
Рябчиков ловят много сильями, которые называются пружки.
Весь этот снаряд состоит из наклоненного сучка, к концу которого прикреплен волосяной силок, а позади повешен
пучок рябины или калины, ибо рябчики большие охотники до этих ягод. Ловцы, по большей части чуваши, черемисы и вотяки, запасаются ягодами с осени и продолжают ловлю во
всю зиму. Снаряд так устроен, что рябчик не может достать ягод, не просунув головы сквозь силок и не тронув сторожка, который держит древесный сук в наклоненном положении.
Но до чтения ли, до письма ли было тут, когда душистые черемухи зацветают, когда
пучок на березах лопается, когда черные кусты смородины опушаются беловатым пухом распускающихся сморщенных листочков, когда
все скаты гор покрываются подснежными тюльпанами, называемыми сон, лилового, голубого, желтоватого и белого цвета, когда полезут везде из земли свернутые в трубочки травы и завернутые в них головки цветов; когда жаворонки с утра до вечера висят в воздухе над самым двором, рассыпаясь в своих журчащих, однообразных, замирающих в небе песнях, которые хватали меня за сердце, которых я заслушивался до слез; когда божьи коровки и
все букашки выползают на божий свет, крапивные и желтые бабочки замелькают, шмели и пчелы зажужжат; когда в воде движенье, на земле шум, в воздухе трепет, когда и луч солнца дрожит, пробиваясь сквозь влажную атмосферу, полную жизненных начал…
— Ага-а, — торжествующий затылок повернулся — я увидел того, исподлобного. Но в нем теперь осталось от прежнего только одно какое-то заглавие, он как-то
весь вылез из этого вечного своего подлобья, и на лице у него — около глаз, около губ —
пучками волос росли лучи, он улыбался.
Почти у
всех из-под мышек росли и торчали наружу
пучки черных и рыжих волос.
Как всегда, у стен прислонились безликие недописанные иконы, к потолку прилипли стеклянные шары. С огнем давно уже не работали, шарами не пользовались, их покрыл серый слой копоти и пыли.
Все вокруг так крепко запомнилось, что, и закрыв глаза, я вижу во тьме
весь подвал,
все эти столы, баночки с красками на подоконниках,
пучки кистей с держальцами, иконы, ушат с помоями в углу, под медным умывальником, похожим на каску пожарного, и свесившуюся с полатей голую ногу Гоголева, синюю, как нога утопленника.
— Милый! Заросла наша речка гниючей травой, и не выплыть тебе на берег — запутаешься! Знаю я этот род человеческий! Сообрази — о чём думают?
Всё хотят найти такое, вишь, ружьё, чтобы не только било птицу, а и жарило! Им бы не исподволь, а — сразу, не трудом, а ударом, хвать башкой оземь и чтобы золото брызнуло! Один Сухобаев, может, гривенника стоит, а
все другие — пятачок
пучок! Ты их — брось, ты на молодых нажми, эти себя оправдают! Вон у меня Ванюшка, внук…
В дверь снова вдвинули круглый стол, накрытый для ужина: посреди него, мордами друг ко другу, усмехалась пара поросят — один жареный, золотистый, с
пучком петрушки в ноздрях, другой — заливной, облитый сметаною, с бумажным розовым цветком между ушей. Вокруг них, точно разномерные булыжники, лежали жареные птицы, и
всё это окружала рама солений и соусов. Едко пахло хреном, уксусом, листом чёрной смородины и лавра.
Дружно в одно и то же мгновенье; с громким криком сдвинули в реку с обоих берегов кучи хвороста, сначала связанного
пучками; много унесло быстрое течение воды, но много его, задержанного сваями, легло поперек речного дна; связанные копны соломы с каменьями полетели туда же, за ними следовал навоз и земля; опять настилка хвороста, и опять солома и навоз, и сверху
всего толстые слои дерна.
Над головами их подымались со
всех сторон и высоко убегали в синее небо обнаженные ветви, покрытые кое-где косматыми
пучками сухих трав, принесенных на такую высоту весеннею водою, которая затопляет луговой берег верст за семь и более.
Все это произошло так неожиданно, что рыбаки, стоявшие на берегу, не успели сделать крестного знамения, как уже потоки мутной, желтой воды, увлекавшие в быстрине своей
пучки поблеклых трав, корни и булыжник, с ревом покатились по уступистым скатам нагорного берега.
Устав смотреть на него, Фома стал медленно водить глазами по комнате. На большие гвозди, вбитые в ее стены, были воткнуты
пучки газет, отчего казалось, что стены покрыты опухолями. Потолок был оклеен когда-то белой бумагой; она вздулась пузырями, полопалась, отстала и висела грязными клочьями; на полу валялось платье, сапоги, книги, рваная бумага…
Вся комната производила такое впечатление, точно ее ошпарили кипятком.
— Так вот-с, пожалуйста, — перебил Персиков. — Вот дуговой шар. От него вы получаете путем передвижения окуляра, — Персиков щелкнул крышкой камеры, похожей на фотографический аппарат, —
пучок, который вы можете собрать путем передвижения объективов, вот № 1… и зеркало № 2, — Персиков погасил луч, опять зажег его на полу асбестовой камеры, — а на полу в луче можете разложить
все, что вам нравится, и делать опыты. Чрезвычайно просто, не правда ли?
В глубокой, темной каменной нише, среди банок с серой аравийской амброй, пакетов с ливанским ладаном,
пучков ароматических трав и склянок с маслами — сидел, поджав под себя ноги и щуря ленивые глаза, неподвижный, сам
весь благоухающий, старый, жирный, сморщенный скопец-египтянин.
День был яркий и почти знойный. В церкви пахло свежими березками и травою, которою устлан был помост. Бодрый, но хромой старик Овсянников быстро ковылял по церкви с
пучками свечей и с медяками на тарелке. Он весело раскланивался со
всеми и, видно, был очень доволен своею распорядительностью.
Шерамур
все выдержал с стоицизмом своего звания и потребовал только одно, чтобы ему дали оставшийся в венке
пучок вишен.
На дощатой, заплесневевшей кровле этого здания возносился длинный шест с
пучком соломы и елка, столь знакомая жителям Кузьминского и вообще
всему околотку.
Вследствие
всех этих обстоятельств и вообще вследствие подчиненного положения Якова в пансионе товарищи обращались с ним небрежно, глядели на него свысока и называли его то бабьим капотом, то племянником чепца (тетка его постоянно носила весьма странный чепец с торчавшим кверху
пучком желтых лент в виде артишока), то сыном Ермака (так как отец его утонул в Иртыше).
— Велика радость — ты! Для меня
все бабы — пятачок
пучок. Тобой сыт не будешь!
Смотрю, она потихоньку косы свои опять в
пучок подвернула, взяла в ковшик холодной воды — умылась; голову расчесала и села. Смирно сидит у окошечка, только
все жестяное зеркальце потихонечку к щекам прикладывает. Я будто не смотрю на нее, раскладываю по столу кружева, а сама вижу, что щеки-то у нее так и горят.
— Эх, жаль! Ну, тебе бы, Вань,
всех этих пророков, которые посмелее, тоже связать бы в один
пучок, да тоже бы в книжку! А то эти разные секты наши — Марьина вера, Акулькина вера — одна путаница!
За стулом хозяина стоит во
все время обеда Николка Рузан с целым
пучком березы и обмахивает его от мух.
Да цветных бы
пучков, с чем вечерню стоять, было навязано довольно,
всем бы достало, и своим и прихожим молельщикам, которые придут…
В его лавке
все полки были уставлены книгами и увешаны образами, медными крестами и
пучками кожаных лестовок заволжской семеновской работы.
Народ уже отхлынул из Успенского собора. Средина церкви была почти пуста. У иконостаса, справа, служили на амвоне молебны, спешно, точно вперегонку. Довольно еще густая толпа, больше
всех из простонародья, обступила это место и толкалась к иконостасу.
Пучки свечей на паникадилах бледно мигали, голоса пели жидко и торопливо. По церкви взад и вперед бродили богомольцы, глазея на стенную живопись. Изредка показывались монах или служка и лениво шли к паперти.
Ермак быстро дошел до поселка, прошел его
весь взад и вперед, на ходу отдал приказание отвести полоненную казаками женщину во двор усадьбы и сдать на руки ключнице, вошел в свою избу, вынул из укладки мешок с засохшей травой, взял один из таких
пучков наудачу, сунул в чистый холщовый мешочек и положил в карман. Затем сел на лавку, посидел с полчаса и пошел в строгановские хоромы.
Радостный, как безумный, выбежал к нему Волгин, поцеловал его в лоб, всунул ему в руку
пучок ассигнаций, сказал: «Иду!» Но, видя, что тот, ошеломленный от таких невиданных щедрот, стоял
все на том же месте, почти вытолкнул его из двери.
Обстановка внутренности избушки внушала благоговейный страх, особенно простым людям. Толстые книги в кожаных переплетах разных размеров, склянки с разными снадобьями,
пучки засохших трав, несколько человеческих черепов и, наконец, стоявший в одном углу полный человеческий скелет —
все это производило на посетителей сильное впечатление.