Неточные совпадения
Гремит
на Волге музыка.
Поют и пляшут девицы —
Ну, словом, пир горой!
К девицам присоседиться
Хотел старик,
встал на ноги
И чуть не полетел!
Сын поддержал родителя.
Старик
стоял: притопывал,
Присвистывал, прищелкивал,
А глаз свое выделывал —
Вертелся колесом!
На другой день, дамы еще не
вставали, как охотничьи экипажи, катки и тележка
стояли у подъезда, и Ласка, еще с утра понявшая, что едут
на охоту, навизжавшись и напрыгавшись досыта, сидела
на катках подле кучера, взволнованно и неодобрительно за промедление глядя
на дверь, из которой все еще не выходили охотники.
Оставшись в одном белье, он тихо опустился
на кровать, окрестил ее со всех сторон и, как видно было, с усилием — потому что он поморщился — поправил под рубашкой вериги. Посидев немного и заботливо осмотрев прорванное в некоторых местах белье, он
встал, с молитвой поднял свечу в уровень с кивотом, в котором
стояло несколько образов, перекрестился
на них и перевернул свечу огнем вниз. Она с треском потухла.
Карл Иваныч подтвердил мои слова, но умолчал о сне. Поговорив еще о погоде, — разговор, в котором приняла участие и Мими, — maman положила
на поднос шесть кусочков сахару для некоторых почетных слуг,
встала и подошла к пяльцам, которые
стояли у окна.
Maman уже не было, а жизнь наша шла все тем же чередом: мы ложились и
вставали в те же часы и в тех же комнатах; утренний, вечерний чай, обед, ужин — все было в обыкновенное время; столы, стулья
стояли на тех же местах; ничего в доме и в нашем образе жизни не переменилось; только ее не было…
Минуты две продолжалось молчание. Он сидел потупившись и смотрел в землю; Дунечка
стояла на другом конце стола и с мучением смотрела
на него. Вдруг он
встал...
Раскольников
встал и пошел в другую комнату, где прежде
стояли укладка, постель и комод; комната показалась ему ужасно маленькою без мебели. Обои были все те же; в углу
на обоях резко обозначено было место, где
стоял киот с образами. Он поглядел и воротился
на свое окошко. Старший работник искоса приглядывался.
Когда он очнулся, то увидал, что сидит
на стуле, что его поддерживает справа какой-то человек, что слева
стоит другой человек с желтым стаканом, наполненным желтою водою, и что Никодим Фомич
стоит перед ним и пристально глядит
на него; он
встал со стула.
Наступили лучшие дни в году — первые дни июня. Погода
стояла прекрасная; правда, издали грозилась опять холера, но жители…й губернии успели уже привыкнуть к ее посещениям. Базаров
вставал очень рано и отправлялся версты за две, за три, не гулять — он прогулок без цели терпеть не мог, — а собирать травы, насекомых. Иногда он брал с собой Аркадия.
На возвратном пути у них обыкновенно завязывался спор, и Аркадий обыкновенно оставался побежденным, хотя говорил больше своего товарища.
Самгин
встал, проводил ее до двери, послушал, как она поднимается наверх по невидимой ему лестнице, воротился в зал и,
стоя у двери
на террасу, забарабанил пальцами по стеклу.
Дронов тоже молча
встал и
стоял опустив голову, перекладывая с места
на место коробку спичек, потом сказал...
Клим вздрогнул, взмахнул тростью,
встал — рядом с ним
стоял Дронов. Тулья измятой фуражки съехала
на лоб ему и еще больше оттопырила уши, из-под козырька блестели бегающие глазки.
Он ушел в свою комнату с уверенностью, что им положен первый камень пьедестала,
на котором он, Самгин, со временем,
встанет монументально. В комнате
стоял тяжелый запах масла, — утром стекольщик замазывал
на зиму рамы, — Клим понюхал, открыл вентилятор и снисходительно, вполголоса сказал...
Время шло медленно и все медленнее, Самгин чувствовал, что погружается в холод какой-то пустоты, в состояние бездумья, но вот золотистая голова Дуняши исчезла,
на месте ее величественно
встала Алина, вся в белом, точно мраморная. Несколько секунд она
стояла рядом с ним — шумно дыша, становясь как будто еще выше. Самгин видел, как ее картинное лицо побелело, некрасиво выкатились глаза, неестественно низким голосом она сказала...
Самгин еще в начале речи Грейман
встал и отошел к двери в гостиную, откуда удобно было наблюдать за Таисьей и Шемякиным, — красавец, пошевеливая усами, был похож
на кота, готового прыгнуть. Таисья
стояла боком к нему, слушая, что говорит ей Дронов. Увидав по лицам людей, что готовится взрыв нового спора, он решил, что
на этот раз с него достаточно, незаметно вышел в прихожую, оделся, пошел домой.
Он
встал, раздавил подошвой папиросу и продолжал
стоя, разглядывая прищуренными глазами красно сверкавший крест
на церкви...
Он легко, к своему удивлению,
встал на ноги, пошатываясь, держась за стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя в кабинете
на диване; пред ним
стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
Она втиснула его за железную решетку в сад, там молча
стояло человек десять мужчин и женщин,
на каменных ступенях крыльца сидел полицейский; он
встал, оказался очень большим, широким; заткнув собою дверь в дом, он сказал что-то негромко и невнятно.
— Ваша фамилия? — спросил его жандармский офицер и, отступив от кровати
на шаг,
встал рядом с человеком в судейском мундире; сбоку от них
стоял молодой солдат, подняв руку со свечой без подсвечника, освещая лицо Клима; дверь в столовую закрывала фигура другого жандарма.
Обломов быстро приподнялся и сел в диване, потом спустил ноги
на пол, попал разом в обе туфли и посидел так; потом
встал совсем и
постоял задумчиво минуты две.
— Ах! — с тоской сказал Обломов. — Новая забота! Ну, что
стоишь? Положи
на стол. Я сейчас
встану, умоюсь и посмотрю, — сказал Илья Ильич. — Так умыться-то готово?
Она вздрогнула, быстро опустилась
на стул и опустила голову. Потом
встала, глядя вокруг себя, меняясь в лице, шагнула к столу, где
стояла свеча, и остановилась.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам, ударила мою Олю два раза в щеку и вытолкнула в дверь: „Не
стоишь, говорит, ты, шкура, в благородном доме быть!“ А другая кричит ей
на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы
на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней,
встанет, ходит: „В суд, говорит,
на нее, в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут в суде возьмешь, чем докажешь?
Я
стою, молчу, гляжу
на нее, а она из темноты точно тоже глядит
на меня, не шелохнется… «Только зачем же, думаю, она
на стул
встала?» — «Оля, — шепчу я, робею сама, — Оля, слышишь ты?» Только вдруг как будто во мне все озарилось, шагнула я, кинула обе руки вперед, прямо
на нее, обхватила, а она у меня в руках качается, хватаю, а она качается, понимаю я все и не хочу понимать…
«Завтра
на вахту рано
вставать, — говорит он, вздыхая, — подложи еще подушку, повыше, да
постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я и обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по кружке пресной воды
на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык, и, следовательно,
на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.
В следующей камере было то же самое. Такая же была духота, вонь; точно так же впереди, между окнами, висел образ, а налево от двери
стояла парашка, и так же все тесно лежали бок с боком, и так же все вскочили и вытянулись, и точно так же не
встало три человека. Два поднялись и сели, а один продолжал лежать и даже не посмотрел
на вошедших; это были больные. Англичанин точно так же сказал ту же речь и так же дал два Евангелия.
Вот он
встал этаким манером
на карнизе, Христос его знает, уцепился как-то ногами —
стоит, и только, значит, хотел из бутылки пить, внизу караульный прибежал…
Сел
на стул. Я
стою над ним. «Сядьте, говорит, и вы». Я сел. Просидели минуты с две, смотрит
на меня пристально и вдруг усмехнулся, запомнил я это, затем
встал, крепко обнял меня и поцеловал…
На другой день мы
встали рано и рано выступили в дорогу. Фанзы, которые вчера мы видели с перевала, оказались гольдскими. Местность эта называется Чжумтайза [Чжун-тай-цзы — горный ручей.], что по-китайски означает — Горный ручей. Живущие здесь гольды принадлежали к роду Юкомика, ныне почти совершенно уничтоженному оспенными эпидемиями. Стойбища их были
на Амуре,
на том месте, где теперь
стоит Хабаровск.
— Зачем ты
встал с постели, — говорила ему Егоровна, —
на ногах не
стоишь, а туда же норовишь, куда и люди.
— Летом оттого тепло, — поучает дедушка, — что солнце
на небе долго
стоит; оно и греет. А зимой
встанет оно в девять часов, а к трем, смотри, его уж и поминай как звали. Ну, и нет от него сугреву.
Мальчик
встал, весь красный,
на колени в углу и
стоял очень долго. Мы догадались, чего ждет от нас старик Рыхлинский. Посоветовавшись, мы выбрали депутацию, во главе которой стал Суханов, и пошли просить прощения наказанному. Рыхлинский принял депутацию с серьезным видом и вышел
на своих костылях в зал. Усевшись
на своем обычном месте, он приказал наказанному
встать и предложил обоим противникам протянуть друг другу руки.
Утром, перед тем как
встать в угол к образам, он долго умывался, потом, аккуратно одетый, тщательно причесывал рыжие волосы, оправлял бородку и, осмотрев себя в зеркало, одернув рубаху, заправив черную косынку за жилет, осторожно, точно крадучись, шел к образам. Становился он всегда
на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу, с минуту
стоял молча, опустив голову, вытянув руки вдоль тела, как солдат. Потом, прямой и тонкий, внушительно говорил...
Я сидел
на лежанке ни жив ни мертв, не веря тому, что видел: впервые при мне он ударил бабушку, и это было угнетающе гадко, открывало что-то новое в нем, — такое, с чем нельзя было примириться и что как будто раздавило меня. А он всё
стоял, вцепившись в косяк, и, точно пеплом покрываясь, серел, съеживался. Вдруг вышел
на середину комнаты,
встал на колени и, не устояв, ткнулся вперед, коснувшись рукою пола, но тотчас выпрямился, ударил себя руками в грудь...
—
Постой, не перебивай, ваше высокоблагородие. Роспили мы эту водку, вот он, Андрюха то есть, еще взял перцовки сороковку. По стакану налил себе и мне. Мы по стакану вместе с ним и выпили. Ну, вот тут пошли весь народ домой из кабака, и мы с ним сзади пошли тоже. Меня переломило верхом-то ехать, я слез и сел тут
на бережку. Я песни пел да шутил. Разговору не было худого. Потом этого
встали и пошли.
После завтрака я взял свое ружье и пошел осматривать долинку, в которой мы
встали биваком. С утра погода
стояла великолепная:
на небе не было ни единого облачка, солнце обильно посылало свои живительные лучи, и потому всюду
на земле было так хорошо — по-праздничному. Кустарниковая и травяная растительность имела ликующий вид; из лесу доносились пронзительные крики. дятлов, по воздуху носились шмели, порхали бабочки…
За мошенников в суде
стоит, а сам ночью раза по три молиться
встает, вот здесь в зале,
на коленях, лбом и стучит по получасу, и за кого-кого не молится, чего-чего не причитает, спьяна-то?
У ворот
стояла запряженная телега. Тит Горбатый давно
встал и собирался ехать
на покос. У старика трещала с похмелья голова, и он неприветливо покосился
на Ганну, которая спросила его, где старая Палагея.
Встала она со постели пуховыя и видит, что все ее пожитки и цветочик аленькой в кувшинчике позолоченном тут же
стоят, раскладены и расставлены
на столах зеленыих малахита медного, и что в той палате много добра и скарба всякого, есть
на чем посидеть-полежать, есть во что приодеться, есть во что посмотреться.
Встал он со кровати высокия, платье ему все приготовлено, и фонтан воды бьет в чашу хрустальную; он одевается, умывается и уж новому чуду не дивуется: чай и кофей
на столе
стоят, и при них закуска сахарная.
Наконец наступила и минута разлуки. Экипаж
стоял у крыльца; по старинному обычаю, отец и сын
на минуту присели в зале. Старый генерал
встал первый. Он был бледен, пошатываясь, подошел к сыну и слабеющими руками обнял его.
Осип Иваныч кинулся было за ним, но дипломат благосклонным жестом руки усадил его
на место. Это не помешало, однако, Дерунову вновь
встать и
постоять в дверях кабинета, следя взором за Иваном Иванычем, провожавшим дорогого гостя.
Тележка загремела, и вскоре целое облако пыли окутало и ее, и фигуру деревенского маклера. Я сел
на крыльцо, а Лукьяныч
встал несколько поодаль, одну руку положив поперек груди, а другою упершись в подбородок. Некоторое время мы молчали.
На дворе была тишь; солнце
стояло низко; в воздухе чуялась вечерняя свежесть, и весь он был пропитан ароматом от только что зацветших лип.
Я тоже
встал и, положив связку шерсти и клубок
на оконницу, вышел в гостиную и остановился в недоумении. Посредине комнаты лежал, растопыря лапки, полосатый котенок; Зинаида
стояла перед ним
на коленях и осторожно поднимала ему мордочку. Возле княгини, заслонив почти весь простенок между окнами, виднелся белокурый и курчавый молодец, гусар с румяным лицом и глазами навыкате.
Когда они
встали в дверях, Игнат поднял голову, мельком взглянул
на них и, запустив пальцы в кудрявые волосы, наклонился над газетой, лежавшей
на коленях у него; Рыбин,
стоя, поймал
на бумагу солнечный луч, проникший в шалаш сквозь щель в крыше, и, двигая газету под лучом, читал, шевеля губами; Яков,
стоя на коленях, навалился
на край нар грудью и тоже читал.
Когда он лег и уснул, мать осторожно
встала со своей постели и тихо подошла к нему. Павел лежал кверху грудью, и
на белой подушке четко рисовалось его смуглое, упрямое и строгое лицо. Прижав руки к груди, мать, босая и в одной рубашке,
стояла у его постели, губы ее беззвучно двигались, а из глаз медленно и ровно одна за другой текли большие мутные слезы.
Ушли они. Мать
встала у окна, сложив руки
на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула
на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца.
Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
И он, хотя сидел рядом со мной и мы вместе пили пиво, закричал
на меня: «Во-первых, я вам не поручик, а господин поручик, а во-вторых… во-вторых, извольте
встать, когда вам делает замечание старший чином!» И я
встал и
стоял перед ним как оплеванный, пока не осадил его подполковник Лех.
Я эти слова слушаю, а сам смотрю, что в то самое время один татарчонок пригонил перед этого хана небольшую белую кобылку и что-то залопотал; а тот
встал, взял кнут
на длинном кнутовище и стал прямо против кобылицыной головы и кнут ей ко лбу вытянул и
стоит.
Кое-как сделав страшное усилие над собою, я
встал, но уже не был в состоянии поклониться, и выходя, провожаемый взглядами соболезнования матери и дочери, зацепил за стул, который вовсе не
стоял на моей дороге, — но зацепил потому, что все внимание мое было устремлено
на то, чтобы не зацепить за ковер, который был под ногами.