Неточные совпадения
— Красивее. Я тоже венчалась вечером, — отвечала Корсунская и вздохнула,
вспомнив о том, как мила она была в этот день, как смешно был влюблен ее
муж и как теперь всё другое.
После этого Кити с невольною улыбкой умиления
вспомнила сконфуженность своего
мужа, его неоднократные неловкие подходы к занимавшему его делу, и как он наконец, придумав одно единственное средство, не оскорбив, помочь Долли, предложил Кити отдать ей свою часть именья,
о чем она прежде не догадалась.
Манилова проговорила, несколько даже картавя, что он очень обрадовал их своим приездом и что
муж ее не проходило дня, чтобы не
вспоминал о нем.
Самгин отметил, что она говорит
о муже тоном девицы из зажиточной мещанской семьи, как будто она до замужества жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного купца в губернию и вот благодарно, с гордостью
вспоминает о своей удаче. Он внимательно вслушивался: не звучит ли в словах ее скрытая ирония?
Нехлюдов
вспомнил о всех мучительных минутах, пережитых им по отношению этого человека:
вспомнил, как один раз он думал, что
муж узнал, и готовился к дуэли с ним, в которой он намеревался выстрелить на воздух, и
о той страшной сцене с нею, когда она в отчаянии выбежала в сад к пруду с намерением утопиться, и он бегал искать ее.
Соседки расходились, и в сердце пьяницы поселялась робкая надежда. Давно, признаться, она уж начала мечтать
о Михаиле Золотухине — вот бы настоящий для Клавденьки
муж! — да посмотрит, посмотрит на дочку,
вспомнит о покойном
муже, да и задумается. Что, ежели в самом деле отец свой страшный недуг дочери передал? что, если она умрет? Куда она тогда с своей пьяной головой денется? неужто хоть одну минуту такое несчастье переживет?!
— И как он покойному
мужу был предан! — проговорила Марья Дмитриевна, — до сих пор
вспомнить о нем равнодушно не может.
«
О муже вспоминает, должно быть, — мельком отметила мать. — А — улыбается…»
— Не хочу с тобой говорить, — сказала жена и ушла в свою комнату и стала
вспоминать, как в ее семье не хотели выдавать ее замуж, считая
мужа ее гораздо ниже по положению, и как она одна настояла на этом браке;
вспомнила про своего умершего ребенка, равнодушие
мужа к этой потере и возненавидела
мужа так, что подумала
о том, как бы хорошо было, если бы он умер.
Но Пафнутьев, к общему удивлению, вероятно,
вспомнив о госпоже Хоробиткиной и ее
муже, вместо объяснения своего дела внезапно фыркает.
Во время рассказа Валахиной
о потере
мужа я еще раз
вспомнил о том, что я влюблен, и подумал еще, что, вероятно, и мать уже догадалась об этом, и на меня снова нашел припадок застенчивости, такой сильной, что я чувствовал себя не в состоянии пошевелиться ни одним членом естественно.
Она звала его к себе памятью
о теле её, он пошёл к ней утром, зная, что
муж её на базаре, дорогой подбирал в памяти ласковые, нежные слова,
вспоминал их много, но увидал её и не сказал ни одного, чувствуя, что ей это не нужно, а ему не сказать их без насилия над собою.
Слова её падали медленно, как осенние листья в тихий день, но слушать их было приятно. Односложно отвечая, он
вспоминал всё, что слышал про эту женщину: в своё время город много и злорадно говорил
о ней,
о том, как она в первый год по приезде сюда хотела всем нравиться, а
муж ревновал её, как он потом начал пить и завёл любовницу, она же со стыда спряталась и точно умерла — давно уже никто не говорил
о ней ни слова.
Почему-то, в свою очередь,
о ней думали, что она непременно и в скором времени должна выйти замуж, и это обижало ее, — никакого
мужа она не хотела. И,
вспоминая эти полушутливые разговоры свои с Мусей и то, что Муся теперь действительно обречена, она задыхалась от слез, от материнской жалости. И всякий раз, как били часы, поднимала заплаканное лицо и прислушивалась, — как там, в тех камерах, принимают этот тягучий, настойчивый зов смерти.
Олимпиада Семеновна объяснила Вельчанинову, что они едут теперь из
О., где служит ее
муж, на два месяца в их деревню, что это недалеко, от этой станции всего сорок верст, что у них там прекрасный дом и сад, что к ним приедут гости, что у них есть и соседи, и если б Алексей Иванович был так добр и захотел их посетить «в их уединении», то она бы встретила его «как ангела-хранителя», потому что она не может
вспомнить без ужасу, что бы было, если б… и так далее, и так далее, — одним словом, «как ангела-хранителя…»
Но, напившись кофе, она соображала, что Рябовский отнял у нее
мужа и что теперь она осталась без
мужа и без Рябовского; потом она
вспоминала разговоры своих знакомых
о том, что Рябовский готовит к выставке нечто поразительное, смесь пейзажа с жанром, во вкусе Поленова, отчего все, кто бывает в его мастерской, приходят в восторг; но ведь это, думала она, он создал под ее влиянием, и вообще благодаря ее влиянию он сильно изменился к лучшему.
— Но неужели?.. — с недоверием воскликнул Ипполит Сергеевич,
вспоминая её письма, в которых она много говорила
о бесхарактерности
мужа,
о его страсти к вину, лени,
о всех пороках, кроме разврата.
Елена. Постойте, постойте. Почему вы
вспомнили о моем
муже, когда я сказала про крыс?
И у Петра Дмитрича с дамами начался разговор
о преимуществах физического труда,
о культуре, потом
о вреде денег,
о собственности. Слушая
мужа, Ольга Михайловна почему-то
вспомнила о своем приданом.
Ее сильно беспокоило, что она, хозяйка, оставила гостей; и
вспоминала она, как за обедом ее
муж Петр Дмитрич и ее дядя Николай Николаич спорили
о суде присяжных,
о печати и
о женском образовании;
муж по обыкновению спорил для того, чтобы щегольнуть перед гостями своим консерватизмом, а главное — чтобы не соглашаться с дядей, которого он не любил; дядя же противоречил ему и придирался к каждому его слову для того, чтобы показать обедающим, что он, дядя, несмотря на свои 59 лет, сохранил еще в себе юношескую свежесть духа и свободу мысли.
Я знал, что я ни
о чем не смею думать и что мне нет, да и не нужно поправки; но тем не менее я
вспомнил теперь, что я здесь не крепок, что я тут чужой, что эти прекрасные, достойные девушки непременно найдут себе достойных
мужей, и наш теперешний милый кружок разлетится, и я останусь один… один…
Матрёна упорно утверждала, что на правой, её
муж говорил — на левой и уже дважды крепко ругнул её, но, вовремя
вспомнив, что, наливая водку в чашку, жена не подняла дно бутылки кверху, уступил ей. Потом решили с завтрашнего дня заняться введением у себя чистоты и снова, овеянные чем-то свежим, продолжали беседовать
о студенте.
Она не думала, не рассуждала, но,
вспоминая свою прежнюю жизнь в подвале, в тесном кругу забот
о муже и хозяйстве, невольно сравнивала прошлое с настоящим, и мрачные картины подвального существования постепенно отходили всё далее и далее от неё. Барачное начальство полюбило её за сметливость и уменье работать, все относились к ней ласково, в ней видели человека, это было ново для неё, оживляло её…
Спать еще рано. Жанна встает, накидывает на голову толстый платок, зажигает фонарь и выходит на улицу посмотреть, не тише ли стало море, не светает ли, и горит ли лампа на маяке, в не видать ли лодки
мужа. Но на море ничего не видно. Ветер рвет с нее платок и чем-то оторванным стучит в дверь соседней избушки, и Жанна
вспоминает о том, что она еще с вечера хотела зайти проведать больную соседку. «Некому и приглядеть за ней», — подумала Жанна и постучала в дверь. Прислушалась… Никто не отвечает.
Здесь жил литератор, ростовщик, революционер и полициант Тихон Ларионович Кишенский,
о котором с таким презрением
вспоминала Ванскок и которому требовался законный
муж для его фаворитки, Алины Фигуриной.
Хрущов (Войницкому). У вас нет ничего святого! Вы и эта милая барыня, что сейчас вышла,
вспомнили бы, что ее
муж был когда-то
мужем вашей родной сестры и что с вами под одной кровлей живет молодая девушка!
О вашем романе говорит уже вся губерния. Какое бесстыдство! (Уходит к больному.)
Вспомнил студент своих товарищей, которые неохотно говорят
о семьях,
вспомнил свою мать, которая почти всегда лжет, когда ей приходится говорить
о муже и детях…
Личность Зинина сделала мою летнюю экскурсию в Петербург особенно ценной. В остальном время прошло без таких ярких и занимательных эпизодов,
о которых стоило бы
вспоминать.
Муж кузины моего отца, тогда обер-прокурор одного из департаментов сената, предложил мне жить в его пустой городской квартире. Его чиновничья фигура и суховатый педантский тон порядочно коробили меня; к счастию, он только раз в неделю ночевал у себя, наезжая с дачи.
На кладбище была отслужена лития. Теща, жена и свояченица, покорные обычаю, много плакали. Когда гроб опускали в могилу, жена даже крикнула: «Пустите меня к нему!», но в могилу за
мужем не пошла, вероятно,
вспомнив о пенсии. Дождавшись, когда всё утихло, Запойкин выступил вперед, обвел всех глазами и начал...
Грудь ее волновалась, на щеках играли красные пятнышки, все движения были томны, плавны; видно было, что, танцуя, она
вспоминала свое прошлое, то давнее прошлое, когда она танцевала в институте и мечтала
о роскошной, веселой жизни и когда была уверена, что у нее будет
мужем непременно барон или князь.
Но та же женитьба оказалась далеко не очень благоприятной для дочери Меншикова, которая, видя в
муже человека честного, понимала его ограниченность и крайнюю необразованность и, несмотря на окружавшую пышность и богатство, не могла, по словам Бантыш-Каменского, гордиться счастьем, часто
вспоминала о последних словах отца, что «не один раз придется ей сожалеть
о бывшем изгнании».
Относительно ее я не имел никаких определенных намерений и ни
о чем не мечтал, но почему-то всякий раз, когда мы оставались вдвоем, я
вспоминал, что ее
муж считал меня своим другом, и мне становилось неловко.
Хоть и чужой ей был народ, среди которого она жила, она успела полюбить его. И теперь только стала раздумывать королева, как мало заботилась она
о том народе, который так доверчиво просил ее остаться царствовать в стране после смерти ее
мужа. Только теперь
вспомнила, что сама никогда не спрашивала у народа, счастлив ли он, доволен ли, и во всем верила своим сановникам. Неужели же ей последовать теперь советам этих сановников и идти с мечом на тех, которые ее хотели иметь своей королевой?
Свадьба будет пышная: такая же пышная, как была у ее матери, когда она выходила за ее отца и
о которой с восторгом рассказывала Панкратьевна,
вспоминая отчетливо каждую подробность этой церемонии, а может, будет сам царь, который и приблизит к себе ее молодого
мужа за его ум, за доблести.
Она
вспомнила усиленные просьбы сына по возможности сообщать ему подробные сведения
о княгине и
о том, получает ли она какие-либо вести от своего
мужа, то есть князя Андрея Павловича, камердинер которого теперь лежал у ее ног, и решила выпытать от последнего всю подноготную.
Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался
муж, когда выздоравливал ребенок, или когда она с графиней Марьей
вспоминала о князе Андрее (с
мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не говорила
о нем), и очень редко, когда что-нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она совершенно оставила после замужства.