Неточные совпадения
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как
всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для
ребенка? Если в ней
осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
— Слушайте ж теперь войскового приказа,
дети! — сказал кошевой, выступил вперед и надел шапку, а все запорожцы, сколько их ни было, сняли свои шапки и
остались с непокрытыми головами, утупив очи в землю, как бывало
всегда между козаками, когда собирался что говорить старший.
— Боже тебя сохрани! Бегать, пользоваться воздухом — здорово. Ты весела, как птичка, и дай Бог тебе
остаться такой
всегда, люби
детей, пой, играй…
Когда вся птица садится на гнезда, они не пропадают, а только уменьшаются в числе, так что в продолжение всего лета их изредка встречаешь, из чего должно заключить что-нибудь одно: или самцы не сидят на гнездах и не разделяют с самкою попечения о
детях, или чернышей
всегда много
остается холостых.
В этот раз, как и во многих других случаях, не поняв некоторых ответов на мои вопросы, я не оставлял их для себя темными и нерешенными, а
всегда объяснял по-своему: так обыкновенно поступают
дети. Такие объяснения надолго
остаются в их умах, и мне часто случалось потом, называя предмет настоящим его именем, заключающим в себе полный смысл, — совершенно его не понимать. Жизнь, конечно, объяснит все, и узнание ошибки бывает часто очень забавно, но зато бывает иногда очень огорчительно.
— Более всего надо беречь свое здоровье, — говорил он догматическим тоном, — и во-первых, и главное, для того чтоб
остаться в живых, а во-вторых, чтобы
всегда быть здоровым и, таким образом, достигнуть счастия в жизни. Если вы имеете, мое милое
дитя, какие-нибудь горести, то забывайте их или лучше всего старайтесь о них не думать. Если же не имеете никаких горестей, то… также о них не думайте, а старайтесь думать об удовольствиях… о чем-нибудь веселом, игривом…
Но есть в мире удивительное явление: мать с ее
ребенком еще задолго до родов соединены пуповиной. При родах эту пуповину перерезают и куда-то выбрасывают. Но духовная пуповина
всегда остается живой между матерью и сыном, соединяя их мыслями и чувствами до смерти и даже после нее.
До лета прошлого года другою гордостью квартала была Нунча, торговка овощами, — самый веселый человек в мире и первая красавица нашего угла, — над ним солнце стоит
всегда немножко дольше, чем над другими частями города. Фонтан, конечно,
остался доныне таким, как был
всегда; всё более желтея от времени, он долго будет удивлять иностранцев забавной своей красотою, — мраморные
дети не стареют и не устают в играх.
Жадов.
Дитя!
Останьтесь всегда таким
ребенком.
Старший сын ее обыкновенно
оставался дома с мужниной сестрою, десятилетней девочкой Аделиной, а младшего она
всегда брала с собой, и
ребенок или сладко спал, убаюкиваемый тихою тряскою тележки, или при всей красоте природы с аппетитом сосал материно молоко, хлопал ее полненькой ручонкой по смуглой груди и улыбался, зазирая из-под косынки на черные глаза своей кормилицы.
Гарвей протянул руки, и в то же мгновение она
осталась пуста. Полустертая акварель прыгала из рук в руки; взрослые стали
детьми; часть громко смеялась, плотоядно оскаливаясь; в лицах иных появилось натянутое выражение, словно их заставили сделать книксен. Редок презрительно сплюнул; он не переваривал нежностей; многих царапнуло полусмешное, полустыдное впечатление, потому что вокруг
всегда пахло только смолой, потом и кровью.
Конечно, крестьянская натура крепка, и если
ребенок уцелеет, то к зрелому возрасту он превращается почти
всегда в дюжего и плечистого парня с железным здоровьем или в свежую, красную девку, во сто крат здоровее иной барышни, с колыбели воспитанной в неге и роскоши; но ведь не всякому посчастливится уцелеть: сколько их и гибнет! сколько
остается на всю жизнь уродами!
— Если ты меня еще любишь и помнишь, деточка, то
останься всегда со мною, моя Наташа! Я увезу тебя в Тифлис, на мой милый Кавказ, и весь остаток моей жизни посвящу тебе, чтобы вернуть тебе все то, что ты потеряла,
дитя!
— Ты
всегда был враг своему родному
дите… Кроме зла, ты Лидочке никогда ничего не желал… Смотри, Алексей, как бы бог не наказал тебя за твою лютость! Боюсь я за тебя! Недолго-то ведь жить
осталось!
— Что ж поделаешь. Жена и то убеждала выйти в отставку, да как выйдешь? До эмеритуры
осталось всего два года. А у меня четверо
детей, да еще трое сирот-племянников. Всех нужно накормить, одеть… А хвораю-то я уж давно. Комиссия два раза выдавала удостоверения, что мне необходимо лечиться водами в Старой Руссе, там есть для офицеров казенные места. Но ведь знаете сами, нашему брату-армейцу трудно чего-нибудь добиться, протекции нет. Казенные места
всегда заняты штабными, а нам и доступу нет…