Неточные совпадения
Но
вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар,
крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о
тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
— Нет, ведь нет? На, возьми
вот этот, кипарисный. У меня другой остался, медный, Лизаветин. Мы с Лизаветой
крестами поменялись, она мне свой
крест, а я ей свой образок дала. Я теперь Лизаветин стану носить, а этот
тебе. Возьми… ведь мой! Ведь мой! — упрашивала она. — Вместе ведь страдать пойдем, вместе и
крест понесем!..
—
Вот болван!
Ты можешь представить — он меня начал пугать, точно мне пятнадцать лет! И так это глупо было, — ах, урод! Я ему говорю: «
Вот что, полковник: деньги на «Красный
Крест» я собирала, кому передавала их — не скажу и, кроме этого, мне беседовать с вами не о чем». Тогда он начал: вы человек, я — человек, он — человек; мы люди, вы люди и какую-то чепуху про
тебя…
— Любовь — любовью, а
вот тебе мой всегдашний подарок! — говорила она, крестя ее. — А
вот и еще, чтоб
ты этого моего
креста и после меня не забывала…
— Будешь задумчив, как навяжется такая супруга, как Марина Антиповна! Помнишь Антипа? ну, так его дочка! А золото-мужик, большие у меня дела делает: хлеб продает, деньги получает, — честный, распорядительный, да
вот где-нибудь да подстережет судьба! У всякого свой
крест! А
ты что это затеял, или в самом деле с ума сошел? — спросила бабушка, помолчав.
Вот Азия, мир праотца Адама,
Вот юная Колумбова земля!
И
ты свершишь плавучие наезды
В те древние и новые места,
Где в небесах другие блещут звезды,
Где свет лиет созвездие
Креста…
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а
вот это как
тебе покажется? — При сем слове он сотворил
крест, и черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост на землю, — будешь
ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
— Матушка, — сказал Рогожин, поцеловав у нее руку, —
вот мой большой друг, князь Лев Николаевич Мышкин; мы с ним
крестами поменялись; он мне за родного брата в Москве одно время был, много для меня сделал. Благослови его, матушка, как бы
ты родного сына благословила. Постой, старушка,
вот так, дай я сложу
тебе руку…
На память я
тебе оставлю
вот это (и она показала мне большую ладонку, которая висела у ней на груди вместе с
крестом).
Ну, нечего делать, видно, надо против
тебя хорошее средство изобретать: взял и на другой день на двери чистым углем большой
крест написал, и как пришла ночь, я и лег спокойно, думаю себе: уж теперь не придет, да только что с этим заснул, а он и
вот он, опять стоит и опять вздыхает!
Она часто про
тебя говорит:
Вот Михайлов! говорит она, так это душка человек — я готова расцеловать его, когда увижу — он сражается на бастионах и непременно получит Георгиевский
крест, и про него в газетах напишут и т. д. и т. д., так что я решительно начинаю ревновать к
тебе».
—
Вот на же
тебе хрест за храбрость, — сказал молодой солдат, делавший
крест, и отдавая его Мельникову.
— Да это она и есть, сокол
ты наш, она-то и есть, Рязанская-то. Мы на самом
кресте живем.
Вот прямо пойдет Муромская, а налево Владимирская, а сюда вправо на Рязань! Да не езди теперь, родимый
ты наш, не езди теперь, не такая пора; больно стали шалить на дороге.
Вот вчера целый обоз с вином ограбили. А теперь еще, говорят, татары опять проявились. Переночуй у нас, батюшка
ты наш, отец
ты наш, сокол
ты наш, сохрани бог, долго ль до беды!
—
Вот что, Вася… — заговорил он торопливо. — Помнишь, я
тебе из Белграда тогда писал? Кончено, брат… Молодость кончена. Э, плевать… Я, брат, на себя
крест поставил.
Наркис. Истинно! Нешто первый раз! Две принесет, только б ей как у мужа спроворить. Страсть как любит! Говорю
тебе, друг
ты мой единственный, ужасно как любит, и слов таких нет.
Вот недавно две тысячи своими руками принесла. Я сейчас, друг мой единственный, под подушку в ящик… ключом щелк, а ключ на
крест.
Вот и нынче, как приеду, велю тысячу принести, — и сейчас в ящик и щелк; потому я хочу, друг мой любезный, в купцы выходить. Так я себя понимаю, что мне надо. А
вот что, друг милый, мне еще бы…
— В самом деле, — сказал Зарецкой, — ступай лечиться к своей невесте. Видишь ли, мое предсказание сбылось:
ты явишься к ней с Георгиевским
крестом и с подвязанной рукою. Куда
ты счастлив, разбойник! Ну, что за прибыль, если меня ранят? К кому явлюсь я с распоранным рукавом? Перед кем стану интересничать? Перед кузинами и почтенной моей тетушкой? Большая радость!.. Но
вот, кажется, и на левом фланге угомонились. Пора: через полчаса в пяти шагах ничего не будет видно.
Солнце садится за лесом, луга закрываются на ночь фатой из тумана; зеленые сосны чернеют, а там где-нибудь замелькают
кресты, и встает за горой городочек, покрытый соломой, —
вот ты и вся здесь, родная картинка, а тепло на душе каждый раз, когда про
тебя вспомянется.
Сделав даром три добрые круга,
Я у сторожа вздумал спросить.
Имя, званье, все признаки друга
Он заставил пять раз повторить
И сказал: «Нет, такого не знаю;
А, пожалуй, примету скажу,
Как искать:
Ты ищи его с краю,
Перешедши
вот эту межу,
И смотри: где
кресты — там мещане,
Офицеры, простые дворяне;
Над чиновником больше плита,
Под плитой же бывает учитель,
А где нет ни плиты, ни
креста,
Там, должно быть, и есть сочинитель».
Красавина. Уж какие достатки у приказных! Мне перед
тобой таить нечего; живут не больно авантажно. Избушка на курьих ножках, маленько — тово… набок; рогатого скота: петух да курица; серебряной посуды:
крест да пуговица. Да
тебе что за дело до достатков? У
тебя у самой много,
тебе человека нужно. Да
вот, никак, и он пришел, кто-то в передней толчется. (Встает и заглядывает в дверь). Войди, ничего, не бойся! Войди, говорят
тебе! Чего бояться-то!
— А я знаю. У нас в Залупске тоже миллионер Голопузов живет, так у него извозчик пятиалтынный просит, а он ему гривенник дает. Да еще усовещивает:
креста, говорит, на
тебе нет! Так
вот оно, что душа-то человеческая значит!
— А кто же убьет меня, как не Россия? И против кого я выпишу казаков? Против России — во имя России? И разве могут спасти казаки, и агенты, и стражники человека, у которого смерть
вот тут, во лбу.
Ты сегодня немного выпил за ужином, Алеша, но
ты трезв, и
ты поймешь: я чувствую смерть. Еще там, в сарае, я почувствовал ее, но не знал, что это такое. Это вздор, что я
тебе говорил о
крестах и о русских, и не в этом дело.
Ты видишь платок?
— То-то же, — сказал игумен. — А чем наши иконы позолочены? Все своим ветлужским золотом. Погоди,
вот завтра покажу
тебе ризницу, увидишь и
кресты золотые, и чаши, и оклады на евангелиях, все нашего ветлужского золота. Знамо дело, такую вещь надо в тайне держать; сказываем, что все это приношение благодетелей… А какие тут благодетели? Свое золото, доморощенное.
— Да!
вот всегда такова-то правда людская на свете! — печально и горько вздыхал он. —
Ты душу за них отдать готов,
ты на
крест, на плаху идешь, а они над
тобой издеваются, они в
тебя каменьями и грязью швыряют… Люди, люди!.. братьями вы называетесь!.. Что ж, рвите меня по-братски! бейте меня, плюйте, терзайте!..
—
Ты бы хошь
крест поставил,
вот что, — отозвался старый ямщик, — а то впрямь дурно. Сапоги-то носишь.
—
Ты же, Матрена, тово… — бормочет он. — Ежели Павел Иваныч спросит, бил я
тебя или нет, говори: никак нет! А я
тебя не буду больше бить.
Вот те
крест. Да нешто я бил
тебя по злобе? Бил так, зря. Я
тебя жалею. Другому бы и горя мало, а я
вот везу… стараюсь. А метет-то, метет! Господи, твоя воля! Привел бы только бог с дороги не сбиться… Что, болит бок? Матрена, что ж
ты молчишь? Я
тебя спрашиваю: болит бок?
— А
вот же
тебе крест святой, сряду и залил.
— Скажи, пожалуйста, скажи; не бойся,
вот тебе матерь божия порукою, твои слова умрут со мною. — И девушка дрожащею рукой творила широкий
крест.