Неточные совпадения
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой
воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой
у двора Петра Великого…
Мадам Шталь узнала впоследствии, что Варенька была не ее дочь, но продолжала ее
воспитывать, тем более что очень скоро после этого родных
у Вареньки никого не осталось.
Княжна Варвара ласково и несколько покровительственно приняла Долли и тотчас же начала объяснять ей, что она поселилась
у Анны потому, что всегда любила ее больше, чем ее сестра, Катерина Павловна, та самая, которая
воспитывала Анну, и что теперь, когда все бросили Анну, она считала своим долгом помочь ей в этом переходном, самом тяжелом периоде.
Вспомнилось, как однажды
у Прейса Тагильский холодно и жестко говорил о государстве как органе угнетения личности, а когда Прейс докторально сказал ему: «Вы шаржируете» — он ответил небрежно: «Это история шаржирует». Стратонов сказал: «Ирония ваша — ирония нигилиста». Так же небрежно Тагильский ответил и ему: «Ошибаетесь, я не иронизирую. Однако нахожу, что человек со вкусом к жизни не может прожевать действительность, не сдобрив ее солью и перцем иронии. Учит — скепсис, а оптимизм
воспитывает дураков».
Женщину
воспитали столь искусно, что она подает вам себя даже как бы музыкально, а овощи
у них лучшие в мире, это всеми признано.
— И не
воспитывайте меня анархистом, — анархизм воспитывается именно бессилием власти, да-с! Только гимназисты верят, что
воспитывают — идеи. Чепуха! Церковь две тысячи лет внушает: «возлюбите друг друга», «да единомыслием исповемы» — как там она поет? Черта два — единомыслие, когда
у меня дом — в один этаж, а
у соседа — в три! — неожиданно закончил он.
— Хорошая
у тебя память… Гм… Ну вот, они — приятели ей. Деньжонками она снабжает их, а они ее
воспитывают. Анархисты оба.
Теперь я
воспитываю пару бульдогов: еще недели не прошло, как они
у меня, а уж на огородах
у нас ни одной кошки не осталось…
— Ну, да — умнее всех в городе. И бабушка
у него глупа:
воспитывать меня хочет! Нет, ты старайся поумнеть мимо его, живи своим умом.
Пришлось обращаться за помощью к соседям. Больше других выказали вдове участие старики Бурмакины, которые однажды, под видом гощения, выпросили
у нее младшую дочь Людмилу, да так и оставили ее
у себя
воспитывать вместе с своими дочерьми. Дочери между тем росли и из хорошеньких девочек сделались красавицами невестами. В особенности, как я уж сказал, красива была Людмила, которую весь полк называл не иначе, как Милочкой. Надо было думать об женихах, и тут началась для вдовы целая жизнь тревожных испытаний.
Я ее в страхе
воспитывал да в добродетели, и она
у меня как голубка была чистая.
И никакого греха
у птицы нет: корм она
у других не отнимает, деточек
воспитывает, а самая чистая птица все парами — лебедь с лебедушкой, журавль с журавлихой, голубь с голубкой, скворчик с скворчихой.
— Да, нахожу. Нахожу, что все эти нападки неуместны, непрактичны, просто сказать, глупы. Семью нужно переделать, так и училища переделаются. А то, что институты!
У нас что ни семья, то ад, дрянь, болото. В институтах
воспитывают плохо, а в семьях еще несравненно хуже. Так что ж тут институты? Институты необходимое зло прошлого века и больше ничего. Иди-ка, дружочек, умойся: самовар несут.
—
У всех людей натуры больше или меньше одинаковы.
Воспитывайте их одинаково, и будет солидарность в стремлениях.
— Им поросенок невыгоден. Я не один раз
у Филиппа спрашивал:"Отчего
у вас, Филипп, поросенка не подают?"–"А оттого, говорит, что для нас поросенок невыгоден; мы его затем
воспитываем, чтоб из него свинья или боров вышел — тогда и бьем!"
Ты — сын достойнейшей родительницы, которая вскормила и
воспитала тебя, отнюдь не думая, что
у почтеннейшей груди ее вскармливается и воспитывается младенец, которому суждено сделаться ближайшим советником отца лжи!
— Пожалуй, поколотит его Николай! — с опасением продолжал хохол. — Вот видите, какие чувства
воспитали господа командиры нашей жизни
у нижних чинов? Когда такие люди, как Николай, почувствуют свою обиду и вырвутся из терпенья — что это будет? Небо кровью забрызгают, и земля в ней, как мыло, вспенится…
— Нет, ты мне про женщин, пожалуйста, — отвечает, — не говори: из-за них-то тут все истории и поднимаются, да и брать их неоткуда, а ты если мое дитя нянчить не согласишься, так я сейчас казаков позову и велю тебя связать да в полицию, а оттуда по пересылке отправят. Выбирай теперь, что тебе лучше: опять
у своего графа в саду на дорожке камни щелкать или мое дитя
воспитывать?
— А я, — говорит, — на этот счет тебе в помощь
у жида козу куплю: ты ее дои и тем молочком мою дочку
воспитывай.
— Вероятно, проигрывается, и сильно даже! — продолжала Муза Николаевна. — По крайней мере, когда последний ребенок мой помер, я сижу и плачу, а Аркадий в утешение мне говорит: «Не плачь, Муза, это хорошо, что
у нас дети не живут, а то, пожалуй, будет не на что ни вырастить, ни
воспитать их».
1850 год. Надо бросить. Нет, братик, не бросишь. Так привык курить, что не могу оставить. Решил слабость сию не искоренять, а за нее взять к себе какого-нибудь бездомного сиротку и
воспитать. На попадью, Наталью Николаевну, плоха надежда: даст намек, что будто есть
у нее что-то, но выйдет сие всякий раз подобно первому апреля.
— Я так вам благодарна, — наконец расслышал он, — это так благородно с вашей стороны, так благородно, такое участие. Все люди такие равнодушные, а вы вошли в положение бедной матери. Так трудно
воспитывать детей, так трудно, вы не можете себе представить.
У меня двое, и то голова кругом идет. Мой муж — тиран, он — ужасный, ужасный человек, не правда ли? Вы сами видели.
—
У кого же мне спрашиваться? Тете — все равно, а ведь его я должна
воспитывать, так как же я выйду за вас замуж? Вы, может быть, станете с ним жестоко обращаться. Не правда ли, Мишка, ведь ты боишься его жестокостей?
— Я все знаю, Алексис, и прощаю тебя. Я знаю,
у тебя есть дочь, дочь преступной любви… я понимаю неопытность, пылкость юности (Любоньке было три года!..). Алексис, она твоя, я ее видела:
у ней твой нос, твой затылок… О, я ее люблю! Пусть она будет моей дочерью, позволь мне взять ее,
воспитать… и дай мне слово, что не будешь мстить, преследовать тех, от кого я узнала. Друг мой, я обожаю твою дочь; позволь же, не отринь моей просьбы! — И слезы текли обильным ручьем по тармаламе халата.
Я и сам когда-то было прослыл за умного человека, да увидал, что это глупо, что с умом на Руси с голоду издохнешь, и ради детей в дураки пошел, ну и зато
воспитал их не так, как
у умников
воспитывают: мои себя честным трудом пропитают, и ребят в ретортах приготовлять не станут, и польского козла не испужаются.
У меня мама умница, она научила меня думать просто, ясно… Он славный парень, мама, — но отталкивай его! В твоих руках он будет еще лучше. Ты уже создала одного хорошего человека — ведь я недурной человечишка, мама? И вот ты теперь
воспитаешь другого…
У нас очень дурно
воспитывают девушек.
Словцо это не осталось без ответа: Сперанский в своем ответе благодарил всех, кто его добром помнит, и, распространясь слегка о воспитании, жалел, что
у нас в России хорошо
воспитать юношу большая трудность.
Возьмут
у кого-нибудь девочку,
воспитают ее; а как минет лет семнадцать или восемнадцать, так без всякого разговора и отдают замуж, за приказного или за мещанина в город, как им вздумается, а иногда и за благородного.
Лидия. Скажите! Стыдно? Я теперь решилась называть стыдом только бедность, все остальное для меня не стыдно. Маman, мы с вами женщины,
у нас нет средств жить даже порядочно; а вы желаете жить роскошно, как же вы можете требовать от меня стыда! Нет, уж вам поневоле придется смотреть кой на что сквозь пальцы. Такова участь всех матерей, которые
воспитывают детей в роскоши и оставляют их без денег.
Рашель. Куда? Я не знаю, где буду жить. Если удастся вернуться в Швейцарию — проживу там несколько недель… Мне нужно жить в России.
У меня нет возможности
воспитывать Колю. А там, в Лозанне,
у сестры — хорошо было бы…
— Конечно, — говорю я, — вы не станете ученее оттого, что будете
у меня экзаменоваться еще пятнадцать раз, но это
воспитает в вас характер. И на том спасибо.
У вас была худая мать, Истомин, худая мать; она дурно вас
воспитала, дурно, дурно
воспитала! — докончила Ида, и, чего бы, кажется, никак нельзя было от нее ожидать, она с этим словом вдруг сердито стукнула концом своего белого пальца в красивый лоб Романа Прокофьича.
Она наряжалась бы, устраивала
у себя журфиксы,
воспитывала бы детей («сын в гимназии, дочь в институте»), занималась бы слегка благотворительностью и, пройдя назначенный ей Господом путь, дала бы своему супругу случай уведомить на другой день в «Новом времени» о своем «душевном прискорбии».
Нет, лучше бежать. Но вопрос: куда бежать? Желал бы я быть «птичкой вольной», как говорит Катерина в «Грозе»
у Островского, да ведь Грацианов, того гляди, и канарейку слопает! А кроме как «птички вольной»,
у меня и воображения не хватает, кем бы другим быть пожелать. Ежели конем степным, так Грацианов заарканит и начнет под верх муштровать. Ежели буй-туром, так Грацианов будет для бифштексов
воспитывать. Но, что всего замечательнее, животным еще все-таки вообразить себя можно, но человеком — никогда!
Ольга Сергеевна раза два в год писала к нему коротенькие, но чрезвычайно милые письма, в которых умоляла его
воспитывать в себе семена религии и нравственности, запас которых всегда хранился в готовности
у ma tante.
Если бы
у меня был сын, я бы теперь уже не знал, как его
воспитывать.
От грома первая перекрестилась Софья, оставшаяся до самого появления Чацкого, когда Молчалин уже ползал
у ног ее, все той же бессознательной Софьей Павловной, с той же ложью, в какой ее
воспитал отец, в какой он прожил сам, весь его дом и весь круг. Еще не опомнившись от стыда и ужаса, когда маска упала с Молчалина, она прежде всего радуется, что «ночью все узнала, что нет укоряющих свидетелей в глазах!»
— Вы сегодня удивлялись, что
у нас так много ваших фотографий. Ведь вы знаете, мой отец обожает вас. Иногда мне кажется, что вас он любит больше, чем меня. Он гордится вами. Вы ученый, необыкновенный человек, вы сделали себе блестящую карьеру, и он уверен, что вы вышли такой оттого, что он
воспитал вас. Я не мешаю ему так думать. Пусть.
Он, изволите видеть, какой-то природный маркиз, но имеет особую страсть
воспитывать юношество, и, потому, сложив свою знатность, договорился
у моей невестки, когда она была на чужестранных водах, образовать сына ее…
Всё
у ней делалось по системе, и дочь свою она
воспитала по системе, но не стесняла ее свободы.
— Кушаете? Ну и прекрасно, — сказал он. — А я вот притащил бутылочку старого венгерского. Еще мой покойный фатер
воспитывал его лет двадцать в своем собственном имении…
У нас под Гайсином собственное имение было… Вы не думайте, пожалуйста: мы, Бергеры, прямые потомки тевтонских рыцарей. Собственно,
у меня есть даже права на баронский титул, но… к чему?.. Дворянские гербы любят позолоту, а на нашем она давно стерлась. Милости прошу, господа защитники престола и отечества!
«Маменька! — стала звать, — маменька! если б ты меня теперь, душечка, видела? Если б ты, чистенький ангел мой, на меня теперь посмотрела из своей могилки? Как она нас, Домна Платоновна,
воспитывала! Как мы жили хорошо; ходили всегда чистенькие; все
у нас в доме было такое хорошенькое; цветочки мама любила; бывало, — говорит, — возьмет за руки и пойдем двое далеко… в луга пойдем…»
«Ну, да что же делать, — думал он, —
у меня нрав такой, пора в самом деле привыкнуть, сердит меня, как нарочно, et ensuite elle devient impertinente, я не могу своего сына
воспитывать по моим идеям».
Притом
у Льва Степановича был неотъемлемый талант
воспитывать дворню, — талант совершенно утраченный в наше время; он вселял с юных лет такой страх, что даже его фаворит и долею лазутчик, камердинер Тит Трофимов, гроза всей дворни, не всегда обращавший внимание на приказы барыни, сознавался в минуты откровенности и сердечных излияний, что ни разу не входил в спальню барина без особого чувства страха, особенно утром, не зная, в каком расположении Лев Степанович.
Николай Иванович. Я и жил так, так, то есть не думая о том, зачем я живу, но пришло время, и я ужаснулся. Ну, хорошо, живем мы чужими трудами, заставляя других на себя работать, рожая детей и
воспитывая их для того же. Ну, придет старость, смерть, и я спрошу себя: зачем я жил? Чтоб расплодить таких же паразитов, как я? Да и главное, не весела эта жизнь. Ведь это еще сносно, пока, как
у Вани, из тебя брызжет энергия жизни.
Герасим. Должны поступать так, как надлежит сыну церкви.
У вас семья, дети, должны соблюдать и
воспитать их прилично их сану.
«Видели, говорит, жиристов-то!» Настасья Петровна «жиристами» прозывала дворян с тех пор, как одна московская барыня, вернувшись в свое разоренное имение, хотела «
воспитать дикий самородок» и говорила: «как же вы не понимаете, ma belle Anastasie, что везде есть свои жирондисты!» Впрочем, руку
у Настасьи Петровны все целовали, и она к этому привыкла.
Русаков. Ты останься. Ну, сестрица, голубушка, отблагодарила ты меня за мою хлеб-соль! Спасибо! Лучше б ты
у меня с плеч голову сняла, нечем ты это сделала. Твое дело, порадуйся! Я ее в страхе
воспитывал да в добродетели, она
у меня как голубка была чистая. Ты приехала с заразой-то своей. Только
у тебя и разговору-то было что глупости… все речи-то твои были такие вздорные. Ведь тебя нельзя пустить в хорошую семью: ты яд и соблазн! Вон из моего дома, вон! Чтобы нога твоя не была здесь!
— Князь, — сказала я, — вы меня можете отослать в деревню, на поселение, но есть такие права и
у самого слабого животного, которых
у него отнять нельзя, пока оно живо, по крайней мере. Идите к другим, осчастливьте их, если вы успели
воспитать их в таких понятиях.