Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за
ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья; под забором сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
Неточные совпадения
Солдатик у
ворот лежал вверх спиной, свернув голову набок, в лужу крови, — от нее поднимался легкий
парок. Прихрамывая, нагибаясь, потирая колено, из-за баррикады вышел Яков и резко закричал...
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый
парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой рубашке с расстегнутым
воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами, сидел на песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Мы прошли
ворота: перед нами тянулась бесконечная широкая улица, или та же дорога, только не мощенная крупными кораллами, а убитая мелкими каменьями, как шоссе, с сплошными, по обеим сторонам, садами или
парками, с великолепной растительностью.
У Ильинских
ворот он указал на широкую площадь. На ней стояли десятки линеек с облезлыми крупными лошадьми. Оборванные кучера и хозяева линеек суетились. Кто торговался с нанимателями, кто усаживал пассажиров: в Останкино, за Крестовскую заставу, в Петровский
парк, куда линейки совершали правильные рейсы. Одну линейку занимал синодальный хор, певчие переругивались басами и дискантами на всю площадь.
При М. М. Хераскове была только одна часть, средняя, дворца, где колонны и боковые крылья, а может быть, фронтон с колоннами и
ворота со львами были сооружены после 1812 года Разумовским, которому Херасковы продали имение после смерти поэта в 1807 году. Во время пожара 1812 года он уцелел, вероятно, только благодаря густому
парку. Если сейчас войти на чердак пристроек, то на стенах главного корпуса видны уцелевшие лепные украшения бывших наружных боковых стен.
Умер старик, прогнали Коську из ночлежки, прижился он к подзаборной вольнице, которая шайками ходила по рынкам и ночевала в помойках, в пустых подвалах под Красными
воротами, в башнях на Старой площади, а летом в
парке и Сокольниках, когда тепло, когда «каждый кустик ночевать пустит».
Чтобы кататься по Москве к Печкину, в театр, в клубы, Вихров нанял помесячно от Тверских
ворот лихача, извозчика Якова, ездившего на чистокровных рысаках; наконец, Павлу захотелось съездить куда-нибудь и в семейный дом; но к кому же? Эйсмонды были единственные в этом роде его знакомые. Мари тоже очень разбогатела: к ней перешло все состояние Еспера Иваныча и почти все имение княгини. Муж ее был уже генерал, и они в настоящее время жили в
Парке, на красивой даче.
Такого отделяли от прочих собратий, и он жил на воле, то есть ему дозволялось ходить по двору и по
парку, но главным образом он должен был содержать караульный пост у столба перед
воротами.
Повернув в одну из аллей, прорезывающих
парк по всем направлениям, коляска остановилась у красивых
ворот одной из лучших гостиниц «Hotel des Indes» [«Индийская гостиница» (франц.)].
Я взглянул вперед и удивился: обогнув
парк и взъехав на террасу, мы вдруг очутились у двух каменных столбов, заменявших
ворота, и затем нам открывался двор не двор — скорее целая плошадь, размеры которой в моих глазах показались чудовищными, вероятно от странного фокусного освещения.
И пошли мы всей «бандой» к Бранденбургским
воротам, а оттуда в
парк. Разговор сейчас же зашел именно о Тиргартене. Гончаров восхищался этим удобством: иметь под боком, в центре города, такую обширную и прекрасную прогулку. Дорогой было удобно оглядеть его.
Цветник-парк был окружен изящной железною решеткой с такими же
воротами, от которых густая липовая аллея вела к парадному подъезду.
Замелькали опять перед ними огни фонарей, и пронеслись мимо дома Тверской-Ямской, и отступили от них, как будто в страхе, мифологические гиганты, безмолвные стражи новых триумфальных
ворот. Вот они миновали Петровский
парк, Разумовское. Снежное поле, и над ними по голубому небесному раздолью плывет полный, назревший месяц. Широко, привольно, словно они одни в мире, дышится так легко.