Неточные совпадения
Гласит
Та грамота: «Татарину
Оболту Оболдуеву
Дано суконце доброе,
Ценою в два рубля:
Волками и лисицами
Он тешил государыню,
В день царских именин
Спускал медведя дикого
С своим, и Оболдуева
Медведь тот ободрал…»
Ну,
поняли, любезные?»
— Как не
понять!
— Охота — звериное действие, уничтожающее. Лиса — тетеревей и всякую птицу истребляет,
волк — барашков, телят, и приносят нам убыток. Ну, тогда человек, ревнуя о себе, обязан
волков истреблять, — так я
понимаю…
По одному виду можно было
понять, что каждому из них ничего не стоит остановить коня на полном карьере, прямо с седла ринуться на матерого
волка, задержанного на лету доспевшей собакой, налечь на него всем телом и железными руками схватить за уши, придавить к земле и держать, пока не сострунят.
Мастерица Таисья инстинктивно оглянулась назад, увидела стоявших рядом смиренного Кирилла и старика Гермогена и сразу все
поняла: проклятые поморские
волки заели лучшую овцу в беспоповщинском стаде…
Волков стоял за дверью, тоже почти плакал и не смел войти, чтоб не раздражить больного; отец очень грустно смотрел на меня, а мать — довольно было взглянуть на ее лицо, чтоб
понять, какую ночь она провела!
Ни одного жилья мы не встретили, и как нас не съели
волки — этого я
понять не могу.
— Да что! Пикнуть не успел… Кинулись собачары, вытащили… весь обварился… Пошел по собачарам шум, пошла по дворне булга. А один собачар тому Алексею брат был… Кинулся в хоромы, схватил ружье… Барин к дворне, а уж дворня,
понимаешь,
волками смотрит. Вскипело холопье сердце…
— Постойте, — сказал Передонов, — это надо хорошенько
понять. Тут аллегория скрывается
Волки попарно ходят:
волк с волчихою голодной.
Волк — сытый, а она — голодная Жена всегда после мужа должна есть. Жена во всем должна подчиняться мужу.
Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое. Вы знаете пословицу: с
волками жить — по-волчьи выть? Это, скажу вам, недурная пословица. Особенно для того, кто выпил до дна горькую чашу одиночества… Вы, должно быть, еще не вполне насладились им… и вам трудно
понять человека, который… Впрочем, не смею задерживать вас…
— Молчал бы! — крикнул Ананий, сурово сверкая глазами. — Тогда силы у человека больше было… по силе и грехи! Тогда люди — как дубы были… И суд им от господа будет по силам их… Тела их будут взвешены, и измерят ангелы кровь их… и увидят ангелы божии, что не превысит грех тяжестью своей веса крови и тела…
понимаешь?
Волка не осудит господь, если
волк овцу пожрет… но если крыса мерзкая повинна в овце — крысу осудит он!
Мамаев. Она женщина темперамента сангвинического, голова у ней горячая, очень легко может увлечься каким-нибудь франтом, черт его знает, что за механик попадется, может быть, совсем каторжный. В этих прихвостнях Бога нет. Вот оно куда пошло! А тут,
понимаешь ты, не угодно ли вам, мол, свой, испытанный человек. И
волки сыты, и овцы целы. Ха, ха, ха!
Понял?
Убить
волка, поехав стрелять вальдшнепов и тетеревов, возвращаясь домой, у самой околицы, без всяких трудов, утиной дробью, из ружья, которое перед тем осеклось два раза сряду… только охотники могут
понять все эти обстоятельства и оценить мою тогдашнюю радость!
Желудок его оказался туго набит свежим свиным мясом вместе со щетиной. По справке открылось, что в это самое утро эти самые
волки зарезали молодую свинью, отбившуюся от стада. И теперь не могу я
понять, как сытые
волки в такое раннее время осени, середи дня, у самой деревни могли с такою наглостью броситься за собаками и набежать так близко на людей. Все охотники утверждали, что это были озорники, которые озоруют с жиру. В летописях охоты, конечно, назвать этот случай одним из самых счастливейших.
Надо было опомниться, что я всего в двух шагах от Парижа, которого грохот слышен и которого огни отражаются заревом, чтобы
понять, как трудно было появиться здесь
волку.
— Именно вот так мы и думаем, так и веруем: все люди должны быть товарищами, и надо им взять все земные дела в свои руки. Того ради и прежде всего должны мы самих себя поставить в тесный строй и порядок, — ты, дядя Михайло, воин, тебе это надо
понять прежде других. Дело делают не шумом, а умом,
волка словом не убьёшь, из гнилого леса — ненадолго изба.
Я
понял, наконец, что
волка нет и что мне крик «
Волк бежит», померещился. Крик был, впрочем, такой ясный и отчетливый, но такие крики (не об одних
волках) мне уже раз или два и прежде мерещились, и я знал про то. (Потом, с детством, эти галлюцинации прошли.)
Лисица или
волк никак не смогли бы
понять этого, — не смогли бы потому, что в них нет жизненной потребности лаять во время охоты. И они, как заяц, могли бы спросить: «зачем это?» Но для гончей собаки вопрос бессмыслен.
— Да, подобные вам добрые люди перевоспитали, полно и мне быть дурой, и я
поняла, что, с
волками живучи, надо и выть по-волчьи.
А
волки, их и нужно
понимать, как
волков.
Нилов так растерялся, что не
понял, кто первый начал борьбу: он или
волк?
Он только
понял, что настал какой-то особенно страшный, критический момент, когда понадобилось сосредоточить всю силу в правой руке и схватить
волка за шею около затылка.
Увидав
Волка и привязанного к дереву Кирилла, Владислав
понял все, что его ожидало.
Они лежали, стояли, не видя
волка и ничего не
понимая.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, чтó выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и
волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут
понять…» и всё с таким выражением, которое говорило: «Мы: вы да я, мы
понимаем, чтó они и кто мы».
Надо ли вам распространяться о том, как ужасно было мое положение, или, может быть, вы лучше
поймете весь этот ужас из того, что я не думал ни о чем, кроме того, что я голоден, что мне хочется не есть, в человеческом смысле желания пищи, а жрать, как голодному
волку.