Неточные совпадения
Я не обратил особенного внимания на нее; она была дика, проворна и молчалива, как зверек, и как только я
входил в любимую комнату моего отца, огромную и мрачную комнату, где скончалась моя мать и где даже днем зажигались свечки, она тотчас пряталась за вольтеровское кресло его или за
шкаф с книгами.
Вошел. Широкая, несмятая кровать. Зеркало. Еще зеркало
в двери
шкафа, и
в замочной скважине там — ключ со старинным кольцом. И никого.
Дальше —
в комнате R. Как будто — все точно такое, что и у меня: Скрижаль, стекло кресел, стола,
шкафа, кровати. Но чуть только
вошел — двинул одно кресло, другое — плоскости сместились, все вышло из установленного габарита, стало неэвклидным. R — все тот же, все тот же. По Тэйлору и математике — он всегда шел
в хвосте.
Тогда на их шум, и особливо на крик лекаря,
вошли мы, и я с прочими, и застали, что лекарь сидит на верху
шкафа и отчаянно болтает ногами, производя стук, а Ахилла
в спокойнейшем виде сидит посреди комнаты
в кресле и говорит: „Не снимайте его, пожалуйста, это я его яко на водах повесих за его сопротивление“.
Тогда я, решившись, толкнул дверь, которая, отойдя, ударилась
в большой
шкаф, и
вошел, крайне пораженный тем, что Гез лежит на полу.
— Она отказалась
войти, и я слышал, как Гез говорил
в коридоре, получая такие же тихие ответы. Не знаю, сколько прошло времени. Я был разозлен тем, что напрасно засел
в шкаф, но выйти не мог, пока не будет никого
в коридоре и комнате. Даже если бы Гез запер помещение на ключ, наружная лестница, которая находится под самым окном, оставалась
в моем распоряжении. Это меня несколько успокоило.
Он вернулся к себе
в комнату и тотчас открыл
шкаф, где был револьвер. Но не успел он открыть его, как
вошла жена.
Он с намерением поместил Анну Павловну рядом с библиотекою,
в которую никто почти никогда не
входил и
в которой над одним из
шкафов было сделано круглое окно, весьма удобное для наблюдения, что делалось и говорилось
в комнате больной.
Граф и племянник
вошли в библиотеку. Начинало уже смеркаться. Невольно пробежала холодная дрожь по всем членам Ивана Александрыча, когда они очутились
в огромной и пустой библиотеке,
в которой чутко отдались их шаги; но надобно было еще влезть на
шкаф. Здесь оказалось немаловажное препятствие: малорослый Иван Александрыч никак не мог исполнить этого без помощи другого.
— У-у, проклятая собака, — проворчал он и
вошел в парадный кабинет.
В тусклом стекле
шкафа навстречу ему пришел мутный кавалергард с блестящей головой. Приблизившись к стеклу, Тугай всмотрелся
в него, побледнел, болезненно усмехнулся.
Входя в среднюю дверь или дверь № 8-й, вы попадали
в довольно большой зал, обставленный прилавками и
шкафами.
Дмитрий Павлович вписал
в расход, просмотрел и проверил книги, оказавшиеся
в порядке, наличность сумм,
в присутствии состоявшего при нем артельщика, запер
шкафы, взял ключ и собрался уже идти
в кабинет «самого», как
вошел служитель с приглашением от Корнилия Потаповича.
Кабинет представлял большую комнату с двумя окнами, выходившими на площадь, отступая на некоторое расстояние от которых стоял громадный письменный стол, а перед ним высокое кресло; у стены, противоположной двери,
в которую
вошли посетители, стоял широкий диван, крытый коричневым тисненым сафьяном, также же стулья и кресла, стоявшие по стенам, и резной высокий книжный
шкаф дополняли убранство. Пол был сплошь покрыт мягким персидским ковром, заглушающим шаги.
Выкатились
в коридор, там слышны стали визги и блаженный смех Зины. Шурка воротился задыхающийся, сел опять за переписку.
Вошла назад Зина, открытые до локтя руки были выше запястий натертые, красные. Шурка пошел к желтому
шкафу взять бумаги. Зина поспешно села на его стул. Он подошел сзади, взял за талию и ссадил. Зина воскликнула...