Неточные совпадения
Вошел приказчик и сказал, что всё, слава Богу, благополучно, но сообщил, что греча
в новой сушилке подгорела.
Туман, застилавший всё
в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с
новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним
в его доме. Она
вошла к нему
в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
Он посмеивался над тем, как она расставляла мебель, привезенную из Москвы, как убирала по-новому свою и его комнату, как вешала гардины, как распределяла будущее помещение для гостей, для Долли, как устраивала помещение своей
новой девушке, как заказывала обед старику повару, как
входила в препиранья с Агафьей Михайловной, отстраняя ее от провизии.
Когда Левин
вошел наверх, жена его сидела у
нового серебряного самовара за
новым чайным прибором и, посадив у маленького столика старую Агафью Михайловну с налитою ей чашкой чая, читала письмо Долли, с которою они были
в постоянной и частой переписке.
«Это
новое чувство не изменило меня, не осчастливило, не просветило вдруг, как я мечтал, — так же как и чувство к сыну. Никакого сюрприза тоже не было. А вера — не вера — я не знаю, что это такое, — но чувство это так же незаметно
вошло страданиями и твердо засело
в душе.
В то самое время, когда Чичиков
в персидском
новом халате из золотистой термаламы, развалясь на диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения и немецкого выговора, и перед ними уже лежали купленная штука первейшего голландского полотна на рубашки и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность и белизну щекам изумительную), —
в то время, когда он, как знаток, покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты, раздался гром подъехавшей кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных окон и стен, и
вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
Неизъяснимое,
новое чувство
вошло к нему
в душу.
В это самое время
вошел портной и принес
новые полуфрачки.
Самоуправно
входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку
новых пошлин с дыма.
— Э-эх! — вскричал было Разумихин, но
в эту минуту отворилась дверь, и
вошло одно
новое, не знакомое ни одному из присутствующих, лицо.
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на
новую квартиру,
в новый дом,
в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно.
Войдя под ворота, он увидел направо лестницу, по которой сходил мужик с книжкой
в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад. Спрашивать ни у кого ни об чем не хотел.
Сижу сегодня после дряннейшего обеда из кухмистерской, с тяжелым желудком — сижу, курю — вдруг опять Марфа Петровна,
входит вся разодетая,
в новом шелковом зеленом платье с длиннейшим хвостом: «Здравствуйте, Аркадий Иванович!
Я эту басенку вам былью поясню.
Матрёне, дочери купецкой, мысль припала,
Чтоб
в знатную
войти родню.
Приданого за ней полмиллиона.
Вот выдали Матрёну за Барона.
Что ж вышло?
Новая родня ей колет глаз
Попрёком, что она мещанкой родилась,
А старая за то, что к знатным приплелась:
И сделалась моя Матрёна
Ни Пава, ни Ворона.
Мы
вошли в их бедную избу, пили чай и слушали рассказы о трудностях и недостатках, с какими, впрочем, неизбежно сопряжено первоначальное водворение
в новом краю.
Но португальский король Иоанн II, радуясь открытию
нового, ближайшего пути
в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. После того посещали мыс,
в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью
войти в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев.
Вечер так и прошел; мы были вместо десяти уже
в шестнадцати милях от берега. «Ну, завтра чем свет
войдем», — говорили мы, ложась спать. «Что
нового?» — спросил я опять, проснувшись утром, Фаддеева. «Васька жаворонка съел», — сказал он. «Что ты, где ж он взял?» — «Поймал на сетках». — «Ну что ж не отняли?» — «Ушел
в ростры, не могли отыскать». — «Жаль! Ну а еще что?» — «Еще — ничего». — «Как ничего: а на якорь становиться?» — «Куда те становиться: ишь какая погода! со шканцев на бак не видать».
Сегодня, возвращаясь с прогулки, мы встретили молодую крестьянскую девушку, очень недурную собой, но с болезненной бледностью на лице. Она шла
в пустую, вновь строящуюся избу. «Здравствуй! ты нездорова?» — спросили мы. «Была нездорова: голова с месяц болела, теперь здорова», — бойко отвечала она. «Какая же ты красавица!» — сказал кто-то из нас. «Ишь что выдумали! — отвечала она, — вот войдите-ка лучше посмотреть, хорошо ли мы строим
новую избу?»
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось по мере того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов по нашему пути.
В гостиной, куда
входишь прямо с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека: прекрасная
новая мебель, крашеные полы, круглый стол, на нем два большие бронзовые канделябра и ваза с букетом цветов.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда
входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся
в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились —
в саду не
в саду и не
в лесу, а
в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все
новое, у нас невиданное.
Войдя в его маленькие две комнатки, Наталья Ивановна внимательно осмотрела их. На всем она увидала знакомую ей чистоту и аккуратность и поразившую ее совершенно
новую для него скромность обстановки. На письменном столе она увидала знакомое ей пресс-папье с бронзовой собачкой; тоже знакомо аккуратно разложенные портфели и бумаги, и письменные принадлежности, и томы уложения о наказаниях, и английскую книгу Генри Джорджа и французскую — Тарда с вложенным
в нее знакомым ей кривым большим ножом слоновой кости.
Василий Назарыч, отстаивая образование детей, незаметно сам втянулся
в новую среду,
вошел в сношения с
новыми людьми, и на его половине окончательно поселился дух новшеств.
Веревкин никак не мог догадаться, куда они приехали, но с удовольствием пошел
в теплую избу, заранее предвкушая удовольствие выспаться на полатях до седьмого пота. С морозу лихо спится здоровому человеку, особенно когда он отломает верст полтораста. Пока вытаскивались из экипажа чемоданы и наставлялся самовар для гостей, Веревкин, оглядывая
новую избу, суетившуюся у печки хозяйку, напрасно старался решить вопрос, где они. Только когда
в избу
вошел Нагибин, Веревкин догадался, что они
в Гарчиках.
В семь часов вечера Иван Федорович
вошел в вагон и полетел
в Москву. «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни вести, ни отзыва;
в новый мир,
в новые места, и без оглядки!» Но вместо восторга на душу его сошел вдруг такой мрак, а
в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал прежде во всю свою жизнь. Он продумал всю ночь; вагон летел, и только на рассвете, уже въезжая
в Москву, он вдруг как бы очнулся.
— Три года тому назад, однажды,
в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал
новую книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий
в черкесской шапке,
в военной шинели, окутанный шалью,
вошел в комнату, требуя лошадей.
Мы видели
в его произведениях, как светская мысль восемнадцатого столетия с своей секуляризацией жизни вторгалась
в музыку; с Моцартом революция и
новый век
вошли в искусство.
В одних я представлял борьбу древнего мира с христианством, тут Павел,
входя в Рим, воскрешал мертвого юношу к
новой жизни.
Марья Маревна
вошла в роскошную княжескую гостиную, шурша
новым ситцевым платьем и держа за руки обоих детей. Мишанка, завидев Селину Архиповну, тотчас же подбежал к ней и поцеловал ручку; но Мисанка, красный как рак, уцепился за юбку материнского платья и с вызывающею закоснелостью оглядывал незнакомую обстановку.
Нового ничего не представляется; но так как он однажды
вошел в колею и другой не знает, то и повторений достаточно, чтоб занять его мысль.
Не рано проснулся Бурульбаш после вчерашнего веселья и, проснувшись, сел
в углу на лавке и начал наточивать
новую, вымененную им, турецкую саблю; а пани Катерина принялась вышивать золотом шелковый рушник. Вдруг
вошел Катеринин отец, рассержен, нахмурен, с заморскою люлькою
в зубах, приступил к дочке и сурово стал выспрашивать ее: что за причина тому, что так поздно воротилась она домой.
В конце письма «вельможа» с большим вниманием
входит в положение скромного чиновника, как человека семейного, для которого перевод сопряжен с неудобствами, но с тем вместе указывает, что
новое назначение открывает ему широкие виды на будущее, и просит приехать как можно скорее…
Вечером, когда уже подали самовар, неожиданно приехала Харитина. Она
вошла, не раздеваясь, прямо
в столовую, чтобы показать матери
новый воротник. Галактион давно уже не видал ее и теперь был поражен. Харитина сделалась еще красивее, а
в лице ее появилось такое уверенное, почти нахальное выражение.
На первом плане выдвинулась постройка громадного стеаринового завода, устраивавшегося
новою компанией, составленною Ечкиным:
в нее
входили сам Ечкин, Шахма и старик Малыгин.
Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и устремлен к Граду Грядущему, к
Новому Иерусалиму, но
Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она
в него
войдет.
Но самая проблематика мысли к началу XX
в. очень усложнилась, и
в нее
вошли новые веяния,
новые элементы.
Так гуманистический опыт
новой истории
входит в Богочеловечество, и результатом этого является эволюция христианства.
Но К. Леонтьев был прав, когда говорил, что православие Достоевского не традиционное, не его византийско-монашеское православие, а
новое,
в которое
входит гуманитаризм.
Тем и отличается
новая религиозность, нарождающаяся
в мире, что Церковь для нее есть премудрая мировая душа,
в которую
входит не только вся полнота «духовного», но и вся полнота «светского».
В новом небе и
новой земле — вся полнота бытия, вся мощь божественного творения;
в старом небе и старой земле — действительно лишь все то творческое, что
войдет в царство Божье, остальное — призрак, ложь, обман.
Новая религиозная душа
войдет в Церковь не для отрицания творчества жизни, а для ее освящения; с ней
войдет весь пережитой опыт, все подлинные мирские богатства.
И задача
нового религиозного движения не есть обновление христианства язычеством, а скорее освобождение христианства от языческого быта, преодоление дуализма и творческое утверждение
нового религиозного бытия,
в которое
войдет и все преображенное язычество и все исполнившееся христианство.
Войдешь в квартиру надзирателя; он, плотный, сытый, мясистый,
в расстегнутой жилетке и
в новых сапогах со скрипом, сидит за столом и «кушает» чай; у окна сидит девочка лет 14 с поношенным лицом, бледная.
Однажды,
войдя в гостиную, Максим застал там Эвелину и Петра. Девушка казалась смущенной. Лицо юноши было мрачно. Казалось, разыскивать
новые причины страдания и мучить ими себя и других стало для него чем-то вроде потребности.
Что ссориться-то!» Иванов
входит в пущий азарт, и Брусков, с неудовольствием замечая: «Ишь ты, какой сердитый!» — уходит с
новыми ругательствами…
Вошло пять человек, четыре человека
новых гостей и пятый вслед за ними генерал Иволгин, разгоряченный,
в волнении и
в сильнейшем припадке красноречия. «Этот-то за меня непременно!» — с улыбкой подумал князь. Коля проскользнул вместе со всеми: он горячо говорил с Ипполитом, бывшим
в числе посетителей; Ипполит слушал и усмехался.
Он умер бы, кажется, если бы кто-нибудь узнал, что у него такая мысль на уме, и
в ту минуту, как
вошли его
новые гости, он искренно готов был считать себя, из всех, которые были кругом его, последним из последних
в нравственном отношении.
— Два года назад, да! без малого, только что последовало открытие
новой — ской железной дороги, я (и уже
в штатском пальто), хлопоча о чрезвычайно важных для меня делах по сдаче моей службы, взял билет,
в первый класс:
вошел, сижу, курю.
Но разгадка последовала гораздо раньше вечера и тоже
в форме
нового визита, разгадка
в форме
новой, мучительной загадки: ровно полчаса по уходе Епанчиных к нему
вошел Ипполит, до того усталый и изнуренный, что,
войдя и ни слова не говоря, как бы без памяти, буквально упал
в кресла и мгновенно погрузился
в нестерпимый кашель.
И Лемм уторопленным шагом направился к воротам,
в которые
входил какой-то незнакомый ему господин,
в сером пальто и широкой соломенной шляпе. Вежливо поклонившись ему (он кланялся всем
новым лицам
в городе О…; от знакомых он отворачивался на улице — такое уж он положил себе правило), Лемм прошел мимо и исчез за забором. Незнакомец с удивлением посмотрел ему вслед и, вглядевшись
в Лизу, подошел прямо к ней.
Что же до хозяйства, до управления имениями (Глафира Петровна
входила и
в эти дела), то, несмотря на неоднократно выраженное Иваном Петровичем намерение: вдохнуть
новую жизнь
в этот хаос, — все осталось по-старому, только оброк кой-где прибавился, да барщина стала потяжелее, да мужикам запретили обращаться прямо к Ивану Петровичу: патриот очень уж презирал своих сограждан.
Дома Петра Елисеича ждала
новая неприятность, о которой он и не думал. Не успел он
войти к себе
в кабинет, как ворвалась к нему Домнушка, бледная, заплаканная, испуганная. Она едва держалась на ногах и
в первое мгновение не могла выговорить ни одною слова, а только безнадежно махала руками.