Неточные совпадения
Приехав
в обед
в деревню и оставив лошадь у приятеля-старика, мужа братниной кормилицы, Левин
вошел к старику на пчельник, желая узнать от него подробности об уборке покоса.
— Не могу, — отвечал Левин. — Ты постарайся,
войди в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы
в деревне стараемся привести свои руки
в такое положение, чтоб удобно было ими работать; для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют
в виде запонок блюдечки, чтоб уж ничего нельзя было делать руками.
Когда дорога понеслась узким оврагом
в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам
в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз,
в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами
в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались
в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея,
входила и
вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой
деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Шестнадцатого апреля, почти шесть месяцев после описанного мною дня, отец
вошел к нам на верх, во время классов, и объявил, что нынче
в ночь мы едем с ним
в деревню. Что-то защемило у меня
в сердце при этом известии, и мысль моя тотчас же обратилась к матушке.
Он уж прочел несколько книг. Ольга просила его рассказывать содержание и с неимоверным терпением слушала его рассказ. Он написал несколько писем
в деревню, сменил старосту и
вошел в сношения с одним из соседей через посредство Штольца. Он бы даже поехал
в деревню, если б считал возможным уехать от Ольги.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам шел, по
деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь
входил, наконец,
в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не
в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
Она с ужасом отворотилась от
деревни и
вошла в сад, остановилась, озираясь вокруг, не узнавая домов, двора.
В тот же день, прежде чем отправиться на охоту, был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее
в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого не видать беспокойства; ни ропота от нее не слыхать, ни жалоб. «Сама ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня, как есть тихоня, так сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало быть, за грехи; но мы
в это не
входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее не осуждаем. Пущай ее!»
и несмотря на значительное уменьшение расходов, доходы Григорья Ивановича не прибавлялись; он и
в деревне находил способ
входить в новые долги; со всем тем почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение
в Опекунский совет: оборот, казавшийся
в то время чрезвычайно сложным и смелым.
Она позвонила, девка
вошла и на вопросы ее отвечала, что Кирила Петрович вечером ездил
в Арбатово и возвратился поздно, что он дал строгое приказание не выпускать ее из ее комнаты и смотреть за тем, чтоб никто с нею не говорил, что, впрочем, не видно никаких особенных приготовлений к свадьбе, кроме того, что велено было попу не отлучаться из
деревни ни под каким предлогом.
Кондорсе ускользает от якобинской полиции и счастливо пробирается до какой-то
деревни близ границы; усталый и измученный, он
входит в харчевню, садится перед огнем, греет себе руки и просит кусок курицы.
Вот картинное изображение этой почти нищенской жизни, принадлежащее перу официального лица: «
В деревне Лютоге я
вошел в самую бедную лачугу, принадлежащую поселенцу Зерину, по ремеслу плохому портному, уже четыре года устраивающемуся.
За городом,
в деревне, он
вошел в трактир и там выспался.
Она все чего-то ждала, все думала: вот пройдет месяц, другой, и она
войдет в настоящую колею, устроится
в новом гнезде так, как мечтала о том, покидая Москву, будет ходить
в деревню, наберет учениц и проч.
Весной к нам
в деревню приезжал рекомендоваться один сосед, молодой человек, который, как только
вошел в гостиную, все смотрел на фортепьяно и незаметно подвигал к нему стул, разговаривая, между прочим, с Мими и Катенькой.
— Николай Иванович! Да ведь там народ сотнями гибнет. От фосфору целые
деревни вымирают: зубы вываливаются, кости гниют, лицо — язва сплошная, пальцы отгнивают!
В помещения
войдешь — дурно делается, а рабочие больше полусуток
в них работают.
— Кто? Известно кто, исправник. Это, братцы, по бродяжеству было. Пришли мы тогда
в К., а было нас двое, я да другой, тоже бродяга, Ефим без прозвища. По дороге мы у одного мужика
в Толминой
деревне разжились маненько.
Деревня такая есть, Толмина. Ну,
вошли, да и поглядываем: разжиться бы и здесь, да и драло.
В поле четыре воли, а
в городе жутко — известно. Ну, перво-наперво зашли
в кабачок. Огляделись. Подходит к нам один, прогорелый такой, локти продраны,
в немецком платье. То да се.
Проезжая
деревню, где я чинил часы, я закутался
в тулуп и лежал
в санях. Также и
в кабак, где стащил половик, я отказался
войти. Всю дорогу мы молчали — я не начинал, приказчик ни слова не спросил. На второй половине пути заехали
в трактир. Приказчик, молчаливый и суровый, напоил меня чаем и досыта накормил домашними лепешками с картофелем на постном масле. По приезде
в Ярославль приказчик высадил меня, я его поблагодарил, а он сказал только одно слово: «Прощавай!»
Никогда никому не
входило в голову, чтоб
в этой яме могла держаться рыба, особенно караси: мальчишки увидели плавающие поверху темные тучи какой-то рыбы и рассказали о том
в деревне.
Но вид
деревни,
в которой старушка родилась и провела свою молодость вплоть до замужества, соблазнил ее: она
вошла на улицу.
Он
вошел в свою комнату: письмо на столе бросилось ему
в глаза."А! от Тани!" — подумал он и заранее обрадовался; но письмо было из
деревни, от отца.
Мы
вошли в уборную, где
в золоченом деревянном канделябре из «Отелло» горел сальный огарок и освещал полбутылки водки, булку и колбасу. Оказалось, что Корсиков
в громадном здании театра один-одинешенек. Антрепренер Воронин уехал и
деревню, сторожа прогнали за пьянство.
Когда же, оставивши сына,
Он с бабой
в деревню входил:
«Как пьяных, шатает кручина!
Гляди-тко!..» — народ говорил.
Евгений с тех пор, как встретил ее с ребенком, не видал ее. На поденную она не ходила, так как была с ребенком, а он редко проходил по
деревне.
В это утро, накануне Троицына дня, Евгений рано,
в пятом часу, встал и уехал на паровое поле, где должны были рассыпать фосфориты, и вышел из дома, пока еще бабы не
входили в него, а возились у печи с котлами.
— Ну, да вот. Когда я был холостым, я имел глупость
войти в сношения с женщиной здесь, из нашей
деревни. То есть, как я встречался с ней
в лесу,
в поле…
Ехать
в деревню и жениться… на этой мысли Эльчанинов остановился; она казалась ему лучшей и единственной: по крайней мере он будет иметь цель, а если достигнет ее, так
войдет в совершенно новые обязанности.
Пока мы переходили через поляну, турки успели сделать несколько выстрелов. Нас отделяла от них только последняя большая заросль, медленно поднимавшаяся к
деревне. Мы
вошли в кусты. Все смолкло.
Владимир Сергеич побежал на крик. Он нашел Ипатова на берегу пруда; фонарь, повешенный на суку, ярко освещал седую голову старика. Он ломал руки и шатался как пьяный; возле него женщина, лежа на траве, билась и рыдала; кругом суетились люди. Иван Ильич уже
вошел по колена
в воду и щупал дно шестом; кучер раздевался, дрожа всем телом; два человека тащили вдоль берега лодку; слышался резкий топот копыт по улице
деревни… Ветер несся с визгом, как бы силясь задуть фонари, а пруд плескал и шумел, чернея грозно.
Мы въехали
в деревню и скоро остановились у ворот замка. Я велел людям слезть и
в сопровождении унтер-офицера
вошел в дом. Всё было пусто. Пройдя несколько комнат, я был встречен самим графом, дрожащим и бледным, как полотно. Я объявил ему мое поручение, разумеется он уверял, что у него нет оружий, отдал мне ключи от всех своих кладовых и, между прочим, предложил завтракать. После второй рюмки хереса граф стал просить позволения представить мне свою супругу и дочерей.
Всех жуковских ребят, которые знали грамоте, отвозили
в Москву и отдавали там только
в официанты и коридорные (как из села, что по ту сторону, отдавали только
в булочники), и так повелось давно, еще
в крепостное право, когда какой-то Лука Иваныч, жуковский крестьянин, теперь уже легендарный, служивший буфетчиком
в одном из московских клубов, принимал к себе на службу только своих земляков, а эти,
входя в силу, выписывали своих родственников и определяли их
в трактиры и рестораны; и с того времени
деревня Жуково иначе уже не называлась у окрестных жителей, как Хамская или Холуевка.
Вдоль реки шла дорога; он пошел по ней и прошел до обеда.
В обед он
вошел в рожь и лег
в ней. К вечеру он пришел к
деревне на реке. Он не пошел
в деревню, а к реке, к обрыву.
— Понемногу,
в сотне тысяч
деревень, — захлёбываясь словами, говорил он, — каждогодно
входят в жизнь молодые, доброжелательные умы, и скоро Русь увидит себя умной, честной.
Разговариваем всю дорогу до
деревни, и, лишь
войдя в улицу, наши конвоиры снова погрубели и грозно командуют нами.
Анна Федоровна вместе с братцем
вошли в чайную комнату, из которой окна были на
деревню, посмотреть гусаров. Из окна очень мало было видно, заметно было только сквозь пыль, что какая-то толпа двигается.
На Воздвиженье, 14 сентября, был храмовой праздник. Лычковы, отец и сын, еще с утра уезжали на ту сторону и вернулись к обеду пьяные; они ходили долго по
деревне, то пели, то бранились нехорошими словами, потом подрались и пошли
в усадьбу жаловаться. Сначала
вошел во двор Лычков-отец с длинной осиновой палкой
в руках; он нерешительно остановился и снял шапку. Как раз
в это время на террасе сидел инженер с семьей и пил чай.
— Как ваша
деревня прозывается, стари́нушка? — спросил Никифор Захарыч,
войдя в избу и снимая с себя промерзшую дубленку. Он позамешкался немного, убирая лошадей. Василий Борисыч
в это время успел уж скинуть шубу и залез
в теплое местечко, на полати.
На другой день рано утром, когда
в барском доме еще спали, Степан надел свою старую одежу и пошел
в деревню. Звонили к обедне. Утро было воскресное, светлое, веселое — только бы жить да радоваться! Степан прошел мимо церкви, взглянул тупо на колокольню и зашагал к кабаку. Кабак открывается, к несчастью, раньше, чем церковь. Когда он
вошел в кабак, у прилавка уже торчали пьющие.
В передней раздался звонок.
Вошел красивый студент
в серой тужурке, с ним молодая девушка — розовая, с длинною косою. Это приехали за Варварой Васильевной из
деревни ее брат Сергей и сестра Катя.
Поездки
в Нижний и
в деревню почти
в каждую летнюю вакацию вели дальше эту скрытую работу над русской действительностью. И
в Нижнем, и
в усадьбе отца, я
входил в жизнь дворянского общества и
в крестьянский быт с прибавкой того разнообразного купеческого и мещанского разночинства, которое имел возможность наблюдать на Макарьевской ярмарке.
Мать моего жизнерадостного парижанина была полная, рыхлая, нервная и добродушная особа, вдова, живущая постоянно
в своей усадьбе,
в просторном, несколько запущенном доме и таком же запущенном саде. Всем гостям ее сына нашлось помещение
в доме и флигеле. Сейчас же мы
вошли в весь домашний обиход,
в жизнь их прислуги,
в нравы соседней
деревни.
Через три дня мы пришли
в Маймакай. Город был битком набит войсками и бежавшими из
деревень жителями. Жутко было
войти в фанзу, занятую китайцами. Как разлагающийся кусок мяса — червями, она кишела сбитыми
в кучу людьми.
В вони и грязи копошились мужчины, женщины и дети, здоровые и больные.
Скотный двор был на конце
деревни и окнами
в поле: следственно, из него не было видно, что делалось на улице. Луиза с воспитателем своим
вошла в жилище скотника, никем из домашних его не примеченная. Каким же чувством поражены они были, отворив потихоньку дверь! Что ж представилось им тогда?
По первому взгляду на
деревню,
в которую
вошел Владимир, можно было сейчас узнать, что ее обитатели русские.
— Эта
деревня, — сказал мне мой спутник, — замечательна недавним подвигом нашего невооружённого солдатика, который,
войдя в одну из фанз, застал
в ней двух японских солдат и китайца
в мирной беседе.
— Две недели, — продолжала Глаша, — все шло хорошо, но
в одну ночь жена моего господина возвратилась из
деревни и захотела нечаянно обрадовать его, подкралась на цыпочках и
вошла в спальню.
В описываемое нами время
в селе Грузине царил образцовый порядок — там сам граф
входил положительно во все, и кроме того, за всеми глядел зоркий глаз графской экономки Настасьи Федоровны Минкиной. На улицах села была необыкновенная чистота, не видно было ни сору, ни обычного
в деревнях навозу, каждый крестьянин обязан был следить за чистотой около своей избы, под опасением штрафа или даже более строгого наказания.
Помню, что, приехав
в деревню Озерки, где содержался подсудимый (не помню хорошенько, было ли это
в особом помещении, или
в том самом,
в котором и совершился поступок), и
войдя в кирпичную низкую избу, я был встречен маленьким скуластым, скорее толстым, чем худым, что очень редко
в солдате, человеком с самым простым, не переменяющимся выражением лица.
— Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, André! Ты не забудь, что она воспитана и выросла
в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно
входить в положение каждого. Tout comprendre, c’est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной
в деревне и
в ее положении? Это очень тяжело.
10-го октября,
в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился
в деревне Аристове, приготавливаясь
в точности исполнить отданное приказание, всё французское войско,
в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую, Калужскую дорогу и стало
входить в Фоминское,
в котором прежде стоял один Брусье.
Четвертое: Вице-король овладеет
деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и
войдут в линию с прочими войсками.