Неточные совпадения
В круге людей
возникло смятение, он спутался, разорвался, несколько
фигур отскочили от него, две или три упали на пол; к чану подскочила маленькая, коротковолосая женщина, — размахивая широкими рукавами рубахи, точно крыльями, она с невероятной быстротою понеслась вокруг чана, вскрикивая голосом чайки...
И теперь сквозь хаос всего, что он пережил,
возникали эпические
фигуры героев Суоми, борцов против Хииси и Луохи, стихийных сил суровой природы, ее Орфея Вейнемейнена, сына Ильматар, которая тридцать лет носила его во чреве своем, веселого Лемникейнена — Бальдура финнов, Ильмаринена, сковавшего Сампо, сокровище страны.
И чем более он всматривался в соединение несоединимых форм птиц, зверей, геометрических
фигур, тем более требовательно
возникало желание разрушить все эти
фигуры, найти смысл, скрытый в их угрюмой фантастике.
И сейчас в голове у него быстро
возник очерк народной драмы. Как этот угрюмый, сосредоточенный характер мужика мог сложиться в цельную, оригинальную и сильную
фигуру? Как устояла страсть среди этого омута разврата?
Перед ним, как из тумана,
возникал один строгий образ чистой женской красоты, не Софьи, а какой-то будто античной, нетленной, женской
фигуры. Снилась одна только творческая мечта, развивалась грандиозной картиной, охватывала его все более и более.
Он снова пошел сквозь толпу, но теперь сзади него
возникал глухой ропот, и чем глубже уходила его
фигура, тем выше поднимались крики.
Голос старушки, выражение всей
фигуры изменялись с непостижимою быстротою; все существо ее мгновенно отдавалось под влияние слов и воспоминаний, которые
возникали вереницами в слабой голове ее: они переходили от украденных полушубков к Дуне, от Дуни к замку у двери каморы, от замка к покойному мужу, от мужа к внучке, от внучки к Захару, от Захара к дедушке Кондратию, которого всеслезно просила она вступиться за сирот и сократить словами беспутного, потерянного парня, — от Кондратия переходили они к Ване и только что полученному письму, и вместе с этими скачками голос ее слабел или повышался, слезы лились обильными потоками или вдруг пересыхали, лицо изображало отчаяние или уныние, руки бессильно опускались или делали угрожающие жесты.
«Да, — продолжал он размышлять, — вот она, судьба будущего человека. Она поставила уже мальчишку на дорогу. Тятька и посельщик… Две координаты будущей жизни… Любовь сына, послушание отцу — две добродетели, из которых может выработаться целая система пороков. Житейский парадокс, и этот парадокс, быть может, воплотится в какую-нибудь мрачную
фигуру, которая
возникнет из этого мальчика с такими синими глазами…»
И по неясной для него самого аналогии в его воспоминании наряду с этой темной
фигурой возникала другая, вставал в душе эпизод далекого детства.